— Давай возьмем кувшин вина, — сказала Анита, когда официантка ушла.
Если Джек не отвечал, это означало одно из двух. Или он не расслышал и был слишком горд, чтобы признать это (все пилоты страдали ранней глухотой), или слышал, мысленно одобрил предложение, но, скупясь, по обыкновению, на слова, не счел нужным раскрывать рот.
— Он вообще молчаливый, — когда-то объяснила Анита Симоне, которая удивилась, почему он с ней не разговаривает.
— Молчаливый? — переспросила Симона. — А я думаю, у придурка сломана челюсть.
— Он не придурок. Джек говорит, когда ему нужно. Он великолепен в критических ситуациях.
— Потрясающие взаимоотношения. Чем вы занимаетесь? Ждете пожара, чтобы сказать: «Старуха, дверь закрой»?
— Не смешно.
— Или, когда скучно, ты режешь себе пальчик?
— Если мужчина говорит много, это не доказывает, что он умен, — сказала Анита. — Важно, что он говорит.
— Ладно, так что же интересного сказал Джек Бейли за последнее время, кроме: «Говорит капитан корабля»? Или даже это он пропускает?
Эта пикировка состоялась в прошлом году, когда девушки жили вместе. Анита ответила:
— Ты завидуешь моей любви.
— Любви к камню.
— Завидуешь.
Как ни неприятно признать, но в словах Симоны было зерно истины. Симона умела бесстрастно, без тени смущения отметить слабости и недостатки людей. Ее прямота часто коробила Аниту. Симона могла брякнуть все что угодно, если считала, что это правда. Ничего святого. Ради красного словца…
— Ты тоже перережешь себе вены, — сказала Симона недавно, напоминая о своей неудачной попытке самоубийства, — если узнаешь, что любимый мужчина трахает твою замужнюю подружку на полу в гостиной. Но сейчас мне уже все равно.
Ужаснувшись мысли о самоубийстве, Анита тем не менее была счастлива, что великий роман Симоны с Робертом Фингерхудом благополучно скончался. Она бы не перенесла замужества Симоны, особенно из-за того, что Симона и не хотела замуж. Ее брак стал бы величайшей несправедливостью в мире.
— Ну, — начала философствовать Анита, — теперь ты можешь спокойно лететь в Лиму.
— Пока не улажу свои женские дела, я не могу. Не бегать же мне, почесываясь, по всей Перу.
— У тебя зуд? Жутко, но зато ты наконец сходишь к доктору.
— Не пойду. Я смотрела справочник у этой паскуды.
— Какой?
— У Роберта, конечно, — спокойно сказала Симона.
— Почему конечно? У тебя их и так хватало.
— Ты все время будешь меня подначивать? В справочнике сказано, что зуд может быть вызван двумя типами оргазмов…
— Организмов, — автоматически поправила Анита.
— Сама знаешь, я кое-чем озабочена, — рассмеялась Симона. — Ладно, организмов. Одни — это монилия, другой — что-то вроди трихиносиса. При этом нельзя пользоваться уксусными тампонами, но у меня мятные.
— Ты не собираешься сходить к врачу и выписать лекарство? Кажется, это серьезно.
— Я уже три раза отменяла встречу с ним. В последнюю минуту сдавали нервы, когда я вспоминала о гинекологическом кресле и о своей позе.
— Ты до смешного печешься о себе, в этом все дело. Гинеколог привык к этим делам. Для этого он и учился. Поверь, что твое зудящее влагалище — не первое, в которое он сует нос.
— Ты нарочно хочешь, чтобы меня стошнило? — спросила Симона. — Ты же знаешь, у меня не заржавеет.
— Ну и пусть. А к врачу сходи.
— У меня еще и запах.
— Ничего не хочу слышать, — сказала Анита. — Иди к врачу.
— Я подумаю.
После этого разговора Анита не встречалась с Симоной и не знала, собралась ли та с силами пойти к гинекологу, а если собралась, то какой у нее диагноз. Может быть, время трахаться в ванной для Симоны кончилось.
— Может, это тайное благословение.
Вместо того чтобы спросить, о чем это она говорит, как сделал бы любой нормальный человек, Джек Бейли только чуть поднял голову и вздернул бровь.
— У Симоны зуд, — объявила Анита, припоминая, повторила ли она свое предложение насчет вина.
— Что зуд?
Он и вправду глухой. Но заинтересовался. Анита заметила, что при упоминании любого медицинского термина у Джека появляется специфический блеск в глазах. У всех пилотов болезненный интерес к здоровью, потому что их работа целиком зависит от физического состояния организма, и Джек был поглощен этой проблемой больше, чем другие. Иногда Анита думала, что если она по-настоящему хочет приземлить его, то ей надо придумать для него какие-нибудь экзотические симптомы. Они могут быть незаметными, так чтобы он поверил ей на слово. Например, странный привкус во рту, который не проходит, или необычные боли в животе. Может, если она скажет, что ходит во сне, это его увлечет? Можно сказать, что ходит, только когда спит одна.
— Зуд, — повторила Анита погромче. — Симона чешется, и там горит. А она упрямится и не идет к врачу.
Джек еще выше вздернул голову, демонстрируя острый интерес. Анита изо всех сил старалась придумать еще что-нибудь, но что можно добавить к сказанному? Что еще и пахнет? Но это противно, особенно перед обедом. Вообще разговор противный, лучше бы ей и не заводить его, пусть даже и удалось привлечь внимание Джека Бейли.
