Фредерика не знала, что сказать на это.
– Она умерла недавно?
– Некоторые сказали бы, что недостаточно давно, – пожала плечами виконтесса.
– Вот как? – промолвила Фредерика. Вот она опять, эта поразительная прямолинейность Ратледжей. – Ее… не очень любили?
– О нет, в определенных кругах любили, даже очень, – пробормотала виконтесса. – Кассандре было скучно в деревне, поэтому ее приятели и разного рода дамские угодники толпами приезжали сюда из Лондона. Жить в Чалкоте, когда там находились Кассандра и отец, было все равно что в Брайтонском павильоне.
– Такое трудно даже себе представить, – удивилась Фредерика. – Сейчас здесь так мирно.
Виконтесса усмехнулась:
– Шумные пирушки здесь не прекращались до тех пор, пока у Кема не лопнуло терпение. Он строго поговорил с Кассандрой, выгнал всех ее любовников и, так сказать, посадил под домашний арест. Господи, я до сих пор помню, какие ужасные скандалы она устраивала ему по этому поводу! Клялась, что отомстит, грозилась даже убить. Господи, это был настоящий кошмар! Я иногда думаю, что мы с Бентли чудом выросли нормальными людьми, – она взглянула на Фредерику и подмигнула: – Ну, почти нормальными.
– Похоже, Бентли был очень одинок.
Леди Веденхайм пожала плечами и призналась:
– Он был маленькой тенью отца, что не назовешь полезным для ребенка. А еще у него были миссис Нафлз и я. Вот и все, пожалуй.
– У вашей матушки что, не было каких-нибудь родственниц?
Виконтесса покачала головой:
– Только ее сестра Агнес Белмонт, но мы, бедные родственники, были ей не нужны.
Белмонт… Откуда ей знакома эта фамилия?
– Бентли говорил, что Чалкот посещает призрак Джона Камдена, – сказала Фредерика. – Люди действительно верят в это?
Улыбка леди Веденхайм опять стала озорной.
– Некоторые верят. Знаете, дедушка, разделяя землю между мамой и тетушкой Белмонт, грозился появляться там после смерти, если не будет выполнено его условие. Предполагалось, что их дети, заключая браки между собой, должны были воссоединить Чалкот с Белвью. Только тогда его дух сможет успокоиться.
Вдруг ей вспомнилось: Белвью, Белмонт. Не была ли Джоан той девушкой, на которой хотели жениться и лорд Трейхорн, и Бентли? Боже милосердный! Куинни об этом говорила, но Фредерика не вслушивалась в ее болтовню. Должно быть, она задумалась, и леди Веденхайм, заметив это, положила ладонь на ее руки.
– Думаю, вы слышали сплетни, что Бентли был влюблен в Джоан? Но это все пустая болтовня, всего лишь обычное соперничество между двумя братьями, постоянно выясняющими, кто круче, хотя, по сути, ни тому ни другому она не была нужна.
Фредерика не подала вида, но ее встревожили слова, что Бентли хотел жениться на Джоан, и она поспешила сменить тему разговора:
– А где ваш отец, миледи? Тоже похоронен здесь?
– Боже мой, зови меня просто Кэтрин! – воскликнула та. – Да, его могила здесь, сразу за могилой матери.
Фредерика взглянула на надпись:
– Ну и ну! Он тоже умер совсем не старым. Что, болел?
– Нет, конечно, если не считать тридцати лет пьянства, азартных игр и распутства. А умер он от сердечного приступа во время совокупления с бывшей гувернанткой Арианы, – Кэтрин возмущенно передернула плечами. – Замять этот скандал не удалось, так что его смерть стала притчей во языцех для всего Глостершира и половины Англии.
Она говорила о своем отце почти без эмоций, как и Бентли.
– А чьи это новые могильные камни? – спросила Фредерика. – Те, которые в конце ряда с надписью «О’Гэвин»? Или они относятся к другому ряду?
– Нет, – как-то неуверенно сказала Кэтрин. – Там похоронена… Мэри. С ней у Бентли… были отношения, еще в юности. Это была короткая связь, но родился ребенок, Бриджет. Она тоже похоронена здесь, вместе с матерью.
У Фредерики перехватило дыхание.
– Я бы не обратила внимания, но фамилия…
– Ирландская, – пояснила Кэтрин. – Мэри была из Сент-Джайлса, бедного, богом забытого местечка. Но, насколько я поняла, моему брату она нравилась. А возможно, он просто жалел ее. Никогда не знаешь точно, какие чувства испытывает Бентли.
Фредерика не знала, что сказать, а сестра Бентли смотрела на нее так, словно ожидала каких-то слов, потом вдруг призналась:
– Иногда мне хочется задушить братца собственными руками. Он вам ведь ничего об этом не рассказывал?
– Рассказал… но без подробностей.
– И на том спасибо, мне не придется начинать все с самого начала, – с облегчением вздохнула Кэтрин, поднимаясь. – Подробности этой истории действительно печальны. Она, конечно, была… его любовницей, если называть вещи своими именами. Она родила девочку, когда он находился в Индии, отдала в воспитательный дом где-то в портовом районе Лондона. Ему об этом она не сообщила.
Фредерика охнула:
– Это что-то вроде сиротского приюта?
