И тут она увидела его и на мгновение замерла. Она вскинула голову, глаза ее широко открылись. Волосы ее растрепались, одной рукой она высоко приподнимала подол юбки, другой удерживала на груди накинутую на плечи шаль.
– Ох, слава богу, это правда! Я так беспокоилась, Бентли!
Ее слова и явное облегчение, с которыми они были произнесены, сказали Бентли все, что он хотел узнать. Он широко раскинул руки, и она с улыбкой на дрожащих губах быстро преодолела последние футы и бросилась в его объятия, уткнувшись щекой в его пиджак.
– Ох, Бентли, ты наконец-то вернулся!
Он почувствовал небывалое облегчение и едва не разрыдался:
– Да, я вернулся домой, Фредди, любовь моя. Ведь мой дом там, где ты.
Она всмотрелась в его лицо:
– Значит, ты прямо из Чалкота? А в дом ты заходил?
И тут он почувствовал, что Фредди что-то смущает:
– Совсем ненадолго.
Она с облегчением вздохнула:
– Бентли… то, о чем я просила, перед тем как ты уехал… Я передумала…
– Все в порядке, Фредди, дорогая.
– Я хочу, чтобы ты знал, – заговорила она торопливо. – Я была не права, совсем не права. Я передумала. Ты меня понимаешь?
Несмотря на сгустившиеся сумерки, он заметил слезы у нее на глазах, и ему стало еще труднее сдерживать свои.
– Фредди, любимая, только не плачь, – проговорил он, целуя ее. – Каждый раз, когда я вижу твои слезы, я совершаю какую-нибудь несусветную глупость.
Но отвлечь ее внимание ему не удалось.
– Значит, я опоздала, да?
Заметив, как муж часто моргает, чтобы прогнать слезы, Фредерика почувствовала себя ужасно виноватой. О возвращении Бентли она узнала случайно от одного из слуг в Белвью и тут же поспешила домой с твердым намерением просить у него прощения. Но муж выглядел таким печальным и расстроенным, каким она его еще не видела ни разу за все долгие годы, которые знала.
– Ох, Бентли…
В его взгляде больше не было гнева, только накопившаяся за многие годы усталость.
– Я сделал то, о чем ты просила, – признался он хриплым голосом. – И теперь испытываю облегчение, словно камень с души упал. Кем сказал, что мне не в чем себя винить. И я понял, что ты была абсолютно права: давно следовало все ему рассказать, освободиться от тяжелого груза.
Она смотрела на него, и глаза ее были полны слез.
– Но я не имела права требовать это от тебя. Я не понимала, насколько была не права! Ну почему ты молчал? Почему не сказал мне?..
– О чем, Фредди?
– О том, что было у тебя в детстве… – У нее прервался голос. – Господи, чего я только себе не навоображала!
Он взял ее за плечи и хрипло спросил:
– С кем ты разговаривала? С Джоан? С Кемом?
Она стойко выдержала его взгляд:
– С Кассандрой. Я нашла ее тетради. Если знать, что ищешь, там можно найти ответы на все вопросы. Но я поняла это, любимый, когда увидела дату на ее могильном камне. Это было настолько ужасно, что я с трудом смогла в такое поверить. Ведь ты был подростком, почти ребенком.
Он горько рассмеялся:
– Ребенком, говоришь? Ошибаешься. Вот мой отец так не думал. Он считал все это просто забавой. Ты даже представить себе не можешь, каким я был тогда: в мгновение ока из мальчишки превратился в мужчину.
Фредерика медленно покачала головой.
– Я просто поверить не могу. Ребенка можно подвергнуть всякого рода мерзостям, но разве он способен их понять? То, что делал твой отец, предосудительно с точки зрения морали, но то, что делала она, богопротивно: с точки зрения церкви это не что иное, как кровосмешение.
Он вздрогнул, услышав это ужасное слово:
– Да, мне это известно.
– Значит, ты все понимал?
Он помедлил:
– Нет. Откровенно говоря, тогда нет.
Она опустилась на траву, и он сел рядом.
– Ты должен простить себя, Бентли, потому что не был виноват. Просто прими это.
– Дай мне время, Фредди. Теперь я знаю, что смогу, – сказал он твердо, осознав, что так и будет.
Некоторое время они сидели молча. Горизонт потемнел, на небе высыпали звезды. Бентли окинул взглядом плодородные земли, которые его семья обрабатывала в течение восьми столетий. Похолодало, близилась ночь. Вздохнув, он обнял жену и, прижав к себе, тихо заговорил:
– В детстве я любил это место. Это был мой собственный маленький Эдем. Я делал что хотел, и никто меня не останавливал, не читал нотаций. Я скучал по матери, но не был несчастным. В то время я не чувствовал себя брошенным, скверным или нелюбимым. Мне можно было пригрозить лишь изгнанием из моего маленького рая.
– Ты боялся этого?
– О да! – вздохнул Бентли. – Каким-то образом она сумела убедить меня в том, что именно так намерен поступить со мной Кем: оторвать ото всего, что я ценю и люблю. Думаю, что с тех пор я всегда этого боялся. Мне даже кажется, что временами я сам подталкивал его к этому, чтобы прекратить ужасное ожидание. Я всегда считал, что он меня ненавидит, даже хотел, чтобы это было так!
Фредерика, чтобы успокоить, погладила его по спине:
– Я не верю, что брат ненавидел тебя.