— Я сказала Симоне, что глупо не идти к врачу, — неуверенно произнесла Анита, отметив, что официантка несколько раз проходила мимо, но Джек не стал подзывать ее. Может, он слышал предложение Аниты, но не одобрил его? Это в его стиле — не сказать ни слова. Он будет безмолвно сидеть, а ей придется ломать голову, доискиваясь причины молчания. Замечание Симоны о любви к камню было горькой правдой.
— Как она заболела? — наконец спросил он.
Аниту охватило чувство благодарности за то, что Джек раскрыл рот. Если бы он сказал: «Суп холодный», — все равно была бы благодарна.
— Не знаю, — ответила она.
Джек Бейли вздернул голову. Это значит, что разговор окончен? Он задумался о более интересных вещах? Анита изучала его лицо, пытаясь узнать, остановит ли он официантку в следующий раз, но стальные глаза Джека смотрели куда-то вдаль.
Анита решила, что он все-таки не расслышал ее и был слишком горд, чтобы признать это. Может, ждет, что она повторит?
— Кто заказывал мясо с кровью? — спросила официантка с подносом в руках.
Джек ткнул пальцем в стол перед собой. Мог хотя бы сказать «я», подумала Анита.
— А мне средне зажаренное, — сказала она, пытаясь сгладить неловкость.
Официантка презрительно взглянула на нее и ушла, показав дырку на сетчатых чулках.
Анита решила проверить.
— Джек, — нерешительно сказала она, — как насчет кувшина вина?
Стальной взгляд стал смущенным.
— А я не заказал?
Аните стало легче. Он все же слышал ее, одобрил идею и просто забыл сделать заказ. Это обычная оплошность, особенно для пилотов международных рейсов. Постоянные смены временных поясов заморочат голову кому угодно.
— Мне показалось, я сказал.
— Нет, дорогой. — Она пожала ему руку в знак понимания и поддержки. — Просто выпало из головы.
Джек оглядел ресторан, но официантки не было.
— Неважно, — сказала Анита. — Закажем позже. Давай есть. Правда, выглядит восхитительно?
— Готов поклясться, что я заказывал!
Анита влюбленно улыбнулась. Джек хотел. Он хотел заказать это чертово вино. Наверное, сама виновата, что сразу не повторила предложение.
— Пожалуйста, забудь об этом, — сказала она. — Отчасти это моя вина.
— Официанток никогда нет, когда они нужны, — сказал Джек. — Ты замечала?
— Да. Да, конечно.
Она с надеждой ждала, что Джек продолжит разговор, скажет что-нибудь хорошее и веселое, но он сосредоточил свое внимание на тарелке.
— Я тебе рассказывала, что у меня привычка ходить во сне? — спросила Анита, начиная есть.
Джек Бейли поднял взгляд, в котором мелькнула искорка интереса.
— Это началось несколько лет тому назад… — начала счастливая Анита. Печаль исчезла. Беседуем, подумала она. Великолепно!
Но после этого вечера потянулась длинная череда попыток прорваться к Джеку Бейли, и хотя ее любовь не ослабела, выросло беспокойство из-за барьера отчуждения между ними, который хотела преодолеть. Реакции Джека на то, что Анита говорила и делала, были такими, будто общается с человеком с Луны, и она удивлялась, почему раньше это не волновало ее. Может, раньше не видела проблемы во всей ее наготе? А сейчас даже простой обмен репликами становился мучительным.
— Давай сходим в кино, — могла она сказать вечером, разогрев ему ужин.
Вместо ответа получала непонятную ухмылку поверх десерта.
— Ты хочешь? — спрашивала она.
— Конечно.
Но Джек говорил так, что она не могла понять, чего же он хочет на самом деле. Может, это просто вежливость?
— Не обязательно ходить в кино, — продолжала она, ощущая спазмы в желудке. — Я просто предложила.
— А какой фильм ты хочешь посмотреть? — наконец спрашивал он стальным тоном судьи из вестернов.
В этот момент, даже если Анита и думала о конкретном фильме, она нервно отвечала:
— Любой. А ты какой хотел бы увидеть?
Джек Бейли вставал и молча шел к двери. Она растерянно спрашивала:
— Ты куда?
— На улицу.
Через несколько минут возвращался с газетой и находил программы кинотеатров, так что Аните становилось легче, когда она понимала причину его внезапного ухода. Он не сердился на нее, не скучал и вышел не от раздражения, как она сначала подумала. И все-таки Анита не могла не обвинять его в том, что он не стал объяснять что-либо словами, чтобы она не дергалась после его ухода.
Потом Джек, как будто осознав, что ему трудно говорить, начал оставлять ей записки. Он оставлял их в самых неожиданных местах. На подушке («Ты восхитительна»). На зеркале в спальне («Убери свою одежду»). В аптечке («Милая, кончился аспирин»). На холодильнике («Ты паршиво готовишь»). В ночных тапочках («Целую ножки»).
Аниту они смущали, веселили, но всегда беспокоили. Записки были по-своему милыми, они ей льстили, какими бы ни были, и все равно угнетали. Может, когда-нибудь она найдет записку в противозачаточном колпачке: «Поменяй сорт крема»?