Но я не убегу. К черту это. Я не боюсь этих ублюдков. Я уничтожу весь их гребаный клуб, если понадобится. Да и Люси не понравится, если она не увидит свою семью.
Мы здесь уже два дня, и за это время мне удалось найти имена, адреса и места работы каждого члена байкерского клуба. Я знаю все места, где они часто бывают. Я сотру их с лица земли, одного за другим. С превеликим удовольствием. Единственное, с чем я не знаю, как справиться, – это Люси...
Что, черт возьми, мне с ней делать?
Я наблюдаю за ней, лежащей на веранде. На ней надето белое бикини. Ее волосы мокрые после купания в океане, соски проступают сквозь влажную ткань топа. У меня, блять, текут слюнки. Я поднимаю руку и вытираю губы, чтобы убедиться, что у меня действительно не текут слюни. Потому что, черт возьми, эта женщина достойна только такой реакции. Последние два дня у меня был жуткий стояк.
Люси твердо придерживается своего правила "никакого секса". Я изо всех сил стараюсь уважать ее выбор, но это чертовски глупое решение. Мы могли бы провести время здесь в экстазе, вместо того чтобы бороться с неудовлетворенной потребностью, которая есть у нас обоих. Я знаю, что она борется. Вижу томные взгляды, похоть на ее лице. Но я очень уважаю ее, поэтому следую ее дерьмовым правилам.
Я даже не касаюсь ее, решив, что сохранение физического барьера между нами – единственный способ не облажаться и не заставить ее передумать. Это было бы несложно. Я знаю, как обращаться с ее телом, словно оно является продолжением моего собственного. Мне потребуются считанные минуты, чтобы она умоляла меня трахнуть ее.
Если бы я, черт возьми, не хотел, чтобы у нее снова появились чувства ко мне, я бы так и поступил. Но даже я прекрасно понимаю, что так мне ее не завоевать. Я еще толком не придумал, как мне заставить ее снова влюбиться в меня, учитывая, что держать ее в плену до тех пор, пока у нее не разовьется Стокгольмский синдром, вряд ли мне поможет.
Думаю, нужно больше двух дней, чтобы это дерьмо подействовало на мозг. Я наблюдаю за ней весь день, ожидая, когда на нее снизойдет озарение. Момента, когда она вспомнит, потому что это было бы самым простым, блять, решением моей проблемы.
Интересно, случится ли это когда-нибудь? Неужели только у меня останутся воспоминания о наших отношениях? Я хочу сказать, что и сейчас все помню, но мне больше нравится то, как все начиналось. Секс по телефону, наблюдение за тем, как она спит... ладно, я все еще занимаюсь этим каждую ночь.
Должен быть способ освежить ее память. Я знаю, что воспоминания все еще там, похоронены где-то глубоко в ее сознании. То, что я ей снился, и то, как она постоянно тянется к ожерелью в виде пчелы, которое до сих пор висит у нее на шее, доказывает это. Мне просто нужно найти ключ к этой разгадке. Какое-то место или предмет, которые помогут освежить ее память. Что-то же должно быть. И тут меня осеняет идея.
Тюльпаны. Мне нужны синие тюльпаны.
Но с этим озарением придется подождать, пока мы не вернемся в город. Сначала мне нужно устранить угрозу, а отсюда я этого сделать не могу.
— Пчелка, одевайся. Мы возвращаемся, — кричу я ей, расхаживая по дому и возвращая вещи на свои места. Я занимаюсь этим последние два дня. Люси знает, что это сводит меня с ума, и продолжает это делать.
— Что? Серьезно? Вот так просто? Мы возвращаемся? — Спрашивает она, заходя в дом.
— Да.
— Почему?
— Ты не даешь мне трахнуть тебя здесь, а я действительно хочу трахнуть тебя, поэтому мы возвращаемся. — Это не настоящая причина, но и не ложь.
— С чего ты взял, что я позволю тебе трахнуть меня, когда мы вернемся в город?
Я моргаю, глядя на нее, пытаясь понять, говорит она серьезно или нет. Не дай бог это дерьмовое правило "никакого секса" сохранится, когда мы вернемся домой.
— С того, что это правда. — Я осматриваю ее тело и улыбаюсь, когда она сжимает бедра.
— Такой самовлюбленный, — фыркает она. — Пойдем.
Ключи от машины уже лежат у меня в кармане. Я не собирался оставлять их валяться где попало и дать ей возможность уехать без меня. Я беру раскрытую ладонь Люси. Это первый раз, когда я прикасаюсь к ней за два дня, и мне требуется вся сила воли, чтобы не начать ласкать ее прямо здесь. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы соединиться с этой женщиной навеки. Интересно, хватит ли у меня денег, чтобы найти врача, похожего на Франкенштейна, который согласился бы сшить наши руки вместе?
Я выбрасываю эту мысль из головы. Я сумасшедший, но настолько ли я безумен? Хотелось бы сказать, что нет. Но кто, черт возьми, знает?
Я открываю дверь со стороны пассажира и жду, пока Люси заберется в машину, после чего закрываю ее и сажусь за руль. Как только мы выезжаем на улицу и направляемся обратно в Мельбурн, Люси поворачивается ко мне.
— Не пойми меня неправильно, я рада, что мы возвращаемся в город и все такое. Но я не верю, что это потому, что ты хочешь заняться сексом.
