— С самыми разными целями, — начал я, вздохнув. — В тактическом пределе манипулирование всегда направлено на получение малыми группами контроля над многократно бо́льшими. В стратегическом — получение контроля над ресурсами социума, будь то материальные ресурсы, вроде ископаемых, трудовые ресурсы (в виде дешёвой рабочей силы) или такой сложный вид вторичного ресурса, как контроль за рынками сбыта. Но начинается всё, повторюсь, с перехвата контроля меньшинства над большинством… — боже мой, что я несу? Это же дети!
Но ни фига, детей это только раззадорило.
— А как же меньшинство может контролировать большинство?
— За счёт формирования информационной картины мира. Если людям долгое время говорить, что мир устроен не так, как на самом деле, они через некоторое время начинают в это верить.
— Но ведь они же могут посмотреть вокруг и убедиться! — выкрикнул кто-то в азарте, не подняв руку.
— Это не так, — покачал головой я. — Люди настолько привыкли доверять авторитетным источникам, что склонны игнорировать реальность, если она им противоречит. Есть такой термин — Аристотелева муха. Вы знаете, кто такой Аристотель?
— Да, да! — послышалось из зала. Интересно, им тут дают историю нашего мира? Или только философию с логикой?
— Аристотель в одном из своих трудов написал, что у мухи восемь ног. И, хотя это утверждение элементарно опровергалось простейшими наблюдениями, авторитет его был столь велик, что никому и в голову не пришло сомневаться.
В зале засмеялись.
— Но это первый уровень авторитетного манипулирования, — продолжил я. — Второй же состоит в том, что ничего такого Аристотель не писал, эта история полностью выдумана, что не мешает ей быть приводимой в качестве назидательного примера по поводу и без. И эта авторитетность уровня «но все же знают, что…» куда более опасна. Аристотель такой один, а вот массовых заблуждений «все знают, что…» можно создать сколько угодно в любой момент. И вот для всех Аристотель уже не величайший мыслитель своего времени, а придурок, не умевший сосчитать мухе лапки. В общем, парадокс информационной среды в том, что для авторитетного манипулирования не нужен авторитет, надо лишь иметь достаточно широкий канал вещания…
Вопросы сыпались один за другим, я изнемогал в попытках на ходу сформулировать законы информационного общества для людей общества совершенно другого.
— Но почему люди так восприимчивы к манипулированию? — спросил кто-то.
— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.
Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артём:
— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.
— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.
— Вы ещё к нам придёте? — спросило что-то мелкое в косичках.
— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.
— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.
Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артём хромал, а я задумчиво шёл рядом), он спросил у меня:
— Ну, как тебе?
— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.
— Да ладно, — засмеялся Артём, — ты отлично держался для первого раза. И всё же?
— Да, я понял, о чём ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.
— Я понимаю, — вздохнул Артём. — Просто помни о том, что на кону их жизни.
Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в гробу видал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.
Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо её было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень всё же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ёбаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.
Ещё один чёртов день закончился.
День шестой
Македонец
На этой крыше мы и устроили себе базу. Вчера утром Сеня с Ириной, проснувшись от предрассветного холода, начали, хохоча, бегать друг за другом вокруг лифтовой будки, чтобы согреться, весёлые и игривые, как щенята. К краю, впрочем, старались не подходить и вниз не смотреть — игнорировали реальность, как могли. Я полюбовался на бродящих внизу аффекторов — и тоже не испытал ни малейшего желания присоединиться к их компании. Они стараются держаться поближе к нашей Королеве Зомби и окружили здание плотным кольцом, но двери не ломают и внутрь не лезут. Я заметил, что после этой ночи часть из них уже не встает с земли, а некоторые лежат так, что наводят на мысль об организации постоянной похоронной команды.
Пока Ирина ходила по офисам верхнего этажа с целью утреннего туалета, я поймал порхающего на крыльях любви Сеню за хоботок и сказал серьёзно:
— Она вообще-то несовершеннолетняя.
— А я к ней в трусы и не лезу! — надулся Сеня.
— Вот и не лезь. Думай верхней головой.
— Отстань, Македонец, — разозлился мой напарник. — Я её не обижу и никому обидеть не дам. Тебе, кстати, тоже!
— Вот и прекрасно, — не стал обострять конфликт я. — Хватай тогда свою нимфу и тащи вниз — надо что-то делать с этой толпой жопоголовых, пока они тут все не передохли…
В итоге почти весь вчерашний день ушёл на спортивную игру «Мы в дурдоме санитары». Ирина, снова рыдая, велела десятку самых здоровых мужчин взять лопаты и копать в бывшем палисаднике братскую могилу. Туда стащили образовавшиеся за ночь полтора десятка трупов. Я не патологоанатом, но, на мой взгляд, умерли они от внутренних повреждений, полученных в драках. Ещё десятка два были явно на подходе: открытые и закрытые переломы, общее истощение или просто лежали и дышали через раз — хрен их знает, почему. Я посоветовал могилу пока не закапывать, пригодится, но девушка посмотрела на меня, как на врага народа. Не стал настаивать — поди, есть, кому новую выкопать.
