Шаоянь несколько секунд смотрела в глаза мужу в зеркале, а затем разбила флакон духов об стол. Гаолян подскочил от неожиданности.
– Рейчел, Рейчел, только и талдычишь последние недели, что о Рейчел! Не слышал ни слова из того, что я сказала! Тебе плевать на мои чувства! – закричала Шаоянь.
– Я только и делал, что заботился о твоих чувствах, – пробормотал Гаолян, пытаясь сохранять спокойствие.
Шаоянь сердито уставилась на мужа:
– Ха! Если бы ты был по-настоящему внимателен, то не думал бы, что я буду сидеть и улыбаться за ужином, пока ты выставляешь напоказ свою незаконнорожденную дочь в ресторане, где полно знакомых и друзей. Это потеря лица!
Гаолян вздрогнул от ее слов, но попытался защититься:
– Я пригласил только ближайших родственников – людей, которым нужно знать о ее существовании.
– Тем не менее она увидится со всеми, будут твои родители, дядя Ху, твоя сестра и ее муж с его длинным языком, слухи расползутся в кратчайшие сроки, что скажется на твоей репутации в Пекине. Можешь проститься с надеждой стать вице-премьером!
– Именно во избежание скандала я и настаивал на открытости с самого начала. Я не хотел никаких секретов. Это ты не даешь мне ничего рассказывать. А люди увидят, что я поступаю благородно со своей дочерью!
– Ты еще наивнее, чем я думала, раз считаешь, что кто-то увидит в этом благородство! Наслаждайся ужином. Я уезжаю в Гонконг. Карлтон едет со мной.
– Что?! Но Карлтон так хотел познакомиться с сестрой!
– Да он так говорил лишь затем, чтобы тебя порадовать! Ты понятия не имеешь, через какой ад ему пришлось пройти. Все эти резкие перепады настроения, его отчаяние… Ты видишь только то, что хочешь видеть.
– Я вижу куда больше, чем ты думаешь! – Гаолян впервые повысил голос. – Депрессия Карлтона скорее связана с его безрассудством, которое едва не привело к гибели в автомобильной катастрофе. Пожалуйста, не втягивай его в центр своих проблем с Рейчел.
– Разве ты не понимаешь? Он уже в эпицентре происходящего, нравится тебе это или нет! Принимая свою внебрачную дочь, ты его позоришь! Делай что хочешь, разрушай собственное будущее, но я не позволю тебе разрушить жизнь сына!
– Ты не в курсе, что Рейчел и Ник останутся здесь на два месяца? Я не знаю, чего ты добьешься, если сейчас будешь избегать их!
Шаоянь процедила сквозь зубы:
– Я решила, что не могу – и не буду! – жить под одной крышей с Рейчел Чу и Николасом Янгом.
– А чем тебе Николас Янг не угодил?
– Он сын этой двуличной интриганки, которая обманом втерлась к нам в доверие!
– Да ладно тебе. Элинор Янг оказала нам неоценимую помощь, когда Карлтон лежал в больнице.
– Это потому, что она с самого начала знала, кто он!
Гаолян разочарованно покачал головой:
– Я не собираюсь продолжать этот спор. Ты ведешь себя неразумно.
– Спор окончен. У меня самолет. Но попомни мои слова: я не позволю Рейчел или Николасу переступить порог этого дома и любого из моих домов.
– Перестань чудить! – взорвался Гаолян. – Где они, скажи на милость, должны остановиться?
– В этом городе тысяча отелей!
– Это безумие! Они приземлятся через пару часов! Как я внезапно заявлю дочери, что ей не рады в моем доме, после того как она двадцать часов провела в самолете?!
– Придумаешь что-нибудь. Это и мой дом тоже. Или они, или мы с твоим сыном – выбирай! – Шаоянь пулей выскочила за дверь, оставив мужа одного в комнате, пахнущей пряными розами и нарциссами.
3Астрид
Венеция, Италия
Людивин, я не уверена, что ты меня слышишь, ты все время куда-то пропадаешь. Сейчас я на гондоле посреди канала, и связь очень слабая. Пожалуйста, напиши мне, и я перезвоню тебе, как только сойду на берег. – Астрид убрала телефон и виновато улыбнулась своей подруге, графине Домиэлле Финци-Контини.
Она приехала на Венецианскую биеннале, и их везли в палаццо Брандолини на званый ужин в честь скульптора Аниша Капура.
– Это Венеция – нигде нет сигнала, тем более в середине Гранд-канала! – Домиэлла засмеялась, придерживая шаль из пашмины, которую трепал вечерний бриз. – Теперь закончи рассказ о своей удивительной находке.
– Ну, я всегда считала, что Фортуни[64] работал только с тяжелыми шелками и бархатом, поэтому, наткнувшись на это платье в антикварной лавке Джакарты, не знала, что и думать. Сначала решила, что это перанаканское свадебное платье двадцатых годов, но мое внимание привлекла особая плиссировка… А модель…
– Конечно, это его фирменное платье дельфос, а ткань… Боже мой, она невесомая! – сказала Домиэлла, поглаживая длинную воздушную юбку. – А цвет… я никогда раньше не видела подобного фиолетового оттенка. Очевидно, окрашено вручную, и, вероятно, самим Фортуни или его женой Анриэттой. Как тебе удается находить такие чудные сокровища?
