С трудом отрываюсь от звездной карты. Захватывает она, не то что скупые и серые атласы Земли. Обогнув висящий в воздухе шар, натыкаюсь взглядом на что-то похожее на терминал с жидкокристаллическим экраном. Выглядит как школьный пенал размером два на один, воткнутый вертикально прямо в пол. Кнопок управления не видно. Может, сенсорное? Весь «экран» от пола до верха поделен на двенадцать широких строк. Каждая строка разбита на три графы. И если две правые понять не получается, на них все те же непонятные кругляшки, что и на огромном стеновом табло, то крайняя левая графа притягивает мой взгляд как магнит железо. На ней изображение, двухмерная проекция, находящаяся в непрерывном медленном вращении. И изображены там космические корабли. Ничем иным эти конструкции не могут быть по определению! Слишком иные у них формы, чем у любого механизма, предназначенного для работ на поверхности или в атмосфере. Все двенадцать «кораблей» разные, от размера до форм и раскраски корпусов. Хотя нет, четвертый и седьмой снизу, наверное, однотипны, очень характерный у них обоих обвод носовой части. Различия меж ними есть, но примерно такие же, как между систершипами [9]одного проекта.
— На, накинь. Сегодня теплая ночь, но голым ходить все же не стоит. — Лим накидывает мне на плечи какой-то обрез ткани. На нем масленого вида пятна, и пахнет он едой! Голова начинает кружиться от этого запаха. Ткань очень напоминает льняную. Следую совету и заворачиваюсь в нее как в тогу.
— Что это, Лим? — указываю на то, что принял за терминал.
— Да, крепко же тебе память отшибло. Это журнал космопорта, тут фиксируются последние двенадцать кораблей, совершившие посадку. — Ладонь, закованная в броню, опускается на плечо и легонько сдавливает. Ну как легонько, кости целы будут, но больно! — Если ты врешь, что не помнишь ничего, и тебя будут искать флибы твоей унии, то лучше признайся сейчас. Ростарг — мирная планета, нам не нужны неприятности.
— Не помню, честно. Но вряд ли я флиб. Потому что просто не знаю, кто такие эти самые флибы!
— Вроде не врешь. Совсем не помнишь, кем ты был?
— Точно не флибом и не холопом! — Может, получится, и рабство минует?
— Холопами редко рождаются, ими становятся! — Философ, укуси его за ногу бешеный пес. Стоит лыбится во всю свою широченную и откормленную рожу. — Ничего, Тук — хороший хозяин, зря не обидит. Будешь хорошо работать, очень скоро станешь свободным. — Что в твоем понимании «быстро», не знаю и радоваться подожду.
— Вот этот корабль прилетал последним? — Указываю на верхнюю строчку — изображенное судно ничем не напоминает тот корабль, что меня сюда доставил. Его можно было сравнить с до неприличия разжиревшим бегемотом, а «мою» летающую тарелку — с дельфином.
— Последним был тот, с которого тебя вышвырнули. Но он, как ты видишь, не отмечен в журнале. А тот, на который указываешь, прилетал вчера. Торговцы из местного отделения Лиги. — Разворачивает меня к себе лицом. Черт, он и правда такой сильный или броня оснащена усилителями? — Запомни, тебя сгрузили с него перед отлетом. И продали нам. Понял? — Недвусмысленное у него выражение лица. Если скажу «не понял», будут бо-о-о-ольши-ие-е неприятности.
— Чего ж не понять-то? А Лига разве занимается работорговлей? — Мне не хватает знаний о мире, в который я попал. Катастрофически не хватает! Некоторые вещи на амнезию не спишешь.
— Чудной ты. Лига занимается всем, что приносит деньги. Пошли, Бид уже, наверное, приготовил пожрать!
Лим ведет меня в соседнее помещение. Пройдя пелену дверей, сбиваюсь с шага. Чрезмерно отличается оно от всего виденного ранее. Нет, с точки зрения архитектуры все так же — и материал стен и пола такой же, но… Два ряда по двенадцать пустых ДЕРЕВЯННЫХ (!) кроватей вдоль стен. А в центре помещения длинный, грубо сколоченный опять же из деревянных, плохо обработанных досок стол. И табуреты! Неудобные, без намека на спинку, массивные табуреты!
Как это вяжется с виденным ранее? Космические корабли, обычная гравитация на планетоиде размером с «песчинку» по меркам космоса. Высокотехнологичная броня, шокеры… И тут же рядом примитивная дубинка в руках охраны и почти первобытная мебель!
— О! Скатерть сама пришла! — За центральным столом Бид что-то разогревал в очень похожем на медный котелке. Разогревал на примусе!
— Поедим так, не раздевай парня. — Понятно, откуда пятна на моей «тоге». Укутался в скатерть… — Чем порадуешь?
— Кашей, греча с куриными желудочками.
— Что, опять?! — Лим снимает перчатки, но не бросает их на стол, а аккуратно вешает на пояс.
— Найди что-то другое и приготовь! — Бид в ярости кидает деревянную мешалку на стол.
— Не кипятись, просто третий день одно и то же. Надоело!
— А я поем с удовольствием и кашу! — Честно говоря, и сырое мясо воспринял бы сейчас как пир.
— А тебя вообще не спрашивали. Будешь жрать, что дадут. — А я что, против? Главное, чтобы дали поесть, а что — неважно.
