Глядя на ее страдания, Бентли чувствовал себя последним мерзавцем. Почему, ну почему он не сумел удержать свое мужское орудие в брюках?
– Боже мой, – прошептал он покаянно, – ведь это я во всем виноват!
– Нет, – едва слышно прохрипела Фредди.
– Нет, не ты, – уверенно пискнул голосишко где-то возле его коленей. – Это ребеночек виноват, тот, который у нее в животе.
– Господь милосердный! – простонала Фредди, склонившись над горшком.
А Мэдлин продолжила объяснять:
– Ребенки там писают и какают, а еще любят брыкаться и вертеться, так что все нутро переворачивают.
– Нутро?
– Ну да. Кишки там, желудок, печенку, – уточнила малышка, чем вызвала у Фредди очередной приступ. – Из-за этого ее и рвет.
– А ты откуда все это знаешь? – поразился Бентли.
– У мамы тоже все нутро переворачивалось, ее каждый день рвало, но не очень долго. У нее тоже скоро пройдет, когда она станет толстой-претолстой.
– О господи! – взмолилась Фредди.
– Потом, когда Эмми выскочила из животика, мама опять стала красивой. Уинни говорила, что младенцы похожи на фунтовый кекс, смазанный маслом.
Стоило Фредди представить эту картину, как она рассталась с остатками своего ужина.
Прошло немного времени, Фредерике полегчало, и они смогли отправиться на пикник. Она с удовольствием растянулась на старом шерстяном одеяле, опершись на локти, подставив спину лучам послеполуденного солнца. Бентли лежал на спине, прикрыв ладонью глаза от солнца. Его сюртук, жилет и галстук были небрежно свалены в кучу на траве. Он дремал и, несмотря на легкую щетину, которая уже показалась на лице, выглядел значительно моложе, почти мальчишкой, и это было очень трогательно.
Фредерика смотрела на мужа и радовалась, что они могут провести время наедине. Удивительно, как быстро изменилась ее жизнь. Она теперь замужняя дама. И муж ее не кто-нибудь, а Бентли Ратледж, очаровательный повеса, которого она знала добрую половину своей жизни. Впрочем, теперь она начала сомневаться, что знала его вообще. Бентли оставался загадкой, которую она очень хотела разгадать. Фредди казалось, что успех их совместной жизни будет во многом зависеть от этого.
Хорошо, что он вытащил ее на пикник: у нее по крайней мере перестали путаться мысли и прошла тошнота. Дети, как оказалось, были приглашены на обед к своим кузинам и кузенам в Белвью, поэтому Фредерика и Бентли отправились на пикник одни. Быстрым шагом они прошли около мили, пока не добрались до облюбованной Бентли рощицы на холме, откуда Чалкот был виден. Заявив, что это самое прекрасное место во всей Англии, он расстелил одеяло. Фредерика вскоре поняла, почему он так считает. С этой высокой точки открывался великолепный вид на перелески и низины, деревеньки с домами, сложенными из камня, и шпилями церквей. Среди зеленых пастбищ, на которых паслись овцы, несла свои воды река Коулн.
Устроившись поудобнее, они с аппетитом перекусили холодным цыпленком, фруктами, сыром и хлебом с хрустящей корочкой. Фредерика ела понемногу, опасаясь приступа, но Бентли то и дело совал ей в рот кусочек то яблока, то сыра. Потом, завалившись на живот, он развлекал ее смешными рассказами о выходках Мэдлин и других детей, и она с удовольствием слушала, наблюдая, как легкий ветерок играет его волосами.
Фредерика чуть наклонила голову и, разглядывая профиль мужа, вдруг обнаружила между Мэдлин и ее дядюшкой немалое сходство. Не зря, наверное, у лорда Трейхорна постоянно озабоченно нахмурен лоб, подумалось ей, когда она вспомнила, что Бентли с братом не ладят между собой. Она знала, что некоторое соперничество между братьями – дело обычное: Тео и Гас, например, постоянно соревновались в разных мужских занятиях, но темная туча, нависшая над Чалкотом, отнюдь не объяснялась братским соперничеством. Судя по всему, в основе их отношений лежала какая-то недосказанность, словно старая незажившая рана, которую, по мнению Фредерики, следовало лечить.
Неожиданно раздался колокольный звон, и Фредерика взглянула в сторону церкви Святого Михаила, шпиль которой золотился в лучах солнца. Колокольный звон как будто окропил освежающим дождем окрестные холмы, и ей начало казаться, что хорошо бы навсегда остаться здесь и лежать на солнце рядом с Бентли, прислушиваясь к колокольному звону.
Увы, в жизни все не так уж просто. Как сложится ее жизнь с Бентли? Они никогда не обсуждали этот вопрос, и это ее беспокоило. Сколько времени они пробудут в Чалкоте? Подумал ли он о том, где будет жить их новая семья: в Лондоне, в его коттедже? И смогут ли они быть по-настоящему счастливы, если этот брак был навязан ему лишь обстоятельствами?
– Задумалась? – раздался над ее ухом хрипловатый шепот.
Фредерика испуганно вздрогнула, так что подбородок соскользнул с подпиравшей его руки. Бентли рассмеялся и снова перекатился на спину, потянув ее за собой.
– О чем это ты так глубоко задумалась, любовь моя?
– Сама не знаю, – распластавшись на его груди, сказала Фредди. – Я пребываю в некоторой растерянности…
– В растерянности? – он провел рукой по ее щеке. – А если поконкретнее?