– И ты права, – признался Бентли. – Так почему же я не могу поверить, что теперь все в порядке?
– Потому что раньше ты считал себя гадким и порочным, не мог поверить, что есть люди, которые любят тебя. Прошлое осталось в прошлом.
– И слава богу, Фредди! С тех пор как она лишила меня дома, я не знал покоя нигде. Думаю, что именно поэтому я и в Чатем так часто приезжал. У вас было то, что утратил я, – дом, в котором живут родные люди, объединенные любовью и взаимопониманием.
Она удивленно взглянула на него:
– Значит, ты это чувствовал? Какое у тебя нежное сердце!
Он было отмахнулся со смехом, но она продолжила свою мысль:
– Может, это звучит выспренно, но это так. Как ты думаешь, почему у нас всегда были тебе рады, несмотря на слухи, которые о тебе ходили? Да потому что ни у кого из нас духу не хватало выставить тебя вон. Даже у Эллиота. Мы любили тебя, Бентли, причем любили искренне.
Он притянул ее поближе, прислонив спиной к своей груди.
– Я очень ценил вашу дружбу, Фредди. Ни ты, ни Гас, ни кто-нибудь другой даже не догадывались, насколько сильно. А после… после той ночи я целыми днями слонялся здесь в ожидании твоего ответа. Так и не дождавшись, я подумал… что потерял все: не только своих друзей, не только возможность жениться на тебе, но и ощущение покоя и дома. Мне казалось, теперь я там чужой.
Фредерика вскинула голову:
– Ты о чем?
Он пожал плечами:
– О том, что каждому нужно место, куда он мог бы прийти, где он всегда желанный гость. Для меня таким местом был Чатем. Здесь, в Чалкоте, я все изгадил, потому что не мог удержать свои брюки застегнутыми. Страшно было даже подумать, что по той же самой причине я потерял свое место и в Чатеме, а вместе с ним и тебя. Это было невыносимо.
– Ты говорил об ожидании? Чего ты ждал?
Он еще крепче обнял ее и поцеловал в затылок:
– Твоего ответа, любовь моя.
– Какого ответа? – не поняла Фредерика.
– На предложение выйти за меня замуж, конечно. Мне было больно сознавать, что ты не изъявила желания, несмотря на то что произошло между нами. Я знал, что ты никому об этом не сказала. И знаю также, что в конце концов дала согласие исключительно из-за ребенка, то есть я буквально вынудил тебя согласиться. Но, любовь моя, если только ты останешься со мной, если согласишься жить в Белвью, то у нас, уверен, все получится. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Мне многое придется исправить, но без тебя я не смогу. Я хочу, чтобы у нас была семья, настоящая семья. Что ты на это скажешь?
Но Фредерика все еще размышляла над другими его словами. Потом наконец заметила:
– Бентли, но ты никогда ничего не говорил о женитьбе. Ты… ты бросил меня среди ночи, и больше от тебя не было ни слуху ни духу! Чего ты ждал от меня? Что я спущусь к завтраку и объявлю во всеуслышание, что отдала тебе свою девственность? Да ведь Гас и Эллиот убили бы тебя! Поэтому я никому ничего не сказала.
Она спиной почувствовала, как напряглось тело мужа.
– Побойся бога, Фредди! – в ужасе воскликнул он. – Я не бросал тебя среди ночи! Уже рассвело, и твоя служанка чуть не застала нас в постели. Мне пришлось полуголым прыгать из окна! А ты знаешь, как там высоко. Я же ногу подвернул, потом целых две недели хромал!
Фредди с трудом сдержала смех:
– Не может быть!
– Тебе бы только смеяться надо мной! Разве мало я страдал, пока ожидал твоего ответа?
Она попыталась сдержать смех, но было очень трудно проникнуться сочувствием, представив, как муж, полуголый, выпрыгивает из окна третьего этажа.
– Бентли, я очень рада узнать, что ты хотел на мне жениться. Но я ведь не умею читать мысли. Можно было бы хоть записку оставить.
– Но, Фредди, я, ей-богу, оставил записку! – удивился он. – С предложением руки и сердца. Целый час потратил, всю твою бумагу извел. Записку положил на подоконник. Ты ведь не хочешь сказать, что…
– Боже мой! – воскликнула Фредди, вытаращив глаза. – А я-то гадала, кто израсходовал всю мою бумагу!
– Неужели ты ее не видела? А я-то думал… просто с ума сходил.
У Фредерики защемило сердце. Значит, он сразу сделал ей предложение руки и сердца. И она ему поверила. После всего, через что им пришлось пройти, она не могла бы сказать, почему это было для нее так важно.
– Значит, тебе была нужна я? Ты хотел жениться на мне, а не выполнял свой долг? И не жалеешь об этом?
Бентли приложил руку к ее уже чуть округлившемуся животу и нежно погладил его.
– Видит бог, Фредди, в моей жизни было много такого, о чем я сожалею, но только не о том, что мы с тобой вместе. Дай-ка мне твою руку.
Она протянула ему ладошку. Бентли снял со своего мизинца тяжелый перстень – тот самый, который подмигивал ей в лунном свете в ту судьбоносную ночь в Чатеме, который потом безжалостно оцарапал ей висок.
– Фредерика де Авийе, – торжественно проговорил Бентли, – ты выйдешь за меня замуж?