Все это конечно плачевно сказалось на тахионах, т. к. пришлось признать что их время течет вспять, и то что тахионы не могут доносить информацию, т. к. это к примеру, нарушило бы принцип причинности, и вообще не могут как либо взаимодействовать с частицами нашего мира, т. к. их скорость выше скорости взаимодействия в нашей вселенной. Они просто выпадают из нашей пространственно-временной и причинно-следственной структуры! По этой причине, обнаружение и фиксация таких частиц представляются скорее всего невозможными… «Увидеть» тахион возможно после момента пролета его мимо. Приближающийся тахион невиден, так как изображение его вместе со светом запаздывает за ним. После же его пролета вблизи можно наблюдать его раздвоенное изображение, части которого разлетаются в разные стороны: одна часть, по ходу движения – это свет улетающего тахиона, и вторая, против его движения, – постепенно долетающие изображения тахиона, которые он оставил позади, пока летел к нам.
Уж очень напоминает такая попытка «разглядеть» эту загадочную частицу попытку Моисея разглядеть на горе Синай лик Божий. В книге Исход, Глава 33, стих 23 сказано: «лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо (тебе)».
На наш взгляд, именно по этой причине научное озарение, которое свершается на страницах романа Василия Гроссмана «Жизнь и Судьба», подобно озарению Моисея на горе Синай. А весь пафос повествования сводится к тому, что как не уничтожай человека, как не вытравляй в нём божественное начало, оно всё равно даст знать о себе наподобие пролетающего мимо и невидимого обычным взглядом открытого реальным Штрумом таинственного тахиона. Роман В. Гроссмана парадоксален по своей природе, и он, этот великий роман, как никакое другое произведение российской литературы XX века отражает саму суть нашей парадоксальной действительности, когда бывшие зэки рвутся в космос и им удаётся, в конечном счёте, достучаться до Небес.
Николай Александрович Васильев
Васильев Николай Александрович – русский учёный, предвосхитивший развитие системы воображаемой (неаристотелевой) и основных разделов современной неклассической логики. Он родился 29 июня 1880 года в Казани. В 1898 г. будущий логик поступил на медицинский факультет Казанского университета (попутно с основными дисциплинами слушал курс философии). В июне 1904 г. окончил учебу и работал врачом в деревне Шатьма Ядринского уезда. С ноября 1910 года – приват-доцент кафедры философии Казанского университета.
Воображаемая логика Васильева прекрасно сочеталась с так называемой воображаемой геометрией Лобачевского, ориентированной больше на пространство космическое, чем на земное, описанное ещё Евклидом.
История Евклида и его труда «Начала», где он изложил свои идеи, восходит к 300 году до н. э. Именно тогда этот древнегреческий математик, о котором нам почти ничего не известно, составил учебник по геометрии, где систематизировал все знания, которые до этого из уст в уста передавались пифагорейцами и учениками Платона. В то время как над входом в Академию Платона можно было прочесть фразу «Да не войдет сюда не знающий геометрии», «Начала» Евклида были предназначены для неподготовленного читателя и помогали понять науку о формах и фигурах с помощью простейших формулировок. Чтобы сделать свой труд более понятным и одновременно подчеркнуть четкость и строгость геометрии, Евклид начал изложение с ряда определений и аксиом, из которых, запасясь терпением, логически можно было вывести любое из сотен предположений, записанных в книге. Возможно, создание никакого другого учебника не имело столь радикальных последствий для развития всей человеческой мысли на протяжении последующих двух тысяч лет.
В словарях аксиома определяется как истина, не требующая доказательства ввиду своей очевидности. В этом смысле аксиомы являются выводами, к которым без особых усилий может прийти любой человек, даже далекий от цивилизации. Александрийскому мудрецу хватило пяти постулатов, на которые опирались «Начала». Первые три постулата гласили, что от всякой точки до всякой точки можно провести прямую; ограниченную прямую можно непрерывно продолжать по прямой и что из всякого центра с помощью соответствующего инструмента может быть описан круг. Четвертый постулат гласил, что все прямые углы равны между собой, а согласно пятому, если прямая, пересекающая две прямые, образует внутренние односторонние углы, в сумме меньшие двух прямых, то, продолженные неограниченно, эти две прямые встретятся с той стороны, где углы меньше двух прямых. Наиболее известные следствия пятого постулата гласят, что сумма углов треугольника равна 180°, а через точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну и только одну прямую, параллельную данной.
