лянную панель, затем птичка отпрянула, а через несколько секунд снова налетела на стекло, как маленький маятник.
– Я все думаю, то ли она точит ключ, то ли реально пытается проникнуть внутрь, – сказал Ник.
– А ты не пробовал отодвинуть стеклянную панель и посмотреть, залетит ли она? – предложил Колин.
– Э-э-э… нет. – Ник посмотрел на друга так, будто это была самая блестящая идея, которую он когда-либо слышал.
Колин взял пульт и нажал кнопку. Стеклянные панели легко раздвинулись. Голубая сойка помчалась в гостиную на реактивной скорости, направляясь прямо к массивной картине из ярко окрашенных точек на дальней стене, и начала беспощадно клевать одну из ярко-желтых точек.
– Картина Дэмьена Херста! Все это время птицу привлекали яркие точки! – изумился Ник.
– Ты уверен, что это не самый маленький в мире искусствовед? Посмотри, как она атакует эту картину.
Ник поспешил отогнать птицу.
Колин растянулся на скамейке от Джорджа Накасимы.
– Ну, Ники, мне неприятно говорить очевидные вещи, но вот перед тобой маленькая птичка, которая пытается пробиться сквозь огромную пуленепробиваемую стеклянную стену. Абсолютно невозможная ситуация. Ты сам говоришь, что сойка прилетала каждый день и настойчиво долбилась в течение десяти минут. Что ж, сегодня стеклянная стена рухнула.
– Так ты говоришь, что я должен освободить птицу? Просто позволить Рейчел уйти?
Колин раздраженно посмотрел на Ника:
– Нет, ты идиот! Если ты любишь Рейчел так же сильно, как говоришь, то тебе нужно стать для нее такой вот голубой сойкой.
– Хорошо, и что бы сделала голубая сойка? – поинтересовался Ник.
– Она не оставляла бы попыток. Чтобы невозможное стало возможным.
17Рипалс-Бей
Скоростной катер «Корсар» забрал Астрид с пристани на пляже в форме полумесяца и устремился в глубокие изумрудные воды Рипалс-Бей. Когда судно пересекло бухту, Астрид впервые увидела величественную трехмачтовую китайскую джонку, пришвартованную в заливе Чунхам. На носу стоял Чарли и махал рукой.
– Как здорово! – воскликнула Астрид, когда катер подошел вплотную к джонке.
– Я думал, что тебе стоит подзарядиться, – смущенно пробормотал Чарли, помогая ей подняться на палубу.
Вот уже пару недель он с тревогой наблюдал, как Астрид, скрываясь в его квартире, переживает свое горе – стадию за стадией, от шока до ярости и отчаяния. Когда показалось, что она дошла до стадии принятия, он пригласил ее на прогулку под парусом, решив, что свежий воздух пойдет ей на пользу.
Астрид поправила темно-синие капри.
– Мне снять туфли?
– Нет-нет. Одно дело, если бы ты была на шпильках, как обычно, но сегодня на тебе прекрасные сандалии, – заверил Чарли.
– Ну, я бы не хотела портить эту удивительную работу по дереву. – Астрид с восхищением взглянула на сияющие, как золото, тиковые поверхности вокруг нее. – Давно у тебя эта джонка?
– Технически она принадлежит компании, так как мы используем судно, чтобы произвести впечатление на клиентов, но я работаю над его восстановлением в течение последних трех лет. Проект выходного дня, понимаешь ли.
– Она старинная?
– Восемнадцатый век. Пиратская джонка, которая контрабандой возила опиум между всеми крошечными островками южного Кантона, и именно такой курс я наметил на сегодня, – сообщил Чарли, отдавая приказ отплыть.
Судно пришло в движение, и массивные брезентовые паруса расправились, меняя на солнце цвет с оттенка жженой сиены на ярко-малиновый.
– Знаешь, семейная легенда гласит, что мой прапрадедушка торговал опиумом. Именно так он сколотил бо́льшую часть состояния, – сказала Астрид, поворачивая лицо к ветру, когда джонка заскользила по воде.
– Правда? – Чарли поднял бровь. – По материнской линии или по отцовской?
– Не могу сказать. Нам не разрешается обсуждать данную тему, так что я уверена: это правда. Моя прабабушка была заядлой курильщицей опиума и все время проводила в горизонтальном положении в своей частной курильне.
– Дочь опиумного короля сама стала наркоманкой? Уж явно не лучшая бизнес-стратегия.
– Думаю, это карма. В какой-то момент мы все должны расплачиваться за крайности, правда? – печально проронила Астрид.
Чарли знал, к чему она клонит.
– Не накручивай себя. Я уже сто раз повторял: ты никак не могла помешать Майклу делать то, что он хочет.
– Конечно могла. Я схожу с ума, вспоминая, сколько всего можно было бы исправить в прошлом. Я могла бы отказаться, когда адвокаты настаивали на подписании брачного контракта. Я могла бы перестать ездить в Париж два раза в год и заполнять нашу спальню платьями от-кутюр. Я могла бы делать менее дорогие подарки – те часы на тридцатый день рождения были огромной ошибкой.
– Ты просто была собой, и любой человек, кроме Майкла, воспринимал бы это совершенно нормально. Он должен был соображать, во что ввязывается, прежде чем жениться. Будь справедлива к себе, Астрид, – может, у тебя и экстравагантные вкусы, но это никогда не мешало тебе быть хорошим человеком.
