Синьора Кастелли оказалась миниатюрным седовласым тираном, а ее кузина, добродушная миссис Витторио – немного моложе ее, зато значительно толще – была ее компаньонкой. Сжав в хрупких пальцах золотой набалдашник трости, синьора окинула Фредерику взглядом с головы до ног, а миссис Витторио принялась описывать кулинарные изыски, которые им предстояло отведать за ужином. Кэтрин, загадочно улыбаясь, с готовностью сложила с себя полномочия хозяйки, узурпированные этой парочкой.
Вскоре детям надоело возиться, и все, кроме Арианы, помчались в детскую, чтобы занять места на лошадках-качалках, привезенных синьорой из Лондона. Прозвучал гонг – сигнал к ужину, и лорд Трейхорн, как это повелось в Чалкоте, повел Фредерику к столу. Втайне она была несколько разочарована, потому что ей хотелось сидеть рядом с лордом Веденхаймом, который буквально заворожил ее своей неординарной внешностью.
Она наблюдала за ним, пока все семейство рассаживалось вокруг стола. Виконт был, пожалуй, самым высоким среди присутствующих мужчин, из-за чего немного сутулился. Руки его были жилистые и явно очень сильные. Его волосы были черны как смоль, под стать глазам, а на мизинце правой руки он носил неограненный изумруд размером с полупенсовик, хотя на его руке он совсем не выглядел крупным. Веденхайма можно было бы назвать привлекательным, если бы не крупный крючковатый нос и слишком смуглая кожа. Со своими гладко зачесанными назад прямыми волосами он напоминал ворона. Этому способствовал и строгий черный костюм, в который он был одет.
Несмотря на свой французский титул, говорил Веденхайм скорее как немец или итальянец, но откуда бы ни был родом, весь его вид подтверждал, что с ним шутки плохи. Рядом с виконтом сидела Хелен – судя по всему, они были старые друзья. Вскоре у них разговор зашел о листовой плесени, поразившей виноградники на родине Хелен, и лорд Трейхорн, чуть наклонившись к Фредерике, пояснил:
– Вы, возможно, не знали, что муж Кэтрин занимается виноделием. Или, вернее, этим занимается его бабушка, а Макс отвечает за финансирование.
– Вот как? – удивилась Фредерика. – А Бентли вроде бы говорил, что он служит в полиции.
– Да, и это тоже, – кивнул Трейхорн. – И, если верить слухам, он отличается весьма крутым нравом.
У Фредерики округлились глаза, но больше Трейхорн ничего сказать не успел: в этот момент вошли два лакея с тарелками и огромной хрустальной салатницей.
Хелен кивнула, и перед ней поставили тут же наполненную тарелку.
– Выглядит восхитительно! Скажите-ка мне, миссис Витторио, что это за зелень?
– Шпинат, – вмешалась синьора, но смотрела не на Хелен, а через стол на Фредерику.
– Да, – подтвердила миссис Витторио, – это шпинат, очень молодой и нежный.
Наконец лакеи дошли до Фредерики. Поставив перед ней наполненную тарелку, они пошли было дальше, но синьора прищелкнула пальцами и указала на нее:
– Добавь-ка ей…
Чуть помедлив, лакей положил в тарелку Фредерики добавки, а синьора Кастелли примяла салат вилкой и приказала:
– Ешь, carissima[13], тебе это нужно.
Фредерика послушно принялась за еду. Хоть старая хрупкая дама и приковыляла в столовую, опираясь на роскошную трость, вряд ли это кого-то обмануло. Не приходилось сомневаться, что, если кто-то осмелится вызвать неудовольствие синьоры, она, не раздумывая, проучит провинившегося этой самой тростью.
Ужин продолжался в том же духе: синьора решала, что именно и в каком количестве должна есть Фредерика, и ни один человек за столом не смел противоречить ей, словно между ними существовало молчаливое согласие всячески ублажать синьору. Еда, впрочем, была выше всяких похвал. Но в конце концов ужин закончился, разговоры смолкли, и леди поднялись из-за стола. Синьора взяла свою трость и стукнула ею об пол. Все головы повернулись к ней, а она взглянула на Веденхайма и заявила:
– Свой портвейн, внучек, вы будете пить в курительной комнате.
Улыбка чуть тронула уголок губ Веденхайма:
– Разумеется, мэм, как скажете, мэм.
Мадам, не удостоив его ответом, направилась к двери. Веденхайм жестом приказал лакею отнести графин и поднос с бокалами в соседнюю комнату, а Бентли вскочил, чтобы открыть ей дверь.
На пороге, однако, старая женщина остановилась и, обратившись к нему, прошептала:
– Заколдованный рыцарь, вот мы и встретились снова. У нас осталось одно не доведенное до конца дельце, помните?
– Какого рода дельце, мэм? – удивился Бентли.
Синьора лукаво прищурилась:
– Пойдем-ка в библиотеку. Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Если хочешь, захвати с собой портвейн… нет, я даже настаиваю на этом.
Десять минут спустя Бентли, прихватив с собой бокал портвейна, уже шел в слабо освещенную библиотеку, а пока глаза привыкали к сумраку, думал: «Будь я проклят, если знаю, какого черта впутался в эту историю!»
Она была уже там, эта чокнутая посланница ада, этот демон от виноторговли. Она устроилась в темном углу, словно паучиха «черная вдова» в ожидании жертвы. Бентли был знаком с синьорой Кастелли – пару раз ему приходилось встречаться с этой дамочкой, внушающей суеверный страх, но он решительно не знал, что ей было нужно от него сейчас.