– Домиэлла, Богом клянусь, они сами находят меня. Я заплатила за это платье около трехсот тысяч рупий, то есть около двадцати пяти долларов США.
– Вот черт! – Домиэлла смачно выругалась по-итальянски. – Меня сейчас стошнит от зависти! Я уверена, что в любом музее хотели бы заполучить это платье. Будь осторожна – Доди, вероятно, захочет купить его у тебя в ту минуту, когда увидит тебя вечером!
Главный вход в палаццо Брандолини был забит перекрещенными веслами, гости все прибывали – в гондолах, на катерах, вапоретто[65], – и Астрид снова смогла проверить свой телефон. На этот раз ей пришло письмо на электронную почту:
Мадам!
Я пишу вам с глубокой обеспокоенностью недавними действиями, предпринятыми в отношении Кассиана в Ваше отсутствие. Я вернулась домой после выходного и обнаружила, что Кассиан заперт в шкафу наверху, а Падма сидит на стуле снаружи и пялится в свой айпад. Я спросила, что происходит, и она сказала: «Господин велел мне не выпускать Кассиана». Я спросила, как долго Кассиан находился в шкафу, и она ответила, что он просидел там четыре часа. Ваш муж был на деловом ужине. Когда я выпустила Кассиана, мальчик был очень расстроен.
Видимо, Майкл наказывал Кассиана за его последний проступок – сегодня вечером мальчик играл со световым мечом и случайно слегка поцарапал дверцу старинного «Порше Спайдер 550» в большом зале. Позавчера Майкл отправил Кассиана спать без ужина, потому что мальчик произнес китайское ругательство. Видимо, это слово недели в детском саду, и все мальчики наверняка его использовали, хотя дети понятия не имеют, что говорят. А-Лянь объяснила мне, что оно значит. Уверяю вас, пятилетний ребенок не может понять, что такое половой акт между отцом и дочерью.
На мой взгляд, такие дисциплинарные меры в отношении Кассиана крайне неразумны. Они не решают проблемы и только пестуют новые фобии и обиду на отца. Уже второй час ночи, а Кассиан все еще не может заснуть. Впервые с трех лет он снова боится темноты.
Астрид читала письмо с нарастающим разочарованием и грустью. Она отправила короткое текстовое сообщение мужу, затем ей помогли выйти из гондолы следом за графиней. Они вошли в первый зал палаццо, где над остальной обстановкой доминировала огромная позолоченная скульптура, подвешенная к потолку.
– Беллисима! Интересно, это одна из новых инсталляций Аниша? – Домиэлла обернулась, чтобы оценить реакцию Астрид, и обнаружила, что та даже не заметила парящую над головой скульптуру. – Все хорошо?
Астрид вздохнула:
– Каждый раз, когда я уезжаю, с Кассианом возникает очередная проблема.
– Он скучает по маме.
– Нет, дело не только в этом. То есть он, конечно, скучает по мне, но я намеренно совершаю эти короткие поездки, чтобы Кассиан мог наладить отношения с отцом. Он настоящий мамин хвостик, и я пытаюсь как-то на это повлиять, поскольку вижу, в кого превратился мой брат. Но каждый раз, когда я уезжаю, всегда возникает проблема. Кассиан с Майклом всегда в контрах.
– Что значит «в контрах»?
– Они ссорятся. Майкл требует идеального поведения от сына. Командует им, как солдатом. Скажи, когда Лукино и Пьер Паоло были в возрасте Кассиана и ломали что-нибудь ценное, как ты с ними справлялась?
– Боже мой, да сыновья разгромили весь дом! Мебель, ковры – всё уделали! Однажды во время драки они пробили локтем картину Бронзино. К счастью, это был портрет довольно некрасивой тетки – какой-то прапра моего мужа, рожденной в результате кровосмешения…
– И как вы с мужем поступили? Наказали их?
– За что?! Они всего лишь мальчишки.
– Вот именно! – вздохнула Астрид.
– О божечки, идет этот маньяк, торговец произведениями искусства, который пытается втюхать мне Гурски[66]. Я не устаю повторять, что, если бы мне пришлось смотреть на огромную фотографию амстердамского аэропорта Схипхол весь день, я бы повесилась. Пойдем наверх!
Несмотря на все усилия дам избежать нежелательной встречи, дилер догнал их в Большом бальном зале на втором этаже.
– Графиня! Как приятно вас видеть, – произнес он с диким акцентом, пытаясь расцеловать ее в обе щеки. Она подставила только одну. – Как там ваши родители?
– Все еще живы, – ответила Домиэлла.
После секундной заминки дилер хрипло хохотнул.
– Это моя подруга Астрид Леонг-Тео.
– Приветствую, – сказал он, приподнимая уродливые толстые очки в роговой оправе.
Он собрал досье на каждого состоятельного азиатского коллекционера, который может посетить биеннале в этом году, но, поскольку не узнал Астрид, сосредоточился на ее подруге:
– Графиня, я надеюсь, что вы когда-нибудь дадите мне возможность провести вас через немецкий павильон.
– Простите, мне нужно быстренько позвонить, – сказала Астрид, направляясь на балкон.
Домиэлла посмотрела на дилера и с сожалением покачала головой:
– Вы только что упустили шанс всей своей жизни. Вы знаете, кто моя подруга? Ее семья – азиатские Медичи, и она собирается купить музей в Сингапуре.