Безумная Роща — страница 40 из 105

Сказал Навранд:

— Ничего не желаю я более того, чтобы стать твоим вассалом и дальше служить тебе.

— Должно сначала обрести свободу, и только потом решать, как поступать с ней. А для этого тебе надлежит забыть все, чему я учил тебя раньше.

Помолчал Навранд некоторое время, а после так сказал:

— Хорошо. В таком случае, я желаю забрать еще многие драгоценности из дворца Алгарсэна — для того, чтобы попытаться сотворить из них нечто новое.

Сказал ему Келесайн:

— Уверен ли ты в своем выборе? Сила твоя еще слаба и не имеет определенных свойств или качеств. Забрав часть прежнего могущества Повелителя Драгоценностей, ты можешь увеличить свою Силу и ускорить ее рост — но если в тебе самом таится великий дар, этим ты убьешь его или необратимо исказишь его развитие.

— Что это за дар? — Спросил Келесайна Навранд.

— Нет равенства меж Обладающими Силой, — промолвил Повелитель Молний. — Сила некоторых сравнима с могуществом богов, Силу других, при определенных условиях, способен превозмочь смертный волшебник или великий воин — хотя и редки такие случаи. Сильнейшие из Обладающих разделяются на шесть родов. Владыками называют их.

— Каковы эти роды и как связаны между собой Лорды, принадлежащие к какому-либо из них? — Спросил Навранд.

— Разделение это выдумано мудрецами смертных, и уже после принято Обладающими, для большего удобства. Ничем, кроме некоторого сходства в приемах волшебства и свойств своей магии, не связанны между собой принадлежащие к одному из родов, и часто бывают они враждебны друг другу.

Принадлежащие к первому из родов называются Владыками Сущего. Из них ты знаешь Ягани, Огненную Танцовщицу, и Астану, Хозяйку Деревьев. Алгарсэн, Повелитель Драгоценностей, также принадлежал к этому роду. Наиболее известен из числа Владык Сущего Кадмон, Дарующий Имена, но говорят, что сгинул он ныне.

Принадлежащих ко второму роду называют Владыками Небес. Из них — Каэрдин, Повелитель Затмений, Гасхааль, Повелитель Ворон, и я сам, Повелитель Молний, и еще многие другие Лорды.

Следует заметить также, что названные мною первые два рода наиболее многочисленны и дела их более дел других родов известны людям.

Третий род — Владыки Преисподней, иначе именуемые Великими Демонами. Ад — обиталище их. Гарасхэн, Повелитель Отчаянья, Баалхэаверд, Повелитель Слуг и Рабов, Аошеаль, Повелитель Гибели, Гйосмед, Вдыхающий Страх, Даиндар, Повелитель Боли, и еще многие, имена и титулы которых устрашают смертных.

Четвертый род — это Владыки Пределов. Тела их — пустота, и души их — неизбывный голод. Великая удача для всех, что не умеют они, в силу своей природы, сами творить волшебные дороги и странствовать между мирами, иначе жестокую войну принесли бы они во все Земли.

Пятый род — это Владыки Чар. Немногое о них известно. Невелико число их, но могущественно их волшебное искусство. Так, Шаркэль — ученик и вассал одного из них. Имя его учителя — Иланэр, Повелитель Снов. Также и Ирвейг, Повелитель Теней, некогда был учеником другого Владыки Чар — и хотя учитель Ирвейга давным-давно убит и деяния его забыты, тебе следует знать, что некогда его магии опасались даже боги. Повелителем Обратного Мира называли его. Однако не все Владыки Чар столь сильны. К числу слабейших из них принадлежала Гветхинг, Повелительница Глупости. Леонардо, Повелитель Зла, также числится среди Владык Чар, хотя и имеет, среди прочих своих владений, некоторые из областей Преисподней.

— Каков же шестой род? — Спросил Навранд.

— Владыки Безумия. Обиталище их — Царство Бреда. Неописуемо оно и изменчиво и более всего подобно ожившему кошмарному сну, но даже и такое сравнение недостаточно, чтобы описать его. Сила обитателей тех областей столь же странна, как Сила Властителей Чар, и столь же разрушительна, как Сила Владык Пределов. Но, по счастью, редко они покидают Царство Бреда и посещают Сущее, хотя всегда, когда приходят, гибель и безумие следуют по пятам за ними. А не интересуются Сущим они от того, что считают Земли всего лишь старыми своими мечтаниями, которые давным-давно наскучили им.

На сем я завершаю рассказ о Владыках. Говорил же тебе я о них для того, чтобы ты знал — приняв чужую Силу и соединив ее со своей, ты никогда не станешь одним из Владык и вряд ли прославишься в будущем, как искусный волшебник. Впрочем, если ты откажешься от этого пути, это еще не будет означать, что ты станешь Владыкой или возвысишься в волшебстве более, чем Гветхинг, которую, говорят, убил заколдованным мечом какой-то мальчишка. Все зависит от твоего собственного таланта. Если ты полагаешь, что он велик, и великое будущее ждет тебя — откажись от Силы Алгарсэна. Если полагаешь, что твой талант мал — прими ее.

— Каков же, по-твоему, мой талант, учитель?

— Невелик, по моему мнению, — отвечал Келесайн. — Ибо слишком во многом ты безоговорочно веришь мне. Даже и сейчас ты незаметно пытаешься испросить у меня совета, и боишься выбирать самостоятельно.

