У Фредди замерло сердце.
– Нет… то есть я хотела сказать «да».
Фредерика совсем утратила способность здраво мыслить, увидев, как он разгневан.
– Кстати, Фредди, на какое число оно назначено? – язвительно процедил сквозь зубы Бентли. – Я хотел бы внести его в свое расписание общественных мероприятий: возможно, удастся поздравить счастливых молодоженов где-нибудь в промежутке между одной из моих вакханалий и совращением девственницы.
– Бентли, прошу тебя! – Фредерика слишком поздно поняла, что в голосе ее звучит отчаяние. – Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел, что я с тобой разговариваю. Разве тебе это не понятно?
– Не странно ли это, Фредди? Ведь мы с тобой такие старые друзья! В прошлый раз, когда мы случайно встретились, ты была более приветливой.
– Не понимаю, – пожала она плечами, – зачем тебе это все?
– Не могу объяснить, – заявил Бентли, сердито поблескивая глазами. – Может, мне от нечего делать пришло в голову провести вечер с разодетыми, перекормленными и раздувшимися от собственной значимости людьми. А может, я просто пытаюсь понять, как это возможно: сегодня страстно заниматься любовью со мной, а завтра выйти замуж за другого. Да, черт возьми! Именно это я и пытаюсь понять!
Фредерика отвернулась от него:
– Уйди, Бентли, прошу тебя. То, что произошло между нами, было ужасной ошибкой.
– Ну уж нет, никакой ошибки не было! Мы делали это по доброй воле.
– Ну пожалуйста! – У нее задрожал голос. – Умоляю тебя, не устраивай скандал.
– В таком случае ответь мне, черт возьми! – Схватив Фредди за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в глаза. – Скажи мне, как может сделать это женщина – фактически сделать дважды, – а потом отвернуться и заявить, что с кем-то, о ком я даже никогда не слышал, помолвлена? Может, объяснишь мне? Если сможешь объяснить, я уйду, не сказав больше ни слова.
Она попыталась вырваться из его рук:
– Не трогай меня! Я свободная женщина и могу выйти замуж за того, за кого захочу.
– Ты так думаешь? – Он возвышался над ней, высокий, поджарый и очень опасный – с таким шутки плохи. – Скажи мне, Фредди, – прошептал он вкрадчивым голосом, – а эта твоя старая любовь понимает, что получает поврежденный товар? Известно ли ему, что он не будет у тебя первым?
Фредерику неожиданно охватил гнев, и, не успев подумать, она закатила ему увесистую пощечину.
– Ах ты злобная маленькая ведьма! – проворчал Бентли, хватая ее за руку.
– Отпусти немедленно, свинья, или я закричу!
Он презрительно усмехнулся:
– Давай, Фредди, любовь моя, кричи! Пусть вся эта проклятая толпа примчится сюда. Мне нечего терять, но пищей для сплетен я их надолго обеспечу.
Она судорожно втянула воздух, поняв, что это не пустые слова, он действительно так и сделает. Он заметил, что она колеблется, и прошептал, снова привлекая ее к себе:
– Скажи мне, Фредди, почему ты выходишь замуж за другого? Почему?
Она заметила, что он сильно взволнован. Не остались незамеченными и слова «за другого». Фредерика попыталась призвать на помощь здравый смысл. О чем он подумал? Чего хочет? Должна ли она объяснить ему ситуацию? Она понимала, что без объяснения он не уйдет, но сражаться с ним у нее не было сил.
– Это решение моей семьи, – заявила она уклончиво. – Такова женская доля, Ратледж. Что для нас лучше, решаем не мы.
На мгновение его красивое лицо опечалилось, и он вздохнул:
– Ах, Фредди, как это на тебя не похоже! Ты для этого слишком своевольна.
Она вдруг почувствовала, что больше не выдержит, и воскликнула, с трудом сдерживая слезы:
– Да, это так. И к чему привел мой бунтарский характер? Только к неприятностям. И не лги мне, Бентли, не говори, что ревнуешь, потому что мы оба знаем, что это не так. Признайся, ты ведь как не хотел меня несколько недель назад, так не хочешь и сейчас. Во всем, что произошло, виновата я. Я поступила необдуманно, теперь сожалею. Но мне неведомы правила игры, в которую ты, судя по всему, собираешься играть, и я не знаю, что надо делать. И уж, конечно, не понимаю, какое тебе до всего этого дело.
В бальном зале под ними умолкла музыка. Бентли молча смотрел на нее, и Фредди не могла понять, что означает этот взгляд, но что-то в нем тронуло ее сердце. На мгновение ей показалось, что он едва сдерживает гнев, и слезы полились ручьем. И тут он сломался: крепко прижав ее спиной к мраморной колонне, накрыл ее губы своими.
Фредерика на какое-то мгновение утратила способность думать, перестала даже дышать, попыталась отвернуться, оттолкнуть его, упершись ладонями в плечи, но безуспешно. Его широкие ладони буквально обожгли обнаженную кожу рук, язык проник к ней в рот, и как-то само собой получилось, что Фредерика прижалась к нему всем телом. Он взял ее лицо в ладони, чтобы губы не ускользнули от него. На сей раз это не был поцелуй легкомысленного повесы. Им, казалось, владела необузданная страсть, неутоленное желание.
