Безумный барон — 3
Глава 1
Ровно два дня Орлиное Гнездо гудело, как растревоженный улей, в который для профилактики сунули дымящуюся палку. Палкой, разумеется, был я. Началось в колхозе утро. Мой новый, с помпой пожалованный, титул «Магистра Аномалий» на деле оказался должностью завхоза в дурдоме, где я одновременно был и главврачом, и самым буйным пациентом.
Тронный зал, где еще недавно меня собирались судить, превратился в мой личный штаб. На смену напыщенным лордам пришли перепуганные интенданты, а вместо обвинений в мой адрес летели мои же требования.
— Что это за дерюга? — ткнув пальцем в стопку карт, разложенных передо мной каким-то хмырем из свиты Легата, поинтересовался я. — Карта Мертвых Гор или схема для вышивки крестиком? Тут белых пятен больше, чем на репутации барона Кривозубова. Мне нужна полная топография: с отметками высот, данными по последним экспедициям, включая те, что оставили лишь кровавый след и дурное предчувствие.
В ответ на невнятный лепет про «секретные архивы» и «особый допуск» я не стал спорить. Просто посмотрел. В упор. Эффект от моего нового, пустого, ледяного взгляда превзошел любые угрозы. Побледневший интендант сглотнул так, что кадык дернулся, как пойманная на крючок рыба, и, едва не споткнувшись о собственные ноги, унесся выполнять приказ. Оказалось, мой новый имидж — отличный инструмент для повышения производительности труда.
Старый интриган Голицын играл свою партию. Скрипя зубами и с лицом, будто ему в вино плеснули уксуса, он тем не менее выполнял все мои требования. Лучшие припасы? Пожалуйста. Зачарованные стрелы, способные, по слухам, пробить шкуру дракона? Берите, не жалко. Самые теплые, подбитые мехом плащи с имперских складов? Да хоть весь склад забирайте. Империя демонстративно не жалела средств на своего нового «героя». Ход был идеальный: с одной стороны, миссия получала полное обеспечение, с другой — чем больше я брал, тем оглушительнее будет провал, на который Легат, я уверен, втайне рассчитывал.
И, разумеется, этот ход не обошелся без свиньи, красиво упакованной и с бантиком. Под видом «особого отряда снабженцев», который должен был сопровождать нас до предгорий, ко мне приставили дюжину лбов в имперской ливрее. Лица, высеченные из камня, и волчьи глаза, смотрящие на барана. Мои личные «наблюдатели». Стукачи. А по совместительству, я не сомневался, и ликвидаторы — на случай, если поводок покажется мне слишком коротким.
— Анализ. К группе приставлены юниты с функцией наблюдения и потенциальной ликвидации, — бесстрастно сообщил мой внутренний компьютер. — Неэффективно. Их боевой потенциал низок. Рекомендую превентивно устранить для снижения риска непредвиденных обстоятельств.
«Отставить зачистку, — мысленно буркнул я, провожая взглядом „снабженцев“. — Пока что они полезнее живыми».
Ратмир тем временем занимался тем, что умел лучше всего — превращал толпу в армию. Боевой костяк нашего «Дозора Пустоты» он сколачивал из своих ветеранов — хмурых, бородатых мужиков, для которых война была не подвигом, а работой. Они молча точили мечи, проверяли тетивы и латали доспехи, двигаясь слаженно и почти без слов. Но стоило мне пройти мимо, как разговоры обрывались на полуслове, а один из вояк инстинктивно касался медного оберега на шее. В их взглядах плескался плохо скрываемый ужас, словно перед ними ожила легенда из страшной сказки. И подчинялись они лишь своему командиру, который, стиснув зубы, приказал идти за этим чудовищем в самое пекло.
А Елисей… бедный парень, кажется, нашел идеальный способ справиться со стрессом: он меня избегал. Мастерски. Его избегание, однако, приобрело новый оттенок. Он не просто шарахался, как от чумного, — он наблюдал. Исподтишка, из-за колонн, из-за книжных стеллажей. В его глазах животный ужас боролся с лихорадочным, почти безумным любопытством исследователя, столкнувшегося с невозможным.
В самом дальнем, самом пыльном углу архива я и нашел его. Зарывшись в гору фолиантов, таких древних, что, казалось, они вот-вот рассыплются в пыль от чиха, он сидел на полу в окружении свитков, карт и каких-то рунических таблиц.
— Нашел что-нибудь, кроме пыли и мышиного помета? — спросил я, тщетно пытаясь, чтобы голос не звучал, как скрежет льда по стеклу.
Он вздрогнул, вскочил и уронил с колен толстенную книгу в потрескавшемся кожаном переплете.
— М-магистр… я… да, есть кое-что, — залепетал он, торопливо подбирая фолиант. Голос его дрожал уже не столько от страха, сколько от возбуждения, хотя в глаза он посмотреть так и не решился. — Это не официальные хроники. Дневник одного из магов последней «очистительной» экспедиции Инквизиции. Той, что пропала без вести сто лет назад.
Он развернул книгу, открыв страницы, испещренные убористым, нервным почерком, который ближе к концу превращался в откровенные каракули.