Синьора сидела в напряженной позе за маленьким столиком, одетая, как всегда, в черные шелка. Ее шею украшало тяжелое золотое распятие, висевшее на нитке черного янтаря, в ушах сверкали рубиновые серьги размером с виноградину.
– Подойди ближе, рыцарь, – приказала она тихим хриплым голосом. – Я стара, и зрение мое слабеет, но ты такой красавчик, что даже мне хочется тобой полюбоваться.
– Всегда готов доставить удовольствие даме, – с усмешкой ответил Бентли.
Старуха хихикнула и кивнула:
– Что правда, то правда. И в этом половина твоей проблемы.
Бентли рассмеялся, пересек комнату и подошел к столу, где сидела синьора. В камине горел огонь, но его пламя почти не освещало комнату. Одна половина лица синьоры Кастелли была освещена пламенем, а другая оставалась в тени. Бентли сел, а она придвинула к себе единственную свечу, отчего на ее лице заметались жутковатые тени. Потом она взяла со стола что-то завернутое в черную ткань, развернула ее и взяла в руки толстую колоду старых потрепанных карт.
– Э-э нет, – запротестовал Бентли, отодвигая свое кресло. – Нет, синьора. Вы сегодня пригласили сюда не того мужчину. У меня нет желания заглядывать в будущее.
Старуха усмехнулась и, поднявшись из-за стола, подошла к камину.
– Понятно. Потому что ты боишься его, рыцарь. Мы все боимся, если достаточно дальновидны.
Бентли встал и взмолился:
– Подождите, синьора! Я ценю ваше благородное намерение, но дальновидностью не отличаюсь, так что предпочитаю получать от жизни сюрпризы.
Ее лицо приняло суровое выражение, и она отчеканила:
– У твоей жены три месяца беременности, рыцарь. В твоем браке не все идет гладко. А что касается сюрпризов, то, я бы сказала, их у тебя хватит на целую жизнь.
Бентли почувствовал, как сердце у него вдруг замерло от страха. Синьора, как всегда, знала то, что вовсе ее не касалось. Если о состоянии его брака можно было без труда догадаться, то относительно беременности его жены знали немногие. Интересно, что еще она знала? Он вдруг почувствовал себя очень неуютно в ее обществе.
«Но ведь она всего лишь чудаковатая старуха», – напомнил он себе. Кем, наверное, рассказал о состоянии Фредерики Кэтрин, а она – синьоре. И ничего в этом нет загадочного. Он взглянул на нее. Синьора стояла у камина, повернувшись к нему согнутой от возраста спиной.
– Почему бы вам не пойти в гостиную и не погадать кому-нибудь из леди, мэм? – предложил Бентли. – Уверен, что Хелен, например, это бы очень заинтересовало.
Старуха пренебрежительно взглянула на него через плечо, достала из кармана бумажный пакетик и высыпала его содержимое в огонь. Опершись на каминную полку, она так низко наклонилась над пламенем, что Бентли испугался, как бы она не упала в огонь. Уголь зашипел и стал потрескивать, пошел белый дым и, свиваясь спиралью, зазмеился к дымоходу. Синьора Кастелли наклонилась еще ниже и сунула в струю дыма колоду карт.
Бентли сорвался с места и оказался рядом с ней.
– Боже милосердный, синьора! – обхватив ее за талию, он выхватил из огня ее руку. – Надо быть осторожнее!
Старуха рассмеялась ему в лицо, а Бентли принялся осматривать ее руку, поворачивая то так, то этак. Как ни удивительно, пламя не подпалило даже черное кружево на ее манжете.
– Ну как, заметили ожоги? – усмехнулась синьора. – Думаю, что нет.
Бентли отпустил ее ладонь и осторожно взял под локоть, чтобы сопроводить к креслу.
– Вам повезло, мадам. Что, черт возьми, вы собирались сделать?
Синьора тяжело опустилась в кресло и прошептала, бросая взгляд через плечо:
– Карты следует очистить. Только так можно добиться ясного видения.
Бентли вернулся на свое место:
– При всем моем уважении к вам, мэм, мне все это кажется абсолютным вздором.
Синьора Кастелли указала на него костлявым пальцем:
– Вокруг тебя и так немало зла, и не тебе отказываться от предсказаний.
Она шлепнула на стол колоду карт и потребовала:
– Прикоснись к ним и настройся увидеть невидимое.
Бентли умудрился даже подмигнуть ей и пошутил:
– Синьора, мне всегда везет больше, если карты тасует прекрасная женщина. Начинайте, ну что же вы?
Старуха что-то проворчала.
– Какой же ты трус! – возмутилась она. – Это же надо так бояться узнать будущее! Ну же, смелее! Подумай о женщине и ребенке! Сними колоду трижды налево левой рукой!
Позднее Бентли не смог бы объяснить, как это произошло, но его пальцы стали действовать сами по себе, словно принадлежали не ему, а кому-то другому. Он и опомниться не успел, как снял эти проклятые карты – левой рукой, налево, – и проворчал:
– Вот, пожалуйста.
Старуха снова смела карты со стола и перетасовала на удивление проворными пальцами, потом мастерски выложила два ряда по десять карт и крест из шести карт. Бентли с некоторым интересом наблюдал за этими манипуляциями. Он уже видел эту салонную игру, а однажды даже позволил погадать ему. Каждый раз карты раскладывали иначе, но на сей раз это было нечто совершенно странное.