— Ты недооцениваешь силу своей киски, Пчелка. Я живое доказательство того, что эта штука вызывает бóльшее привыкание, чем гребаные наркотики.
— Ты говоришь мне очень приятные вещи. Теперь я понимаю, почему я была влюблена в тебя раньше.
Мое сердце замирает от ее слов. Я была влюблена в тебя раньше. Не я влюблена в тебя сейчас. Мое лицо снова становится бесстрастным. Мне не нужно, чтобы кто-то, особенно Люси, знал, как чертовски сильно меня разрывает на части, когда я слышу от нее подтверждение моих худших страхов. Она больше не любит меня.
То есть я знал это. Но знать и слышать – две совершенно разные вещи.
— Что я сказала? Почему у тебя такой вид, будто я только что убила твою кошку? — спрашивает она меня.
— Ты два дня прятала от меня мою любимую киску, Люси. Поверь, это веская причина.
— Смешно. А теперь назови мне настоящую причину. Что я сказала? — настаивает она.
— Ничего. — Я протягиваю руку и включаю радио, фактически положив конец этому разговору.
Глава 22

Я ломаю голову, пытаясь понять, что же я такого сказала, что заставило Доминика замолчать. Никто из нас не произнес ни слова в течение нескольких часов, и, честно говоря, это начинает действовать мне на нервы. Я ни за что на свете не смогу разгадать этого парня. Он говорит, что влюблен в меня, и, судя по тому, как он смотрит на меня, я ему верю. Но за последние два дня он даже не попытался прикоснуться ко мне.
Знаю, это я сказала, что не буду спать с ним, пока нахожусь в том доме. Однако, я надеялась, что он хотя бы попытается, и, по правде говоря, это не потребовало бы от него больших усилий. Я так сильно жажду его прикосновений, что, если бы он прямо сейчас остановил машину, я бы набросилась на него. Бьюсь об заклад, гнев, который сейчас исходит от него, привел бы к жаркому сексу.
Мои мысли путаются, а в голове всплывают образы. Мы в сарае, том самом, который я видела на его ферме. Мои руки связаны над головой, а на шее есть что-то, что удерживает меня на балке. Мои ноги обвиваются вокруг его талии, когда он входит в меня. Я сжимаю бедра и сажусь прямее в машине. Не могу понять, это воспоминание о чем-то, что произошло на самом деле, или просто моя дикая фантазия.
Я подношу руку к горлу. Хочу ли я, чтобы он трахнул меня вот так?
Да, черт возьми, хочу. Если это лишь моя фантазия, то мне нужно найти способ сделать так, чтобы это случилось. Секс с Домиником – это не просто секс. Могу с уверенностью сказать об этом, учитывая те несколько раз, когда мы были вместе. И, черт возьми, я хочу большего. Я не собираюсь сидеть здесь и притворяться, что не хочу его, как бы это ни было ужасно – хотеть того, кто буквально держит тебя в плену.
Я могу понять, почему Ева поддалась искушению, хотя и осознавала, что это неправильно. Больше всего на свете она хотела испытать это чувство. Ну, разве можно перед этим устоять?
Мы едем уже три часа, и я думаю, что пора сделать остановку. Я не могу ждать еще четыре часа, чтобы сдаться и позволить ему овладеть моим телом.
Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Он так легко признается в своей любви, и каждый раз, когда я это слышу, со мной что-то происходит. Мне хочется ответить ему тем же, но я не хочу лгать. И, честно говоря, мне немного больно от того, что я этого не чувствую.
— Ладно, все равно… Остановись, как только сможешь, — говорю я ему.
Мы едем еще полчаса, прежде чем появляется остановка. Доминик сворачивает на пустынную стоянку. Других машин здесь нет. Я смотрю на туалетную кабинку и съеживаюсь. Не-а, ею я точно не воспользуюсь.
— Скоро вернусь, — говорю я ему, выпрыгивая из машины и направляясь к кустам.
Думаю, я успеваю сделать около десяти шагов, прежде чем слышу позади себя хруст палок и листьев. Я оборачиваюсь и вижу Доминика.
— Куда ты идешь? — Спрашивает он.
— Мне нужно пописать. Ты хочешь посмотреть?
— В кустах?
— Да, здесь чище, чем в том туалете.
— Ладно, постарайся, чтобы змея не укусила тебя в задницу. Хотя я с удовольствием высосу яд. Это будет весело.
— Ты действительно сумасшедший, Доминик, — говорю я, обходя ветки. Я не могу удержаться и осматриваюсь в поисках змей, пауков и любых других существ, которые могут подползти и укусить меня. Справив нужду, я обхожу куст и вижу, что Доминик ждет меня. — Ты привязывал меня к балке в своем свинарнике? — Выпаливаю я.
Его глаза расширяются, а на лице появляется выражение надежды.
— А что?
— Хочу понять, было ли то, о чем я думала, воспоминанием или плодом моего воображения.
— Это воспоминание. Что еще ты помнишь? — Спрашивает он.
— Не так много, только то, что у меня что-то было на шее, руки были над головой, а ноги обвивали твою талию.
— Чего ты не помнишь о том времени, так это того, как сильно я хотел убить тебя. Я предупреждал тебя, чтобы ты ушла. Говорил тебе, как сильно мне хотелось выбить воздух из твоих легких, потому что мысль о том, что кто-то другой прикасается к тебе, сводила меня с у