— Глупо было бы пренебрегать правдой, — сказал тогда Навранд. — Я слышал, что ты приобрел свою Силу за одну ночь, когда тебе не было и тридцати лет, я же более семидесяти лет хожу у тебя в учениках, и только теперь, по твоим словам, во мне начала пробуждаться Сила. Поэтому я смирю свою гордость и возьму с собой драгоценности Алгарсэна. Я сотворю с ними нечто новое, придам им некую форму, которая заполняет мое воображение, и изменю их волшебство. А там — посмотрим, каковых высот в Искусстве я достигну и какую заслужу славу.

— Хорошо, — кивнул Келесайн. — Возьми тогда этот алмаз и отыщи ему место в своем изделии. В одном этом алмазе Силы больше, чем во всем дворце Алгарсэна.

С благодарностью принял Навранд подарок Келесайна. Затем он собрал многие из сокровищ Алгарсэна и предметы, в которые тот заключал свою Силу, и унес с собой. И вот, возвел он башню в ничейных землях. Всю внутренность башни, не считая чердака и подвалов, занимала одна-единственная высокая комната. Ту комнату украсил Навранд сокровищами, унесенными из дворца, расположив их в особенном порядке и в определенной последовательности. И, повинуясь его магии, изменили кристаллы свой вид — некоторые увеличились в размерах, некоторые — в числе, а некоторые бесследно растворились в воздухе комнаты и в хрустальных зеркалах, которые украшали стены. Из других кристаллов выросли высокие колонны, обвитые ветвями изумрудов и тяжелые от веса алмазов и рубинов, что, как спелые плоды, покоились на этих ветвях. Прикоснулся Навранд к полу — темным янтарем стал пол башни. Бросил вокруг куски яшмы — и вот, среди колон поднялись невысокие плиты, подобные алтарям, и таили в себе эти плиты немалую волшебную силу, а самый большой алтарь появился перед Наврандом. Бросил тогда волшебник горсть аметистов — и вокруг алтаря появились высокие, острые многогранные иглы, голубые и фиолетовые. Поднял руку к потолку — в хризолит невиданной величины превратился потолок залы. Затем смял он в руке топазы и развеял в воздухе их пыль: загустел воздух, заполнился желтыми искрами и светом гаснущего солнца.

Совершив все это, достал он из кошеля алмаз, подаренный ему Келесайном, и поместил в алмаз всю эту комнату, а вместе с ней — себя самого, стоящего в ее центре с алмазом в руке. Рухнула тогда башня, лишенная опор, но не в силах были повредить Навранду ее камни, ибо не было его уже в этом месте.

Вскоре после описанных событий вернулся Навранд из неведомых областей в области мира Сущего. Воздвиг он себе другое жилище и поселился в нем, хотя стоит сказать, что для того только потребно было ему это жилище, чтобы принимать в нем гостей — сам он мог бы обходиться единственной комнатой, в которую отныне не имел доступа никто, кроме него самого. Из этой же комнаты черпал он свое волшебство, ибо обрел собственную магию и стал одним из Обладающих Силой. Хозяином Драгоценных Покоев стали с тех пор называть его.

ПТИЦА(история двенадцатая)

Женщину, которой Гасхааль подарил Железное Оперение, а Эмерхад — Зеркало Судьбы, звали Эала. Была она самой красивой девушкой в деревне, и именно потому и выбрал ее Эмерхад, когда пришел в деревню и поселился там, желая изучить руины, громоздившиеся неподалеку. Туземцы приняли его как одного из своих и почитали, как лучшего из них, и в первую же ночь Эала вошла в хижину чужеземца и разделила с ним ложе. Впрочем, гостеприимство туземцев происходило не от того, что таковы были их обычаи (напротив, не слишком-то жаловали они чужаков), но от того, что так пожелал Эмерхад. Ибо воля сильнейших Лордов способна, даже и без посредства заклятий, управлять естественным ходом событий. Эмерхад же был весьма искушен в Силе, и от того все, что слепо следовало своей природе, в той или иной степени подчинялось ему. Волей своей мог он вызвать дождь или ураган, способен был жить с волками и тиграми, не опасаясь их, и способен был управлять людьми в той мере, в какой не их собственная воля, но привычки и повседневное течение жизни владели ими. Поэтому ничего удивительного не нашли туземцы в его появлении, поэтому же и Эала пришла к нему в первую ночь. Ведь выбор ее (будь у нее выбор) был бы таким же, как и у самки животного: сильнейшего из соперников выбрала бы она, а кто из ее односельчан был бы способен состязаться с Повелителем Стихий? Эмерхад всего лишь сократил время ее выбора. Впрочем, следует упомянуть еще раз, что он не использовал никаких заклятий и не подчинял ее, но, обратившись к самой природе Эалы, привлек ее к себе. В совершеннейшей гармонии жили они — хозяин и его животное, и спокойна была душа Эалы, ибо силен был ее владелец. Так же и Эмерхад — по-своему — любил ее. Покидая ее, подарил ей Повелитель Знаков Зеркало Судьбы, волшебный предмет, который, как надеялся Эмерхад, сможет сделать ее счастливой так, как хотела она.

Не таков был второй подарок, сделанный Гасхаалем. Ибо Железное Оперение, превратив Эалу в полуженщину-полуптицу, изменило не только внешний облик ее, но и душу. Человеческая природа ослабла в ней, и многие условности, принятые людьми, перестали иметь для нее какое-либо значение. Жалкой, серой и безыскусной показалась Эале прежняя жизнь ее. Ибо если прежде она слепо подчинялась течению жизни и, выбирая, думала, что вполне свободна в своем выборе (в то время как выбор ее целиком зависел от побуждений ее природы), то теперь сполна познала она ценность силы и вкус ее. Сильнейший страх вызывала в ней мысль о