Безумные русские ученые. Беспощадная наука со смыслом — страница 13 из 76

Молодому и энергичному хирургу, приехавшему только что из Дерпта, предстояло превратить авгиевы конюшни Второго военно-сухопутного госпиталя в нечто похожее на клинику. Административное «военно-учебное болото», в которое попал Пирогов, заволновалось. Населявшие его гады всполошились и соединенными усилиями набросились на нарушителя их мирной воровской идиллии. Но они не знали, что перед ними инициатор знаменитых «Чингисхановских нашествий» по балтийским землям Империи. Пирогов тут же приспособил одну из госпитальных бань под мертвецкую и принялся резать трупы по двадцати штук в день.

От некого доктора Лоссиевского ассистенту Пирогова сразу же последовало весьма красноречивое предписание: «Заметив в поведении г-на Пирогова некоторые действия, свидетельствующие об его умопомешательстве, предписываю Вам следить за его действиями и доносить об оных мне. Гл. д-р. Лоссиевский».

Ассистент, некий Неммерт, показал бумагу Пирогову. Последний приказал отправить ее по начальству. Разразился скандал, в результате которого Лоссиевский и компания присмирели, и Пирогов вновь принялся безудержно резать и сумел в короткий срок поставить хирургическую кафедру академии на такую высоту, до которой она не поднималась ни до, ни после него.

Затем Николая Ивановича назначают директором инструментального завода, и он соглашается. Теперь хирург сам придумывает инструменты, которыми любой специалист сможет сделать операцию хорошо и быстро. Его просят принять должность консультанта в одной больнице, в другой, в третьей, и он опять соглашается.

Чтобы студенты имели возможность постоянно упражняться в производстве операций и вести экспериментальные наблюдения, в 1846 году по проекту Пирогова при Медико-хирургической академии был создан первый в Европе анатомический институт.

В 1846 году он опубликовал «Анатомические изображения человеческого тела, назначенные преимущественно для судебных врачей», а в 1850-м – «Анатомические изображения наружного вида и положения органов, заключающихся в трех главных полостях человеческого тела».

Поставив перед собой задачу – выяснить формы различных органов, их взаиморасположение, а также их смещение и деформацию под влиянием физиологических и патологических процессов, Пирогов разработал свой метод, названный им методом «ледяной скульптуры». Ученый хотел, чтобы для хирурга человеческое тело стало прозрачным. В результате чего он должен был мысленно представить себе положение всех частей в разрезе, проведенном в любом направлении через любую точку тела.

Чтобы узнать, как расположены различные части тела, анатомы вскрывали полости, разрушая соединительные ткани. Воздух, врываясь внутрь, искажал положение органов, их форму. Искаженные уже при вскрытии, органы окончательно изменялись под ножом анатома. Сам эксперимент мешал получить точные результаты, ради которых он проводился. Нужно было искать новый путь.

Существует легенда, в соответствии с которой Николай Иванович, проезжая по Сенной площади, где зимой обыкновенно были расставлены рассеченные поперек замороженные свиные туши, обратил на них особое внимание и применил в новом подходе к анатомии.

Сам Пирогов описал этот новый подход следующим образом: надо «изучить на замороженных трупах положения, форму и связь органов, не распиливая их в различных направлениях, а обнажая их на замороженном трупе, подобно тому, как это делается обыкновенным способом. Для этой цели труп замораживали до плотности камня и затем при помощи долота, молотка, пилы и горячей воды обнажались и вылущивались органы, скрытые в оледенелых слоях. С помощью этих приемов и получено изображение нормального положения сердца и органов брюшной полости».

Впрочем, идея использования холода в анатомических исследованиях появилась задолго до знаменитого случая на Сенной. Еще в Париже Пирогов делился с хирургом Амюсса тем, как он исследовал направление мочевых каналов на замороженных мертвецах.

Примерно в те же годы Буяльский сделал интересный опыт: на замороженном трупе, которому придали очень выразительную позу, обнажили мышцы. Скульпторы по этому образцу изготовили форму и отлили бронзовую фигуру. Про невинные платки и нитки эпохи студенчества Пирогова уже давно забыли. Его величество Эксперимент шел по патриархальной России семимильными шагами. Оставалось не так уж много времени, чтобы Ему перейти из области чистой науки в науку об обществе и оправдать любой революционный террор. На опыте нашей недавней истории мы знаем, что наши социальные экспериментаторы отличались еще большей страстностью, чем наши естествоиспытатели, и счет жертвам шел уже не на тысячи, а на миллионы.

Но вернемся к изысканиям Пирогова. Доведя замороженный труп до плотности твердого тела, ученый обходился с ним точно так же, как с деревом. Не опасаясь уже ни вхождения воздуха, ни сжатия частей, ни распадения их, Пирогов распиливал эти трупы на тонкие параллельные пластинки. Получалась целая серия пластинок-дисков. Сочетая их, сопоставляя друг с другом, можно было составить полное представление о расположении различных частей и органов. Человеческое тело действительно становилось прозрачным.

