– Твой ребенок! Твой путь! Как ты смеешь даже предполагать, что я не стану заботиться о благополучии этого ребенка? Поверь, Ратледж, я очень хорошо знаю, как важно иметь родителей, чувствовать, что тебе есть на кого опереться. Прежде чем нести подобную чушь, представь себе, каково ребенку без обоих родителей, как это было у меня.
Бентли отвел от нее взгляд и уставился куда-то в глубину музыкальной комнаты. О да, она это знала, и наверняка гораздо лучше, чем он. Фредерика сама осталась сиротой, а Бентли по собственной безалаберности оставил без матери своего первого ребенка – их с Мэри дочь. Из-за его легкомыслия Бриджет умерла. Но с этим ребенком все будет по-другому. Об этом ребенке он знает. Он не допустит того же греха. Только в качестве потенциального мужа Фредерика, по-видимому, считала его полным ничтожеством, и он не мог бы утверждать, что она была не права.
Ратледж подошел к окну и, сложив за спиной руки, уставился в бесцветный туман, а Фредерика опять села на крутящийся табурет возле пианино. Через некоторое время он вернулся к ней, опустился на колени и взял ее руки в свои.
– Ах, Фредди, мы должны быть вместе, нас же страстно влечет друг к другу. Неужели ты даже не хочешь попытаться?
– Нет, не хочу, – ответила она печально. – Когда тебе навязывают жену, вряд ли это доставит удовольствие. Таким, как ты, ни жена, ни дети не нужны.
Бентли наклонился и легонько коснулся ее щеки:
– А девушкам вроде тебя не нужны такие мужья, как я. Думаешь, я этого не знаю? Но мы попытаемся. Ведь каким будет наш брак, зависит только от нас.
– Ты, наверное, думаешь, что я тебя заманила в ловушку? – явно расстроенная, сказала Фредерика. – Ох, Бентли, я ведь просто не подумала о последствиях. Кто же знал, что вот так, сразу, ребенок!
Бентли поднялся и положил руку на ее узкое плечико:
– Это моя вина. Нам не следовало… Я хочу сказать, что я не был… готов.
Фредди смутилась:
– Ты думаешь, я была?
Бентли покачал головой:
– Видишь ли, всякий раз, когда занимаешься… гм… этим… рискуешь зачать ребенка.
Она взглянула на него и вдруг рассмеялась:
– Силы небесные, Ратледж! Ты, должно быть, с твоим образом жизни стал папашей целой крикетной команды!
– Вообще-то есть способы этого избежать. А ребенок у меня всего один… был. – Он показал пальцем на ее пока еще плоский живот. – Это второй. Но даже если бы этого не случилось, я все равно женился бы на тебе: это дело чести.
Она вздернула точеный подбородок и вскочила:
– Значит, для тебя важно поступить как джентльмен, я правильно поняла?
– Совершенно верно, – выдохнул он с облегчением.
Фредди почему-то обидел его ответ, и, с укором взглянув на него, она принялась расхаживать взад-вперед по комнате. Бентли был неплохой игрок и понимал: когда в руках партнера плохие карты, он отчаянно ищет выход. Почему бы и ему не поступить так же? Зачем так упорно карабкаться на гильотину семейной жизни? Он решил, что это из-за того, что сделал с Мэри, из-за того, что не сумел позаботиться об их ребенке. Все закончилось ужасно, и он не хотел повторения.
Но что, если ничего не получится? Тогда он окажется в ловушке. Опять. Только на этот раз в ловушке он окажется не один. Его опять охватила паника – ладони увлажнились, руки задрожали. Господи, только не здесь и не сейчас! Ему стало душно, словно из комнаты выкачали весь воздух.
Сможет ли он стать верным мужем? Надежным отцом? Сможет ли пообещать никогда не бросать ее? Он оперся рукой о фортепьяно и попытался выровнять дыхание.
Когда осознал, что должен жениться, Бентли сказал себе, что это всего лишь незначительное неудобство, что ничего не изменится, но, похоже, измениться должно было все, на меньшее Фредди не согласится. Да, они страстно желали друг друга. Даже сейчас, глядя на нее, он ощущал реакцию своего тела, но боялся, что это продлится недолго. К тому же Фредерика заслуживала большего, чем просто физическое влечение.
Он вдруг отчетливо осознал, что, женившись, отказывается от того, что всегда поддерживало его во всех житейских ситуациях: от свободы встать и уйти – из комнаты, из страны, даже из чьей-нибудь жизни, если этот кто-то становится слишком близким, слишком требовательным, слишком… неудобным ему. И никто, даже его сестра Кэтрин, не мог им командовать или навязывать свою волю – ни угрозами, ни шантажом, ни призывами к совести, – не мог заставить его любить, быть покорным или испытывать другие подобные эмоции. Он поклялся себе, что больше не будет жить так, как раньше. И если за свою свободу ему приходилось платить жизнью в некоторой изоляции, он не мог бы сказать, что чрезмерно страдает от этого.
Но справедливо ли обрекать на такую жизнь Фредерику?
Она наконец перестала метаться по комнате и, прямо взглянув на него, вдруг сказала:
– Это может закончиться тем, что мы возненавидим друг друга.
«Скорее она возненавидит меня», – подумал Бентли, а вслух сказал:
– Нет, этого не случится. Мы несем ответственность перед ребенком.
– Ах, Бентли, – проговорила она печально, – смогу ли я на тебя положиться? Будешь ли ты нам опорой?