– Я не понимаю, как ты можешь постоянно говорить обо мне только хорошее, когда я с тобой так ужасно обошлась, Чарли.
– Я никогда не держал на тебя зла. Меня бесили твои родители.
Астрид посмотрела на голубое небо. Одинокая чайка летела рядом с кораблем, сильно взмахивая крыльями, чтобы не отставать.
– Ну, теперь мои родители наверняка пожалеют, что я не вышла за тебя замуж, как только узнают, что их драгоценную дочь бросил Майкл Тео. Представь, мои родители когда-то были в ужасе при мысли, что ты станешь их зятем. Они воротили нос из-за того, что твой отец сколотил состояние на компьютерах, а теперь твоя семья – одна из самых знаменитых в Азии. Тем временем Леонгам грозит позор – разведенка в их рядах.
– Нет здесь ничего позорного. Разводы сейчас – обычное дело.
– Но не в таких семьях, как наши, Чарли. Ты же знаешь. Взгляни на собственную ситуацию. Твоя жена не дает тебе развода, мать и слышать об этом не хочет. Подумай, что будет с моей семьей, когда они выяснят правду.
Двое матросов принесли ведерко со льдом и гигантское блюдо со свежими лонганами и личи. Чарли открыл бутылку «Шато д’Икем» и налил Астрид бокал.
– Майкл любил сотерн. Одна из немногих вещей, которая нравилась нам обоим, – задумчиво сказала Астрид, делая глоток. – Конечно, я научилась ценить футбол, а он – четырехслойную туалетную бумагу.
– Но была ли ты по-настоящему счастлива, Астрид? – спросил Чарли. – Ты пожертвовала куда большим количеством вещей, чем твой муж. Я все еще не могу представить, как ты живешь в крошечной квартирке и рассовываешь новые платья по углам свободной спальни, как алкоголик прячет бутылки.
– Я была счастлива, Чарли. И что еще важнее, Кассиан был счастлив. А теперь он будет расти в неполной семье, мотаясь между родителями, как мячик в пинг-понге. Я подвела своего сына.
– Это не так! Лично я вижу ситуацию иначе: Майкл покинул корабль! Просто не выдержал жары. Он, конечно, трус, но мне его немного жаль. Твоя семья запугает кого угодно. Они заставили меня изрядно побегать и в итоге одержали верх, правда?
– Но ты-то не сдался! Ты выстоял и не давал им себя унизить. Это я тогда струхнула, – сказала Астрид, ловко очищая от шкурки лонган, и положила в рот жемчужную дольку.
– Тем не менее красивой женщине обычного происхождения гораздо проще, чем мужчине, войти в подобную семью. К тому же у Майкла есть еще один недостаток. Он красив. Мужчины в твоей семье, вероятно, завидовали ему.
Астрид засмеялась:
– Ну, я думаю, он принял вызов. Когда я впервые встретила Майкла, ему, казалось, было плевать на мои деньги и мое происхождение. Но в итоге я ошиблась. Ему было не все равно. Совсем не все равно. – Голос Астрид дрогнул, и Чарли протянул руки, чтобы успокоить ее. Но тихие слезы перешли в судорожные рыдания, и она уткнулась в плечо Чарли. – Прости, прости, – повторяла она, смущенная этой истерикой. – Я не понимаю, почему не могу перестать плакать.
– Астрид, это же я. Не нужно контролировать свои эмоции. Ты же бросала в меня вазы и аквариумы для золотых рыбок, помнишь? – попытался разрядить обстановку Чарли.
Астрид мимолетно улыбнулась, но слезы лились ручьем. Чарли чувствовал себя беспомощным и в то же время разочарованным нелепостью ситуации. Сексуальная бывшая невеста на романтической китайской джонке рыдает у него на плече из-за другого парня. Вот уж повезло так повезло.
– Ты его правда любишь, да? – тихо спросил Чарли.
– Да, конечно, – всхлипнула Астрид.
Несколько часов они просто молча сидели бок о бок, впитывая солнце и соленые брызги, пока джонка бороздила спокойные воды Южно-Китайского моря. Они проплыли мимо острова Лантау, Чарли почтительно поклонился гигантскому Будде на его вершине. Затем они обогнули крошечные живописные острова, такие как Айчжоу и Саньмэнь.
Все это время Чарли не переставал мысленно разговаривать сам с собой. Он попросил Астрид отправиться на эту прогулку, потому что хотел сделать признание. Он собирался сказать, что никогда не переставал любить ее, ни на секунду, и что через год после их расставания он женился исключительно для того, чтобы выбить клин клином. Он никогда по-настоящему не любил Изабель, их брак был обречен с самого начала… Чарли хотел сказать так много, но понимал, что уже слишком поздно.
По крайней мере, когда-то в прошлом она его любила. Он провел четыре счастливых года с девушкой, в которую был влюблен с пятнадцати лет, с того самого дня, как увидел, как Астрид поет во время выезда молодежной группы христиан на природу. (На самом деле его родные были даосами, но мать заставляла всех посещать Первую методистскую церковь, чтобы они смешались с шикарной толпой.) Он все еще помнил, как в свете костра длинные волнистые волосы Астрид переливались изысканными красными и золотыми тонами, а сама она сияла, как Венера Боттичелли, сладким звонким голосом напевая христианский гимн: