Паук неожиданно быстро выступил вперед и одним движением начертил в воздухе фигуру, напоминающую больного осьминога, и послал ее вперед. Одновременно он резко рубанул кинжалом крест-накрест. Фигура начала дымиться, распрямилась, раскинула щупальца и накрыла тени. Те вдруг задергались, начали расползаться на части и рваными лоскутами исчезать в темноте. Неожиданно из-за головы Санька взметнулось нечто большое, черное, жуткое и прыгнуло на Паука. Тот не растерялся. Его клинок начертил светящуюся извилистую линию, похожую на змею, и, когда тень коснулась змеи, он коротким и точным движением отсек ту часть линии, где должна быть голова змеи. Страшно закричал Санек. Тень дернулась и перетекла в клинок. Паук выпрыгнул из круга, подскочил к Саньку и отрезал у него прядь волос в районе макушки. Санек немедленно потерял сознание и рухнул на землю, будто у него вытащили все кости. Все зашевелились, с лиц сползли маски ненависти. Друзья стали виновато озираться и спрашивать друг друга о том, что тут произошло. Сразу пошел дождь. Постепенно всех охватила апатия. Из них словно выдавили все эмоции и желания, оставив лишь жалкую оболочку из мяса, костей и разных жидкостей. Они безвольно сели прямо на камни и тупо таращились на догорающий костер.
— Паук, помоги довести их до лагеря, — то ли приказал, то ли попросил Бригадир.
— Зачем? Посидят немного, костер догорит — сами разбредутся. Ну а нет — так поспят на свежем воздухе. Откат — дело интимное.
— Негоже на голых камнях валяться. Холодно. До палаток пятьдесят метров. Давай туда отведем.
— Нет. Уроком будет. Старших слушаться надо.
— Ну и хрен с тобой, я сам. Помоги хотя бы Санька оттащить. Тяжелый, гад.
— А этого лучше убей. Чем быстрее, тем лучше. Голову ему отрезать надо. Но не здесь, а вон там. Там место есть… сильное… Я смогу подготовить. Он нас еще и сторожить будет.
— Ты че несешь?!
— А-а-а… Крови боишься. Тогда оставь. Я сам. Только от Слова меня освободи.
— Какого слова?!
— Я тебе обещал, что не трону людей твоих.
— Ну уж нет, брат. Не освобожу. Наоборот, поклясться заставлю еще раз.
— Не стоит. Я уже обещал. Второй раз клятвы не даю.
— Убить Санька! Да как у тебя вообще язык повернулся такое сказать?! Это все мои люди. Я их защищать должен!
— Ты не понимаешь, — резко оборвал Бригадира Паук. — Это уже не твой человек. Он вообще лишь отчасти человек. На нем Всадник был. Пес. Он никого не забрал, потому что за мной шел. Я его развеял, но канала закрыть не могу. Он сейчас беззащитен. Может подсесть другая сущность, только покруче. Намного круче. Тогда он уйдет и с собой кого-нибудь заберет. Не думаю, что сегодня, но уйдет — это факт. Так что оставь их всех тут, у камня. Так безопасней. А Санька убить надо. Сам не можешь — так мне не мешай.
— Нет, — жестко сказал Бригадир и достал из-за пояса пистолет. — Только прикоснешься к Саньку — пристрелю. Я сказал.
— Идиот. — Паук смачно сплюнул под ноги. — Сколько народу умереть должно, прежде чем ты поймешь, что не прав? Ты не видишь опасности. Не знаешь ни черта. Санек и есть смерть. Его надо уничтожить, пока он слаб.
— Отойди, — с холодной решительностью произнес Бригадир, взяв Паука на прицел. — Не подходи к парням. Пока я здесь, им никто не может угрожать. Даже говорить так запрещаю. Понял?! А теперь уходи и не подходи ближе чем на двадцать метров. Увижу — буду стрелять без предупреждения. Все ясно? Тогда пошел.
— Я уйду, — спокойный голос Паука резал уши. — Но ты знай, что сам выкопал могилу для твоих людей. Завтра ты поймешь, но скорее всего будет уже поздно. Люди погибнут. Твои люди. И это твой выбор. А пока не отпускай парней. Следи за ними. Приглядывай за Саньком и Боцманом. Он тоже, кажется, инфицирован.
Паук развернулся и бесшумно растворился в темноте. Бригадир остался стоять, оглушенно оглядываясь. Новая жестокая и пугающая, но загадочная, а потому манящая реальность обрушилась внезапно, смешала мысли, чувства. Из глубин подсознания поднялась темная муть первобытных страхов, инстинктов, предрассудков. Наработанные годами подозрительность и прагматизм вступили в неравную схватку с природной любознательностью и тягой к новым знаниям и приключениям. На первом этапе победила ответственность. Навык, привитый недолгой, но тяжелой боевой походной жизнью: «Сперва люди — потом ты», — уже давно вошел в привычку и работал в автоматическом режиме. Бригадир подбросил в затухающий костер дров. Сходил в лагерь, проверил раненого Пикселя, притащил из палаток спальники и коврики, уложил на них товарищей, безвольными куклами сгрудившихся у костра, подсунул коврик и укрыл спальником валявшегося чуть в стороне Санька, посидел немного, потом еще раз сходил в лагерь, откуда приволок большую охапку дров и большой походный чайник. Затем сел спиной к огню и стал ждать рассвета, прихлебывая из термокружки обжигающий пахучий травяной чай, до мелочей припоминая прожитый день. Черное молчаливое небо безразлично мигало желтыми яркими звездами. Тишина, покой, умиротворение. Но постепенно в душу стало вливаться новое ощущение. Иррациональный страх тяжелым холодным камнем заворочался в сердце и в животе. Бессмысленный панический страх от чего-то таинственного, находящегося вне этого мира. Вернулась детская боязнь темноты, боязнь оставаться одному в темной комнате. Но он гнал этот страх прочь, смелее вглядываясь в темноту, пока не начал различать за синеватым расплавом тумана черные гребни вершин. В памяти всплыли слова отца: «Не поворачивайся спиной к своим страхам. Если боишься, встань и посмотри страху в глаза. Ожидание страха всегда страшнее самой реальности. Встреться со своим страхом, и он пропадет». Бригадир встал и решительно шагнул в темноту.
Он не прошел и пятидесяти шагов, как за его спиной материализовался Паук и тихо спросил прямо в ухо, заставив Бригадира подпрыгнуть от неожиданности:
— Не меня ищешь?
— Тебя, тебя, кого же еще, — проворчал Бригадир, злясь то ли на себя за проявленную слабость, то ли на Паука за дурацкие шутки, абсолютно неуместные в данной напряженной ситуации. — Ты что пугаешь? Так и заикой можно остаться. Да пес с ним, с заикой. Я тебя пристрелить мог с перепугу. Ты же видел, ТТ у меня, это не игрушка. Дырку сделаешь — потом не запломбируешь. Ты вообще думай, что делаешь, а то ходит как привидение. Пугает…
— Чего хотел? — перебил Паук.
— Хотел узнать подробнее, что это за хрень, откуда и как с ней бороться.
— Я тебе говорил. Бесы это по-вашему. Разные, но все злые. Хотят нас к себе забрать. Санек где?
— Да спит он.
— Уверен?
— Уверен, я проверял.
— Пошли, еще раз проверим. Его нельзя без пригляда оставлять.
— Ну пошли. Только обещай, что не будешь пытаться его убить. Иначе мне тебя пристрелить придется.
— Я уже обещал. Я мог это сделать сразу, но не стал, ибо дал Слово.
— Тогда пошли. Твои слова звучат дико, но другого объяснения я пока не вижу.
Они подошли к лагерю. Все оставалось по-прежнему. Костер горел ровно. Парни крепко спали, заботливо укрытые спальниками.
— Где Санек?
— Вон там. — Бригадир указал на валявшийся в тени спальник.
— А Боцман?
— Вон сопит. Аж с присвистыванием.
Паук недоверчиво огляделся, потом подошел к Саньку и бесцеремонно откинул спальник. Санька на месте не было. Вместо него валялись два булыжника и пенка.
— Ушел все же, гад, — расстроился Паук. — Проверь, все на месте?
— Все, — уверенно ответил Бригадир. — Ну, еще Пиксель в лазарете. А так все.
— Пиксель? Пошли проверим. Вернее, ты иди, а я тут останусь. Мало ли что. Смотри в оба.
— Да куда Пиксель денется? У него нога сломана. И под реланиумом он, — проворчал Бригадир, уже направляясь в лагерь.
Паук остался. Внимательно осмотрел контур. Сдвинул всех ближе к костру. Обновил некоторые знаки.
Вскоре появился запыхавшийся Бригадир.
— Пропал Пиксель, — с ходу выдал он. — В палатке пусто. В лагере нигде нет. Я проверил.
— Пошли посмотрим, — предложил Паук. — Тут парни в безопасности.
Они быстро спустились в лагерь и заглянули в лазарет, затем в палатку Пикселя. Того нигде не было. Вещи остались нетронутыми. Даже налобник сиротливо лежал на полу. Паук внимательно осмотрел палатку и подходы к ней.
— Сам ушел. Один. Туда пошел. — Паук указал в сторону пещеры.
— Ты что несешь?! — возмутился Бригадир. — Куда он пошел?! И как? У него нога сломана. Он там просто не пройдет! Он, скорее всего, до ветру пошел и свалился. Сейчас лежит где-нибудь без сознания. Ему помощь нужна, а мы тут сопли жуем! Пиксель! Андрей! — громко крикнул Бригадир.
— Не кричи. Бесполезно. Нет больше Пикселя. Умер он.
— Ты опять за свое! У него нога сломана была! Он не мог умереть! От этого не умирают. И уйти сам он не мог!
— Пиксель мертв, — уверенно повторил Паук. — И ушел туда. Искать бесполезно, да и небезопасно. К тому же тут и падать особо негде. Сам знаешь. Ушел он. Завтра вернется.
— Ну и пес с тобой, — зло крикнул Бригадир и плюнул под ноги. — Не хочешь помогать — сиди тут, чакры свои прочищай. А Пиксель, между прочим, тебя тогда не бросил. Он тебя из пещеры на себе пер. Рисковал, но пер. И в калибру ту он за тобой прыгнул. Не знал, что там его ждет, не рассуждал, а просто прыгнул. А ты…
— Пиксель мертв, — упрямо повторил Паук. — Сейчас о живых беспокоиться надо.
— Да иди ты… — Бригадир еще раз плюнул, взял фонарь и ушел.
Паук посидел несколько секунд, закрыв глаза, потом встал, собрал вещи Пикселя. Зашел в палатку Санька, собрал его вещи. Все это он сложил в большой тюк, отволок его к своему костру, облил керосином и поджег. Минут через сорок к нему подошел Бригадир, сел рядом и произнес упавшим голосом:
— Пикселя нигде нет. Дальше искать бессмысленно. С рассветом прочешем все внизу.
— Бесполезно, — тихо произнес Паук. — Он завтра сам придет… к вечеру. Только тебе он не понравится.
Бригадир замолчал и растерянно смотрел на Паука. В его мозгу столкнулись две реальности, два разных мира и никак не хотели укладываться в более или менее понятную структуру. Его привычный мир, где все просто и понятно, а если не понятно, то, по крайней мере, прогнозируемо, мир, где все можно объяснить и предвидеть, исходя из простой логики и знаний физических законов, его материальный мир рушился как карточный домик. Есть такая настольная игра: из небольших брусков складывается башня. Каждый игрок по очереди вытаскивает из этой башни по брусочку, пока башня не развалится. Так вот сейчас он ощущал себя такой башней, из которой достали все возможные бруски, и она начинает распадаться на части. При этом внешне еще выглядит солидной, устойчивой, но это лишь химера. Она уже разваливается. Внутреннее напряжение перешло грань, когда было возможно все вернуть на место и башня обречена.