Вопрос прозвучал так искренне, что сомнения с новой силой охватили Бентли. Он подошел к ней, взял за руку и торопливо проговорил:
– Давай дадим себе год, что-то вроде испытательного срока, и посмотрим, что из этого получится.
– Год? – в ужасе воскликнула Фредди.
Бентли поспешил исправиться:
– Ладно, пусть будет полгода. Если по истечении этого срока мы поймем, что несчастны друг с другом, то станем жить раздельно. Но я должен иметь возможность видеться с ребенком, знать, что все идет хорошо. А ты должна обещать, что никуда не уедешь. Я предоставлю тебе дом и слуг, а также все, что требуется ребенку.
– Бентли, этого недостаточно!
Ратледж понял ее по-своему:
– Хорошо. Пять тысяч в год.
– Пять тысяч фунтов? – Фредди посмотрела на него так, словно у него вдруг выросли рога.
Господь всемогущий! Он и представить не мог, что Фредди так меркантильна. И в то же время откуда ему знать, каково это – одной растить ребенка.
– Тогда десять тысяч…
– Прекрасно! – выкрикнула Фредди. – Если тебе так хочется.
– Или пятнадцать? – добавил он торопливо. – В общем, сколько надо. Черт возьми, да что я говорю? Ведь если мы поженимся, то все, чем я владею, и так будет твоим. Ну что, попытаемся? Обещаю, что сделаю все, чтобы быть хорошим мужем.
Фредди поморщилась:
– Ох, Бентли, то, что ты говоришь, ужасно: деньги, раздельное проживание… О боже, как мы до этого докатились?
Он пожал плечами и широко развел руки. Надо было как-то разрядить обстановку.
– Что касается меня, то я тогда был сильно под хмельком, – он помолчал, самодовольно улыбнувшись. – А вот что толкнуло тебя на это? Ты не устояла передо мной, потому что я неотразим?
Позднее Бентли не мог себе объяснить, зачем задал этот идиотский вопрос. Уж не надеялся ли услышать, что она с младых ногтей испытывала к нему неразделенную любовь? Или что ее всегда тянуло к никчемным распутникам?
Фредди, сложив руки на коленях, словно школьница, глубоко вздохнула.
– Не знаю. Я была очень обижена. И зла. И я думаю… – она помолчала, словно пытаясь точнее сформулировать мысль. – Да, я думаю, что мне просто хотелось отомстить Джонни, наказать его.
Бентли ушам своим не верил.
– Отомстить Джонни?
У нее задрожали губы.
– Ну, понимаешь, заставить его пожалеть о том, что отказался от меня.
Ратледж почувствовал, как в нем закипает гнев и обида:
– То есть ты отдалась мне, чтобы досадить другому?
Фредерика потупилась и прошептала:
– Ну… еще мне хотелось узнать, как это бывает. Я слышала, как Уинни говорила, что ты в этом знаешь толк.
– Проклятье! Какой же я идиот! – выругался Бентли, с силой отталкиваясь от фортепьяно.
Фредди, оказывается, он даже не нравился! Она просто хотела насолить другому! Это было так горько и так обидно, что Бентли опять утратил самообладание и едва ли не прорычал:
– Позволь мне и тебе сказать кое-что, Фредерика! Меня, случалось, использовали, мной злоупотребляли и обвиняли во всех смертных грехах, но, бог свидетель, мне не нравится, когда меня используют в отместку другому парню, и я не буду, черт возьми, заезжать к старику Джонни на чашку чая, чтобы поболтать об этом, но клянусь: еще одна подобная выходка – и я отшлепаю тебя по заднице.
Фредди вздернула свои потрясающе красивые брови и, окинув его презрительным взглядом, прошипела:
– Только попробуй! Раннок тебе голову оторвет. Ну а если от тебя что-нибудь после этого останется, так я сама с тобой расправлюсь! Кстати, чтобы ты знал: я считаю все, что ты говоришь, глубоко оскорбительным.
Бентли схватил ее за плечо и, развернув к себе, насмешливо произнес:
– Дорогая, во мне почти все глубоко оскорбительно, так что тебе лучше привыкнуть к этому с самого начала.
Она открыла было рот, но вдруг лицо ее сморщилось, и она разразилась слезами.
Бентли удивленно уставился на нее: «Да черт возьми! Опять довел до слез!» – и, отпустив ее плечо, обеими руками схватился за голову и взмолился:
– Боже мой, Фредди, только не плачь! Ну прошу тебя, ну пожалуйста, не надо. Все что угодно, только не слезы! Ты же знаешь, что я не могу этого видеть.
Фредди не поняла, как, но вдруг оказалась в его объятиях, уткнувшись в лацкан пиджака. А ведь именно с этого все и началось. Он терпеть не мог – нет, просто в ужас приходил, когда женщины плакали. И если такое случалось, он либо сбегал, либо задаривал их драгоценностями, либо держал в постели до потери сознания. Неудивительно, что Фредди беременна: если так пойдет и дальше, то они и впрямь обзаведутся крикетной командой (при условии, конечно, что она останется с ним).
– Я ничего не могу с собой поделать! – сквозь слезы пробормотала Фредди. – Я теперь такая странная: то смеюсь, то плачу, то мне хочется есть, то тошнит даже от запаха еды. Я сама на себя не похожа. Эви говорит, что, как только родится ребенок, все наладится, но я ей не верю.