Положив голову ему на грудь, Фредерика уставилась на заросли ежевики и задумчиво проговорила:
– Я не знаю, что с нами будет дальше. Может, уже пора подумать об этом?
– Давно пора! Как-никак мы женаты уже целых три дня!
Фредди почувствовала, что он едва сдерживает смех, и с огорчением взглянула на него:
– Ах, Бентли, ты бываешь когда-нибудь серьезным?
– Извини, Фредди, – произнес он изменившимся тоном, в котором слышалась искренняя нежность. – Я никогда не умел строить планы на будущее…
– Почему?
Он предпочел обойти этот вопрос и продолжил:
– Но, если скажешь, что именно тебе хочется знать, я попытаюсь начать прямо сейчас.
Фредерика перевела взгляд с его лица на зеленые дали – так почему-то ей было легче разговаривать – и начала, решив все выяснить до конца:
– Мне надо знать, о чем ты думаешь, Бентли. Что у тебя на уме? Что ты чувствуешь? Ты не можешь быть таким беспечным, каким кажешься. Ты счастлив со мной? Ты действительно рад, что у нас будет ребенок? Я хочу также знать, как долго мы будем гостить в Чалкоте и где будем жить, когда…
– Тебе здесь не нравится? – прервал он ее и, взяв ее пальцем за подбородок, повернул лицом к себе. – Если тебе не нравится, мы завтра же уедем.
Глядя ему в глаза, она покачала головой и тихо сказала:
– Мне здесь очень нравится, это самое прекрасное место на свете, но это не наш дом. Мы здесь погостим, а потом поедем жить в твой коттедж в Хемпстеде? Или купим дом в Лондоне и будем жить там?
Бентли чувствовал беспокойство в голосе жены. Нельзя сказать, что он совсем не думал об этом, просто еще ничего не решил окончательно, но Фредди хотела определенности и стабильности в жизни, как и большинство женщин. Может, она нуждалась в этом даже больше прочих, об этом не следует забывать.
– Ты хотела бы жить в Лондоне?
Она вздохнула и призналась:
– Не очень. Но мне показалось, что ты…
– Что я умру в деревне со скуки? – закончил он за нее.
– Да, – сказала она, пожав плечами.
Именно в этот момент он понял, что любит деревню: нет места лучше, чтобы растить ребенка… нет, детей. Он хотел иметь их несколько. И пусть растут здесь, потому что, несмотря на разные воспоминания, эта деревня – его родной дом. Просто здесь им с Кемом всегда было тесновато вместе. Именно это наряду с другими причинами заставляло его время от времени убегать отсюда.
Бентли поцеловал жену в лоб и пообещал:
– В таком случае мы купим себе дом в деревне. Должен сказать, что я наконец-то пришел к этому решению.
– А мы сможем… себе это позволить?
Он взглянул на нее и рассмеялся.
– Разумеется, и даже не один. Конечно, Роузлендс – красивое местечко (когда-нибудь мы съездим туда, и я покажу тебе великолепные розарии), но дом там маловат для крикетной команды, которой я намерен обзавестись. Что еще ты хотела бы знать, любимая?
Она подняла голову и взглянула ему в глаза:
– Я хочу знать, есть ли у тебя любовница. Если есть, то имей в виду: я этого не потерплю. Мне следовало сказать об этом до того, как мы поженились. И еще ты должен рассказать о своем ребенке, о котором упоминал однажды в музыкальной комнате. Хорошо ли о нем заботятся? И мальчик это или девочка?
У Бентли перехватило дыхание: вопросы стали потруднее. Он не помнил, когда упоминал о Мэри и Бриджет и упоминал ли вообще. Наверное, все-таки упоминал.
– Когда-то у меня была любовница, которая родила мне ребенка, девочку, Бриджет, но она умерла в младенческом возрасте.
Фредди тихо охнула.
Он почувствовал печаль в ее голосе, но просто не мог заставить себя рассказать ей подробности. Во всяком случае, не сейчас, когда они ждут собственного ребенка.
– Так о чем еще ты спрашивала? – напомнил он, взяв себя в руки. – А-а, о любовнице! Нет, у меня никогда не было содержанок. И пока мы с тобой живем под одной крышей, любовниц тоже не будет.
– Но где она сейчас, мать той маленькой девочки? – спросила Фредди и, откатившись от него, села.
– Она тоже умерла, – буркнул Бентли, поднимаясь. – Ладно. Если ты удовлетворена ответом, то давай не будем больше говорить на эту тему.
Он подал ей руку и помог встать. Взявшись за руки, они направились к небольшой рощице.
– Ты спросила, счастлив ли я, – заговорил он, отшвырнув ногой камень с тропинки. – Да, я счастлив с тобой. А что касается ребенка, то я сожалею, что все произошло так, как произошло, но не могу сказать, что не рад этому.
– Я тоже рада, – улыбнулась Фредди, одарив мужа сквозь длинные, густые ресницы лукавым взглядом.
Бентли понял, что это благодаря ему засияли ее глаза, что это он хоть ненадолго сделал ее счастливой. Его охватило желание. Ему нужно было сию же минуту почувствовать ее под собой, услышать ее прерывистое дыхание, ощутить ее страсть, причем не для того, чтобы удовлетворить собственную похоть или доставить ей удовольствие, а для того, чтобы скрепить, словно печатью, те слова, которые они только что произнесли.