Рэнсом изо всех сил старался не думать об этих двоих – о том, каково им было вместе в постели. Но боль не проходила. Перед глазами проплывали любовные сцены, когда он тупо смотрел в газету. Господи, ну что там у них могло быть, у Мадлен и этого придурка? Какую ночь провели они? Такую же страстную, пламенную, нежную и головокружительную до безумия, как тогда, в Монтедоре? До конца жизни не сможет он забыть этой ночи. Нет, скорее всего так у них не было. Не могло быть. Престон не походил на человека, который мог вдруг полностью забыть обо всем на свете – и отдаться чувствам. Но, с другой стороны, ведь и Мадлен не показалась ему эдакой секс-бомбой, когда он впервые увидел ее… Однако, когда пришло время, она внезапно оставила скромность и сдержанность – и отдалась любовным утехам, как никакая другая женщина на всем белом свете.
Рэнсом изо всех сил пытался не думать о том, как те двое проводили время в постели. Ублажая один другого до умоисступления? «Перестань! – твердил он себе снова и снова. – Посмотри лучше, что там пишут на спортивной странице…»
Еще тогда, в Монтедоре, он понял, что она отнюдь не неопытная девственница, не зеленая школьница. Чего же тогда он хочет? Ведь не думал же он, что она уйдет в монастырь или решит не встречаться с мужчинами после единственной их ночи? Глупо, но Рэнсом чувствовал, будто у него отняли что-то, принадлежащее только ему, и больше никому на свете. Однако она помолвлена с этим противным типом. Или почти помолвлена. Так что же он так возмущается, что она с ним спит? «Черт с ними, с этими спортивными страницами! Лучше посмотреть раздел фельетонов…»
Она вздохнула после того, как помахала этому типу рукой на прощание, и это пронзило Рэнсома в самое сердце. Неужели она к нему неравнодушна?
«Перестань, перестань об этом думать…» Надо сосредоточиться. Нельзя поддаваться собственным чувствам и влечению к этой женщине. Он уже несколько раз видел, что становилось с его приятелями, сходившими с ума от безнадежной любви. Он всегда жалел их, считая, что ни одна женщина в мире не стоит страданий, которые испытывали бедолаги. Конечно, секс – штука хорошая, но только когда занимает в жизни не больше места, чем необходимо. Гвен прекрасно чувствовала это – и именно это ценил он в ней больше всего. Итак, хватит, пора заняться делом.
Ради самоуважения, ради всей своей жизни – он не позволит этой дамочке издеваться над ним и унижать его. Ни за что!
Водитель припарковал машину у входа в аэропорт, выгрузил вещи, попрощался и уехал. И Мадлен, и Рэнсом твердо решили вести себя подобающим образом, пока будут идти от места стоянки машины до секции проверки документов – она находилась всего в сотне ярдов.
– Мне, пожалуйста, место для некурящих, – обратилась Мадлен к служащему аэропорта, взявшему у нее на проверку паспорт.
– А мне – в салоне для курящих, – заявил Рейсом, протягивая свои документы.
Так как служащему было ясно, что эти двое летят вместе, он уставился на них, решив подождать, пока они согласуют вопрос между собой.
– Я не собираюсь сидеть в салоне для курящих в течение всего рейса до Монтедоры. – Весь вид Мадлен говорил о том, что уступать она не намерена.
– А я не собираюсь лишать себя удовольствия выкурить сигарету-другую в течение нескольких часов.
– Но ведь ты, если захочешь покурить, вполне можешь пойти на пять-десять минут в салон для курящих, – не сдавалась Мадлен.
– Очень разумное предложение, сэр, – обратился к Рэнсому служащий. – Многие наши пассажиры…
– Может, леди, вы мне еще прикажете подержать ваше пальто или пойти приготовить для вас ванну? – язвительно произнес Рэнсом.
– Интересно, а как ты обычно поступаешь, когда нанимаешься на работу телохранителем? – сухо поинтересовалась Мадлен – Всех своих работодателей подвергаешь опасности заработать рак легких, эмфизему и еще бог весть что для того только, чтобы удовлетворить свою потребность в никотине?
– Я давно уже не нанимался ни к кому телохранителем. Но когда это было, то…
– А если ты еще к тому же давно не практиковался, тогда зачем устроился на работу к моему отцу? Он-то убежден в том, что у тебя высокая квалификация…
– Мои клиенты еще никогда на меня не жаловались, мисс Баррингтон. – Голос Рэнсома стал ледяным. – К тому же они вели себя прилично, и мне не требовалась очередная сигарета всякий раз после того, когда они открывали рот… А что касается меня, то я…
– Как ты смеешь обвинять меня…
– …самый лучший специалист из всех, с которыми ты когда-нибудь имела дело, поэтому…
– …в собственных слабостях и пагубных привычках!
– …не смей меня оскорблять!
Выпустив всю накопившуюся ярость, они внезапно замолчали и какое-то время смотрели друг на друга, не произнося ни слова.
– Простите, так все-таки – для курящих или для некурящих? – решился наконец нарушить молчание служащий.
Глубоко вздохнув, Рэнсом вежливо и спокойно ответил:
– Для мисс Баррингтон, пожалуйста, место в салоне для некурящих. А для меня – в салоне для курящих, – и, бросив быстрый взгляд на Мадлен, добавил: – И как можно дальше от нее.
Глубоко вздохнув, Мадлен заметила, обращаясь служащему:
– Почему бы вам не пристегнуть этого невоспитанного типа к крылу самолета, чтобы остальные могли лететь спокойно…
Служащий и Рэнсом молча уставились на Мадлен.
Словно не замечая вывески, запрещающей курение, Рэнсом зажег сигарету.
– Хочешь верь, хочешь нет, но до того, как я встретил тебя, я выкуривал по четыре сигареты в день.
– Ты имеешь в виду до вторника?
– Нет, до Монтедоры.
– О-о-о…
– А во вторник мне пришлось выкурить восемь сигарет. – Он кивнул на только что зажженную сигарету и добавил: – А это уже восьмая за сегодня…
– Думаю, тебе следует заняться на досуге вязанием, – холодно ответила Мадлен. – Говорят, успокаивает нервы…
– Ну а я думаю, не надо было соглашаться на эту работу…
– Ну, знаешь ли, сейчас уже поздно отказываться.
– Рэнсом взял у служащего талон на посадку.
– Точно, Мэдди, – неожиданно мягким тоном согласился он.
Их взгляды встретились. Первый раз за все это время Мадлен подумала о том, что, вероятно, причинила ему сильную душевную боль. Хотя вряд ли: она еще не встречала более толстокожего типа. Его отношение к той ночи, проведенной с ней, как и к сексу вообще, казалось свободным и непринужденным, так что скорее всего он не придал большого значения их встрече в Монтедоре.
А все, что он говорил ей в течение двух последних дней, свидетельствует только об уязвленной гордости. И ни о чем больше.
Тем не менее Мадлен впервые попыталась представить, что бы чувствовала она сама на месте Рэнсома, если бы он убежал от нее утром, даже не попрощавшись, исчез после бурной любовной ночи без всяких объяснений.
– Мистер Рэнсом, – обратился к нему служащий, заставляя тем самым отвести его взгляд от Мадлен, – согласно международным правилам, я должен осмотреть ваше оружие.
– О да. – Рэнсом снова повернулся к Мадлен, однако на сей раз выражение его лица было абсолютно бесстрастным. – Это займет не много времени. Может, тебе стоит пока пройти паспортный контроль и подождать меня там?
К великому облегчению Рэнсома, Мадлен на сей раз согласилась с его предложением, а не бросилась снова с ним спорить. Он с улыбкой обернулся к служащему, который уже звонил кому-то из начальства – чтобы те пришли проверить оружие. Через несколько минут Рэнсому вручили специальную карточку – он должен был надлежащим образом ее заполнить и вложить в уже проверенный багаж вместе с двумя незаряженными револьверами. Будучи лицом частным, он не имел права провозить оружие в салоне пассажирского лайнера.
Еще утром он решил прекратить словесные баталии с Мадлен – однако смог продержаться лишь до того момента, пока она не заговорила своим самоуверенным, почти командирским тоном – как будто ей и впрямь весь свет должен подчиняться! Разумеется, работай Рэнсом на другого клиента, он бы как миленький согласился сидеть в салоне для некурящих, а желая покурить спокойно вышел бы в другой салон. Однако уже сама приказная манера, в которой обратилась к нему Мадлен, и то, что она даже не поинтересовалась, где предпочел бы сидеть он сам. возмутили его до глубины души и подтолкнули к тому, чтобы подразнить ее, позлить, заставить лишний раз выказать свой отнюдь не ангельский нрав.
Документы и бумаги Рэнсома были в полном порядке – он уже чуть ли не наизусть знал порядки в международных аэропортах, – поэтому проверка оружия прошла довольно быстро. Пройдя паспортный контроль, он увидел Мадлен, погруженную в чтение «Экономист» [4] и спокойно потягивающую фруктовый сок. Заказав себе черный кофе, Рэнсом сел рядом с ней. Если он и успел к чему-то привыкнуть во время работы в Секретной службе и что ценил, работая в «Марино секьюрити», так это авиапутешествия первым классом. Разумеется, дорогие полеты казались чем-то совершенно естественным для членов семьи Баррингтон, однако Рэнсом вырос отнюдь не в роскоши – а потому и не мог относиться к ним как к чему-то естественному и само собой разумеющемуся.
– Веракрус пришлет за нами в аэропорт машину с шофером, – объявил Рэнсом Мадлен, когда та, закончив чтение журнала, отложила его в сторону.
Она холодно посмотрела на него:
– Ты хорошо его знаешь?
Рэнсом пожал плечами:
– Нет, мы с ним, конечно, не близкие приятели, если ты это имеешь в виду. Однако я знаю о нем довольно много – так как работал на него.
– Судя по твоему тону, он не очень-то тебе нравится, – задумчиво произнесла Мадлен.
– Ты мне тоже не слишком нравишься, однако это, как видишь, нисколько не мешает мне выполнять свою работу, – довольно грубо ответил Рэнсом.
– Итак, – Мадлен, казалось, совершенно проигнорировала его замечание, не желая вступать с ним в конфликт, – насколько я понимаю, ты числишься экспертом по Монтедоре в компании Джозефа Марино?