Лим протягивает мне ложку. Вполне обычную столовую ложку, алюминиевую. Бид достает из плетеного напольного ящика металлические глубокие тарелки и с грохотом швыряет их на доски стола. Порция, которую положили в мою тарелку, порадовала своей величиной. Может, кормят тут и не разнообразно, зато дают много.
Теперь надо взять себя в руки. Не дать себе накинуться на еду и судорожно вычистить всю тарелку. Надо есть аккуратно, не торопясь, тщательно пережевывая даже самую мелкую частицу пищи. Не для того, чтобы показать свою «культурность» перед тем, кто пленил, а для того, чтобы желудок не отторгнул еду. После голодовки такое бывает часто, можно даже умереть от переедания. Никогда не думал, что удержаться от жадного запихивания еды себе в рот так трудно.
— Голодал раньше? — А Лим не так прост, умеет подмечать детали.
— Наверное, — отвечать честно себе дороже.
— То и видно. — Собеседник брезгливо заглатывает целую ложку, не пережевывая. Это легко, с его-то пастью. Но, невзирая на вид обычного мордоворота, Лим пугает меня гораздо сильнее, чем его явно сумасшедший напарник-садист.
— А где остальные? — киваю на застеленные спальные места. Не верится, что космопорт охраняют всего двое.
— Наказаны! — Бид ржет во все горло, разбрасывая куски еды по столу и полу. — Четвертый день ночуют под открытым небом с другой стороны посадочного поля. — Тьфу, он смеется, как кабан хрюкает. Противно, но виду показывать нельзя.
— Точно не помнишь, чем занимался раньше? — Лим все продолжает гнуть свою линию, выведывая о моем прошлом.
— Не-а, — как можно более легкомысленно пожимаю плечами, не опуская ложку.
— Лови! — Видно, я и правда сильно ослаб. Кинутый Лимом предмет ударяется о грудь и падет мне в тарелку. Черт! Он бросил в меня шокер!
— Не-э, Бид, он не флиб и не благородный. — Не стесняясь, лезет ко мне в тарелку немытыми руками, возвращая оружие себе. Уф, а ведь будь я в форме и поймай шокер, мог бы схлопотать выстрел из зажатого в руке Лима пистолета. Причем по тому, как поспешно Лим убрал оружие в правую кобуру, видно, это не парализующая игрушка, а что-то более убойное.
— Наелся? — Конечно нет, но знаю, хватит, лучше остановиться.
— Да.
— Руки на стол и не шевелись! — Упс, какой резкий переход. Выполняю приказ под дулом шокера. Бид обходит меня сзади и защелкивает что-то на шее. Сволочи! Они на меня ошейник повесили! — Бери всю посуду вместе с котелком и иди мыть на ручей за портом. Как выйдешь из главного зала, иди прямо. Через сотню шагов упрешься в мелкий песчаный ручеек, там все и отмоешь. Потом возвращайся. Понял?
— Понял. — Засветить бы тебе в глаз, да не кулаком, а кувалдой! Как псину какую захомутали.
— И да, не пытайся бежать. Для потерявших память объясняю! — А вот наклоняться надо мной и орать в лицо, брызгая слюной, можно было и воздержаться. Но Биду нравится ощущение власти, много я таких повидал еще там, на Земле. — Отойдешь от этой штуки, — подкидывает в руках маленький желтый кубик, — дальше чем на пятьсот шагов, будет бо-бо! — Его взгляд просто просит, чтобы я попытался сбежать, ему на радость.
— Может, не надо, Бид? Парню и так сильно досталось.
— Пусть привыкает, холоп. — Лим не хочет больше спорить и замолкает. — Чего ждешь? — Его рука тянется к дубинке. — Пшел работать!
Ручей и правда нашелся быстро. Драить котелки песком мне не привыкать. Из-за своего характера часто попадал на губу в учебке. А начальник там был зверь, плевать хотевший на мои связи. Наверное, по этой причине батя и отправил меня именно в то училище.
Странное место. Нет, не ручей, а вообще. Что ожидаешь увидеть, выйдя за пределы большого здания через центральные ворота? Уж никак не протоптанную тропинку с пробивающейся зеленой травкой. Где дороги? Черт! Как все неправильно! И трава, она обычная, зеленая, видел такую тысячу раз, но сейчас не вспомню название. Кусты вдоль ручья — это же сморода, дикая, но смородина! А вон клонит ветви рябиновый ствол. Да и кормили меня именно гречей, уж ее вкус я отличу от многих! Что за другая планета, где все так похоже на Землю?
Сейчас главное — не рыпаться. Запихать свой характер глубоко-глубоко в… и ждать. Смотреть, изучать, не торопиться и не пытаться бежать. Не потому, что не могу. Даже не будь на мне странного ошейника, все равно нельзя, потому что некуда! Не вернется за мной это гребаное инопланетное блюдце, чувствую филеем — не вернется.
А потом когда-нибудь все изменится, если доживу. Захватившие меня — примитивы, даже наблюдательный Лим и тот прост как пробка. Неделю-две, и, даже будучи холопом, я бы вил из них веревки. Если уж батя танцевал под мою дудку, то… Да, в этом шанс. Только бы не сорваться, притвориться, как это умею…
— Закончил? — Не успев переступить входную завесу, почти врезаюсь в бронированную тушу Бида.
— Да, все вымыл. — Страх в моем голосе неподдельный. И правда боюсь. Другое дело, что мог бы это скрыть, но ведь ему нравится, когда боятся.