На мгновение оторвавшись от нее, Бентли взмолился:
– Только не плачь, Фредди! Умоляю тебя, только не плачь!
Потом его длинные сильные пальцы зарылись в ее волосы, язык проник глубоко в рот, и все тело Фредди охватила дрожь. Она ощущала запах крахмала от его галстука, терпкий аромат одеколона и жар мужского тела. Он целовал ее снова и снова, слегка царапая кожу начинавшей отрастать щетиной, и Фредерике было страшно, страшнее, чем в тот раз, когда он лишил ее девственности. Тогда он был просто бесшабашным Ратледжем, а этот мужчина пугал ее накалом своих страстей.
Она, должно быть, вскрикнула: не выпуская ее лица из ладоней, он чуть приподнял голову, обжигая ее кожу горячим прерывистым дыханием. Потом его хватка ослабла, и буря страсти улеглась так же неожиданно, как началась.
Только тут Фредерика осознала, что отвечала на его поцелуи, а руки ее обнимают его за талию, забравшись под фрак, и что дыхание у нее такое же горячее и прерывистое. Она едва подавила в себе желание вновь потянуться к нему губами, и он, как молитву, прошептал:
– Господи! Господь всемогущий!
Бентли крепко прижал ее к себе, и на мгновение, перестав сопротивляться, Фредди поддалась этому безумию и обмякла в его объятиях, в его сильных руках. Его тело было полно жизненной энергии и мощи, и она почувствовала себя очень слабой, обессилевшей и сбитой с толку. Под шелком его жилета мощно билось сердце.
– А теперь скажи мне, Фредерика, – спросил он хрипло, – испытываешь ли ты те же самые эмоции, когда тебя целует твой жених? От его прикосновения у тебя перехватывает дыхание? Подкашиваются ноги? Скажи, что это так, и, клянусь, я спущусь по этой лестнице и навсегда уйду из твоей жизни.
Но Фредерика молчала, да и что тут скажешь? Никого другого у нее не было и никогда не будет, но куда хуже другое: она инстинктивно понимала, что ни с кем не испытает таких же чувств, как с ним. В том-то и заключалась опасность. Всего каких-то несколько недель назад она, глупая девчонка, считала, что все на свете знает, но, как выяснилось, цену неприкрытой человеческой страсти ощутила лишь теперь, будучи обесчещенной.
Фредди боялась что-либо говорить, потому что не доверяла собственным чувствам, да и о ребенке надо было подумать. Его безопасность и благосостояние она не могла подвергать риску даже ради удовлетворения своего темного желания, которое обещало сладкое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Она отчаянно пыталась запретить себе желать Бентли Ратледжа, хотела забыть связанные с ним удовольствия, но ее тело само тянулось к нему, и ей вдруг стало страшно, что у нее нет ни сил, ни воли сопротивляться этому.
Похоже, ее молчание его расстроило: он вдруг резко отстранился и уставился в пол. Повисшая тишина прерывалась лишь взрывами смеха и музыкой, доносившимися из бального зала.
Наконец он заговорил, не глядя на нее:
– Скажи мне, Фредерика, чего ты хочешь, и поставь на мне крест, черт бы тебя побрал!
У нее едва не остановилось сердце.
– Поставить крест?..
Бентли медленно поднял голову, и она увидела в его глазах… отчаяние. Это совершенно не вязалось с обликом отъявленного негодяя и распутника.
– Я не находил себе места все это время, – признался Бентли. – Если я тебе нужен, то, умоляю, так и скажи, освободи меня от этого адского чувства вины.
Адское чувство вины. Это просто слова, или они и правда выражают то, что он чувствует? И что он может ей предложить?
Впоследствии Фредерика не могла сказать, откуда взялась храбрость – если это можно так назвать – солгать ему. Но она собралась с духом и прошептала:
– Я не могу рисковать и уезжаю из Англии. Мне нужна жизнь спокойная и обеспеченная. Это самое лучшее для… для всех заинтересованных сторон. У тебя нет причин считать себя виноватым.
Ее рука словно сама собой поднялась и легонько опустилась на его плечо. От этого прикосновения его тело напряглось, из горла вырвался то ли хрип, то ли стон.
– Ты прав в одном: то, что мы делали, мне понравилось, а дальше я собираюсь делать то, что хочу… Тебя устраивает такой ответ?
– Да, вполне, – кивнул Бентли и, даже не взглянув на нее, быстрым шагом пошел в сторону галереи, завернул за угол и исчез.
Фредерика, казалось, целую вечность стояла, прислушиваясь к его удаляющимся шагам. Ей вдруг стало страшно, как будто она только что совершила величайшую ошибку в своей жизни. Но ведь он ничего ей не предложил, да она ничего и не просила. В любом случае Бентли Ратледж не смог бы стать хорошим отцом, надежным верным мужем, даже если бы захотел. Да, все так, но что делать с ее глупым сердцем?
Фредерика подхватила юбки и помчалась за угол, к балюстраде. Ухватившись за ограждение, она наклонилась так низко, что закружилась голова, и отчаянно принялась шарить взглядом по толпе внизу. Гостей пригласили в столовую, и бальный зал быстро пустел. Бентли видно не было.
Тем временем Бентли спустился по лестнице в бальный зал, повторяя как заклинание: «Только не останавливайся и не поднимай глаз». Похоже, он выпутался из этой истории без потерь.