Вонища стояла страшная, но заставить аффекторов гадить в отведённых местах не получалось. Мыть их было тоже нечем — вода в колонке иссякла. Ирина от бессилия психовала. Аффекторы, чувствуя её состояние, нервничали и кидались друг на друга, отчего она психовала ещё больше — в общем, бывали у меня деньки и получше. Если бы не Сеня, утешавший её и успокаивавший, чёрт знает, что бы тут творилось. К счастью, они легко переключались друг на друга, ненадолго забывая про весь окружающий нас дурдом. Ну, дело молодое.
К вечеру пошёл дождь, и пришли какие-то суровые мужики. К обоим явлениям у меня было двоякое отношение. Дождь, с одной стороны, обеспечил нас технической водой, приглушил запахи и слегка очистил территорию от говна. А с другой — напрочь промочил контингент, который и без того был не образцом здоровья. Некоторые начали кашлять и чихать практически сразу. Я предчувствовал, что к утру нам понадобится яма поглубже.
Суровые мужики, многозначительно придерживая свежеспизженные где-то дробовики, с одной стороны, пришли качать права — как это мы, мол, аффекторов тут себе прикормили и обносим торговые точки, которые не прочь обнести нормальные пацаны. С другой стороны, посмотрев на квадратного бородатого Петра, в ручищах которого «калаш» смотрелся игрушкой, они сбавили тон и оказались из числа тех «умных», появление которых я предсказывал. Поэтому, как только они перестали колотить понты и стали договороспособны, их немедленно поразила простая мысль, что аффекторы — не чудовища, вылезшие из жопы дьявола, чтобы их пожрать, а просто больные люди, чьи-то родители, дети, братья и сёстры. Что, скорее всего, их можно вылечить, а вместо этого они дохнут от голода, холода и ранений прямо у них на глазах. Суровые мужики не успели оскотиниться, и им стало неловко. А когда они поняли, что мы не секта сатанистов-рабовладельцев, а пытаемся вчетвером спасти пару сотен человек (некоторые нюансы ситуации я озвучивать не стал), то даже предложили помощь. Едой и водой они были небогаты, но у них в группе оказалось два медика со скорой, а неподалеку — не до конца разграбленная аптека. Мужики притащили несколько огромных сборных шатров с летней ярмарки и, при помощи нашей рабсилы, целый штабель деревянных «европоддонов». Теперь мокрые аффекторы были хотя бы укрыты от дождя и сидели не на земле. Кроме того, врачи обкололи антибиотиками самых больных и обработали раны самых покалеченных. Медики печально качали головами, утверждая, что тут нужен стационар или хотя бы полевой госпиталь МЧС, но я был рад и этому. Ирина воспряла духом и уже не рыдала, а спокойно отбыла ночевать на крышу, где уютно устроилась на коленях у Сени, спрятав голову на его гордо выпяченной груди. Грудь у тощего костлявого Сени узкая и негероическая, но ей хватало. Молодёжь сидела и романтически созерцала закат, а мы с Петром слушали найденный в каком-то офисе радиоприёмник на батарейках.
В мире продолжалась вакханалия абсурда. Недели ещё не прошло, как всё началось, а казавшееся таким прочным мироустройство уже разлетелось кровавыми клочками по закоулочкам. Чем-то, видимо, близкий диктору Израиль шёл в первых строках, но коротко — страна перестала существовать как таковая. Гражданское население завершало Новый Исход, прикрываемый сражающейся из последних сил армией. Впрочем, наступающим бармалеям они тоже навешали знатно, оставив после себя выжженную пустыню. В смысле, ещё более выжженную. Китай отправил экспедиционный корпус в Индию и Пакистан — с целью «установления мира и гуманитарной помощи населению». Политический эксперт многословно рассуждал, есть ли те, кому нужно гуманитарно помогать после короткой, но очень жестокой индо-пакистанской войны, но все его рассуждения можно было бы заменить фразой «да чёрт же его знает». Примерно столь же содержательно другой эксперт оценивал перспективы российско-американского конфликта, который вроде был в самом разгаре, но никто не называл его войной, чтобы не накликать. Из членов НАТО пока, кажется, была жестоко опиздюлена только Польша, но воевать из-за поляков никому особо не хотелось. Все понимали, что те напросились. Где-то между Польшей и Россией жалобно попискивала случайно прижатая Литва, с которой, вроде как, никто не воевал — за отсутствием самомалейших попыток оказать сопротивление. По её территории шли потоком русские войска из Белоруссии в Калининградский анклав, но под танки, обвязавшись гранатами, никто не бросался.