Независимо от точной формулировки постулата о параллельности прямых ученые сомневались, является ли он самостоятельным относительно других постулатов или же, напротив, выводится из них с помощью искусных рассуждений и его можно исключить из списка аксиом. Через эти сомнения прошли все греческие и арабские комментаторы «Начала» и исследователи эпохи Возрождения.
И вот в одном из своих писем другу-математику Гаусс признавался, что после тридцати лет размышлений пришел к выводу: что может существовать геометрия, в которой пятый постулат не выполняется. А Гаусс, как мы уже упоминали в главе, посвящённой Лобачевскому, был близко знаком с одним из преподавателей математики Казанского университета, немцем по национальности, где и проходил обучение русский гений. Так неевклидовая геометрия открыла путь в новые миры.
Альберт Эйнштейн, например, сумел извлечь пользу из сложившейся ситуации и благодаря неевклидовой геометрии решил задачу, не дававшую покоя самому Исааку Ньютону. Согласно закону всемирного тяготения, открытому Ньютоном в 1685 году, два тела притягиваются друг к другу с силой, которая увеличивается с ростом произведения их масс и с уменьшением квадрата расстояния между ними. Этот закон позволил описать движение планет и траекторию падения яблок с деревьев, однако важнейший вопрос по-прежнему оставался без ответа: как может Земля воздействовать на Луну, если их разделяет почти 400 тысяч километров? Действие, совершаемое на расстоянии, считалось чем-то относящимся к алхимии и ни в коем случае не могло быть принято научной школой того времени. Чтобы преодолеть это препятствие, был даже воскрешен эфир, упоминавшийся в греческой мифологии, – летучая субстанция, заполняющая промежутки в пустоте, благодаря которой сила тяготения распространяется от одного тела к другому. Однако различные эксперименты поставили под сомнение существование эфира или чего-то подобного.
И тогда на сцену вышел Эйнштейн. Любой может представить себе, что произойдет с простыней, которую натянули два человека, если в ее центр бросить мяч, однако предположить, что точно так же ведут себя планеты в космосе, смог лишь этот гениальный сотрудник патентной конторы в Берне. Тело столь большой массы, как Земля, искажает пространство вокруг себя, и гравитация есть не что иное, как мера кривизны пространства. Если маленький шарик бросить на простыню, деформированную под весом мяча, он немедленно скатится к ее центру. Аналогично, тело в состоянии свободного падения притянется к поверхности Земли в результате искажения пространства вокруг нее. Если тело находится далеко от Земли и при этом движется, как, например, Луна, то благодаря искажению пространства оно не притянется к Земле, а будет удерживаться на земной орбите. Таким образом, в той геометрии, где гравитация является мерой кривизны пространства, пятый постулат Евклида не выполняется.
Эйнштейна совершенно не волновало, что его теория относительности разрушила мечты о евклидовом космосе, поскольку со временем он понял, что геометрия носит сугубо формальный характер. В первой главе книги «О специальной и общей теории относительности» – научно-популярном изложении результатов своих исследований, опубликованном в 1920 году, – Эйнштейн объясняет, что геометрия основана на ряде понятий («точка», «плоскость» и «прямая»), которые мы четко представляем себе, а также на определенных простых предположениях, аксиомах, которые кажутся нам истинными, если трактовать их согласно нашим представлениям о понятиях геометрии, к которым они относятся. Однако ничто не указывает, что в геометрии эти понятия нужно понимать точно так же, как и в обычной жизни, – напротив, геометрия есть не более чем множество абстрактных идей и отношений между ними.
Напомним, что и Васильев, и Лобачевский были связаны непосредственно с Казанским университетом. К 1910–1914 гг. относятся новаторские работы Н. А. Васильева по логике, которую он называл воображаемой и в которой предвосхищались многозначные, паранепротиворечивые, многомерные и иные неклассические логики.
Возникновение логики как науки имело две предпосылки. Во-первых, это зарождение и первоначальное развитие наук. Этот процесс получает развитие в Древней Греции с VI в. до н. э. Зарождение науки требовало исследования природы мышления как средства познания. Во-вторых, возникновение логики было связано с развитием ораторского искусства. Логика должна была объяснить, как должна строиться речь и какими свойствами она должна обладать.
Поэтому не случайно, что именно Греция стала родиной такой науки, как логика.
Основателем логики принято считать древнегреческого философа Аристотеля, который изложил свои идеи в работе «Органон». Согласно Аристотелю «мышление – это не конструирование или создание умом некой новой сущности, но, скорее, уподобление в акте мышления чему-то, находящемуся вовне». Предметом формальной логики Аристотеля выступали:
1) основные виды бытия, которые подпадают под отдельные понятия и определения;