– Да не вроде, а сиротский приют, – с горечью проговорила Кэтрин, чуть помедлив. – И, разумеется, ребенок умер, как и многие другие брошенные дети. Я до сих пор не понимаю, почему она не обратилась к нам или к кому-то из друзей Бентли. Но теперь мы этого не узнаем, потому что вскоре умерла и Мэри. И мать, и дочь были похоронены в Лондоне в могилах для бедняков. Узнав о ребенке, Бентли… – Кэтрин махнула рукой в сторону могилы.
– Силы небесные, неужели он перевез их останки сюда? – воскликнула Фредерика, бессознательно прикрыв свой живот руками.
Виконтесса некоторое время молчала, потом продолжила рассказ.
– Удивительно, что именно Бентли настоял на этом и все организовал сам, хотя преподобный Бэзил был не очень-то доволен тем, что на погосте церкви Святого Михаила будут могилы католиков. Но братец стоял на своем, потому что совсем потерял голову, и Кем, слово которого здесь закон, в конце концов согласился. Господи, я никогда не видела, чтобы Бентли был так зол на мир. Ни с Кемом, ни даже с моим мужем такого не бывало, хотя у них дьявольски горячий нрав.
– Просто он хотел, наверное, чтобы о них не забыли, – задумчиво сказала Фредерика. – Думаю, это правильно.
История, рассказанная Кэтрин, вселила в нее уверенность, потому что теперь ей стал понятен страх мужа лишиться возможности заботиться о ребенке, пусть еще и не родившемся.
Виконтесса Веденхайм внимательно посмотрела на нее, потом сказала:
– Вы очень необычная, дорогая.
Она медленно пошла по тропинке вперед, и Фредерика, захватив свои букеты, пошла за ней следом.
– Вы знали, что я рано осиротела? – спросила она у Кэтрин. – В Португалии, во время войны. К счастью, моя английская кузина пожелала взять меня к себе. Возможно, поэтому я и считаю, что Бентли поступил правильно.
– Думаю, что моему брату очень повезло с супругой, – улыбнулась виконтесса и взяла Фредерику под руку. – Признаюсь, я очень боялась, что он опять впутался в какую-нибудь историю, тогда как, судя по всему, на сей раз обошлось.
Кэтрин наклонилась, смела с надгробия опавшие листья и тихо, с горечью проговорила:
– Ужасно, наверное, быть похороненным там, где некому скорбеть о том, что тебя не стало.
– Да, никому не пожелаешь, – согласилась Фредерика.
Задушевный разговор закончился, и Кэтрин сменила тему.
– Какие необычные букеты, – заметила она, глядя на цветы в руках Фредерики. – Вы принесли их на чью-то могилу?
– Признаюсь, я об этом не подумала. А цветы подарили мне Джарвис и Мэдлин. Думаю, можно положить букетики на могилу их бабушки. Сегодня это, наверное, будет уместно.
Кэтрин улыбнулась и предложила:
– Ну что, родственница, хотите, подвезу вас на холм? Моя двуколка стоит прямо за воротами.
– Вы одна проехали весь этот путь? – удивилась Фредерика.
– Я всегда езжу одна, – усмехнулась виконтесса. – Я, знаете ли, ужасно экстравагантна. А сегодня двуколка запряжена парочкой красавцев серой масти, которых я совсем недавно приобрела на «Таттерсоллз». Обещаю, что доедем без приключений.
Но Фредерике пока не хотелось возвращаться домой, и она вежливо отказалась:
– Спасибо, но я, пожалуй, зайду ненадолго в церковь Святого Михаила. Была рада познакомиться с вами.
Поцеловав золовку в щеку, Кэтрин накинула капюшон и направилась к воротам, а Фредерика, положив цветы рядом с букетом виконтессы, пошла вниз по зеленому склону к церкви.
Церковь Святого Михаила хоть и была очень древней, но прекрасно сохранилась. По некоторым элементам можно было предположить, что строилась она саксонцами, например по двери, разбухшей от дождей так, что ее нижняя планка зацепилась за плиты, которыми был вымощен двор, и поэтому дверь не закрывалась до конца. Каблучки полусапожек Фредерики звонко цокали по плитам пола, пока она шла по проходу между скамьями. В церкви царил полумрак, потому что солнце еще не заглянуло в витражные стекла окон. Ратледжам принадлежала передняя скамья, но она села возле одной из внушительных норманнских арок. Вдруг откуда-то сверху послышались голоса.
Фредерика с любопытством вытянула шею, оглядев сводчатый потолок, но ничего не увидела, а голоса услышала опять – мягкий женский и гулкий мужской. Очевидно, двое спускались с колокольни. Фредерика напрягла слух и, уловив звук шагов по винтовой каменной лестнице, решила, что это, наверное, всего лишь Джоан и Бэзил.
Осторожно выглянув из-за колонны, она заметила темно-коричневую юбку женщины, но когда увидела мужчину, обомлела: это был вовсе не священник, а ее муж. Его широкие плечи заполнили весь проем двери, выходивший к алтарю, и на одном плече у него висела свернутая кольцом измочаленная грязная веревка. Спустившись, он обернулся, протянул свободную руку и помог женщине сойти с последней ступеньки. Джоан и Бентли? Они немного задержались у двери, глядя в глаза друг другу. Фредерика понимала, что должна как-то дать знать о своем присутствии, но вместо этого во все глаза смотрела, как Джоан легонько приложила руку к его груди, там, где сердце. Этот жест говорил о близости: как между лучшими друзьями, как между двоюродным братом и сестрой, и только.