Простая ручная пила для такой тонкой работы не подходила. Пришлось приспособить пилу, взятую со столярного завода, которой разделывали красное, ореховое и палисандровое деревья. В анатомическом театре это сооружение занимало целую комнату. В месте, где производились эти работы, все время сохранялась минусовая температура. Трупы должны были храниться как в морозильнике. Пирогов замерзал. На каждый распил уходило несколько часов. Сейчас бы действия великого хирурга подпадали бы под статью уголовного кодекса: издевательство над трупом. Однако в Российской империи такое занятие было вполне легальным. Чьи это были трупы? Скорее всего, бесхозные трупы мужиков, какими-то судьбами попавших в столицу и здесь отдавших Богу душу. Но кто-то уже собирал в русской литературе «мертвые души».

Г. Флобер в своем «Лексиконе прописных истин» пишет: «Вскрытие – Оскорбляет величие смерти». Пирогов сознательно оскорблял величие Смерти. Но оскорбляя Смерть, он оскорблял и Жизнь, ведь эти понятия неразрывно связаны между собой. Бесспорно, у великого хирурга есть оправдание: все это делалось ради спасения живых. Жизнь – вот абсолютная ценность человека Нового времени. Смерти боятся, поскольку она мешает наслаждаться радостями бытия. Но кто сказал, что гедонизм – это высочайшая духовная ценность? Гедонизм, например, античной эпохи привел людей к скотскому состоянию последних лет Римской империи, когда кровавые зрелища, разворачивавшиеся в знаменитом Колизее, посещали даже беременные женщины. И кто сказал, что к истине можно идти любыми путями? Не страдает ли от этого сама истина? Известно, что медики Третьего рейха также сделали немало открытий в области медицины, проводя опыты на живых людях, также замораживая, правда, в отличие от Пирогова, не дожидаясь, пока умрут страдальцы.

И вновь вернемся к мертвому телу, столь излюбленному предмету научных изысканий великого русского хирурга. Мишель Фуко в своей знаменитой работе «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» пишет: «В любом обществе тело зажато в тисках власти, налагающей на него принуждение, запреты или обязательства… Человеческое тело вступает в механизмы власти, которые тщательно обрабатывают его, разрушают его порядок и собирают заново. Рождается «политическая анатомия», являющаяся одновременно «механикой власти». Она определяет, как можно подчинить себе тела других, с тем чтобы заставить их не только делать что-то определенное, но действовать определенным образом, с применением определенных техник, с необходимой быстротой и эффективностью».

Хотел того Пирогов или нет, но он словно выполнял определенный социальный заказ, он усиленно работал в области абсолютного подчинения тела государственному здравоохранению как одному из важных институтов власти. Не случайно, что в период сталинской диктатуры именно этот ученый будет поднят на пьедестал почета и окружен ореолом величия. Отец народов прекрасно уловит скрытый смысл и значение многочисленных экспериментов с трупами. Любому диктатору, любому аппарату подавления нужны человеческие тела, чтобы манипулировать ими, а для этого необходимо хорошо исследовать сам материал со всеми его скрытыми и явными возможностями.

И здесь вновь следует говорить об эстетической ответственности науки перед человечеством. Все ли средства хороши для достижения целей и все ли истины надо обязательно познать? Не прав ли старик Флобер, сказав, что «вскрытие оскорбляет величие смерти»?

Однако вновь вернемся к научным поискам Пирогова. Если каждый анатомический атлас ученого был ступенью в познании человеческого тела, то «Ледяная анатомия» стала вершиной. Она составляет тысячи рисунков! 12 тысяч трупов вскрыл профессор за время своей работы над этим атласом. Результат поистине титанического труда хирург опубликовал в четырех томах, которые выходили с 1851 по 1854 годы. Знаменитый атлас получил название «Топографическая анатомия, иллюстрированная разрезами, проведенными через замороженное тело человека в трех направлениях».

Во время своей безудержной петербургской жизни Пирогов тяжело заболел, отравленный госпитальными миазмами и дурным воздухом мертвецкой. Полтора месяца он не мог подняться с больничной койки. Однако смог все-таки найти в себе силы и еще больной вновь принялся за разрезание замороженных трупов. В это же время у Пирогова умирает жена. Она умирает при родах второго сына. Но горе, собственная болезнь и два маленьких ребенка не могли оторвать Пирогова от морозильника, где его ждала огромная пила и очередное замороженное человеческое тело. Вот оно подлинное проявление «воли к истине»! Есть в этом бесспорном научном подвиге русского ученого какой-то оттенок фаустианства.

В новооткрытом анатомическом институте Пирогов в это же время занялся экспериментальными исследованиями анестезии. Накануне введения в хирургию эфира как анестезирующего средства знаменитый французский хирург Вельпо сказал, что это пустая мечта, за которой не следует гоняться. «Устранение боли при операциях, – говорил он, – химера, о которой непозволительно даже думать. Режущий инструмент и боль при операциях – два понятия, не отделимые друг от друга в уме больного».