— Он пишет не о битвах, а о… тишине. О давящей, неестественной тишине, в которой гаснут не только звуки, но и сама магия. И еще… вот. — Его палец ткнулся в одну из последних записей, сделанную, видимо, уже дрожащей рукой. — «Она не нападает. Она ждет. Она — замок. И ключ от нее… внутри».
Он замолчал, наконец-то подняв на меня взгляд, в котором больше не было паники. Только вопрос. Вопрос, на который, как он надеялся, я мог дать ответ.
А я смотрел на эти строки, и по моей спине, не от холода, пробежал табун мурашек.
Замок, запертый изнутри.
Тюремщик.
Наш безымянный маг был чертовски прав.
Ночь перед выступлением оказалась самой длинной в моей жизни. Пока остатки моего «союза» пытались забыться в тревожном сне, я стоял у высокого окна в своих покоях, глядя на черную, неживую воду озера. Когда напряжение, державшее меня в тонусе весь день, наконец спало, на его место пришла расплата.
«Подзарядки» от сожранного хмыря из Ордена хватило ненадолго. Словно в бак гоночного болида залили стакан бензина — ровно на то, чтобы доехать до пит-стопа. Дремавший до этого внутренний голод не просто проснулся — он обрушился с утроенной силой. Фоновый холод в груди превратился в хищную, агрессивную черную дыру, с аппетитом пожирающую меня изнутри.
Тупая, выворачивающая наизнанку боль ударила внезапно. Будто мне в кишки запустили стаю голодных пираний, и они начали методично грызть меня изнутри. Дыхание перехватило, ноги подогнулись, и я рухнул на колени, вцепившись пальцами в толстый ковер. Зуб на зуб не попадал не от холода — от чудовищных конвульсий, сотрясавших все тело.
В тусклом лунном свете, пробивающемся сквозь решетку, моя поднятая рука заставила меня оцепенеть. Прошиб ледяной пот. Пальцы стали полупрозрачными, мерцающими, как плохая голограмма, и сквозь них уже проступал темный силуэт оконной рамы. Жизнь не просто утекала — она испарялась на глазах. Моя физическая оболочка, не выдерживая внутреннего вакуума, начала распадаться. Кажется, доигрался.
— Анализ состояния носителя. Уровень структурной целостности физической оболочки — семьдесят два процента, — бесстрастно отчеканила Искра. — Зафиксирована фаза каскадного распада. Обнаружена аномальная активность в заблокированных секторах памяти. Воспроизведение…
«Воспроизведение чего⁈» — хотел было рявкнуть я, но сознание уже уплывало в вязкий, серый туман.
И в этот момент, на самой грани, когда мир начал превращаться в набор бессмысленных пятен, что-то щелкнуло.
Комната растворилась. Меня швырнуло в место, которого нет ни на одной карте. Не тьма и не пустота, а ослепительный, но теплый, живой свет. Я завис посреди города, построенного не из камня, а из чистого, поющего кристалла, чей гул вибрировал на немыслимой, высокой ноте. Вся картинка дрожала и была подернута рябью, как старая кинопленка. А над городом, в бархатной синеве неба, висели два солнца: золотое и серебряное.
А потом на вершине самой высокой башни возникла фигура в броне, темной, как сама ночь, и сотканной будто из застывших теней. Он стоял там, и в его руках был мой меч. Или, вернее, тот, которым клинок был до того, как его заперли на тысячи лет. Черные вены на стали не пульсировали голодом — они сияли, как звездные туманности, вбирая свет двух солнц.
Первый Страж. Мой предшественник.
Видение дрогнуло, пошло помехами. Он поднял меч, и потоки энергии, золотой и серебряной, послушно стекались к нему. Сами его движения были одновременно и созиданием, и разрушением — симфония, из которой вырвали половину нот.
Видение оборвалось так же резко, как и началось.
Дверь в покои с грохотом распахнулась, и в комнату, как вихрь, ворвалась Арина, не тратя времени на вопросы.
— Держись, безумец! — прошипела она, бросаясь ко мне.
Ее руки, обхватившие мое плечо, стали уже знакомой пыткой — два оголенных провода, брошенные в соленую воду. Меня обожгло теплом, ее — ударило холодом. Но в этот раз что-то было иначе. Сосредоточившись на образе Стража, управляющего потоками, я инстинктивно попытался не сопротивляться ее силе, а… направить ее. Собрать тепло и использовать, чтобы «залатать» самые большие дыры в своей структуре, а не просто дать ему выжечь меня.
Боль не ушла, но стала управляемой. Арина вздрогнула, удивленно глядя на меня, — она почувствовала это изменение. Процесс все еще был мучительным, однако теперь он стал короче. Когда все закончилось, она отступила, тяжело дыша. На ее ладони, там, где она касалась меня, на мгновение проступила и тут же исчезла тонкая, как паутинка, сеточка темных капилляров — след моего холода. Цена ее помощи росла.
Я остался сидеть на полу. Тело снова обрело плотность. Голод отступил, затаившись, однако в голове, как заевшая пластинка, крутился рваный, непонятный образ темной фигуры, которая то ли строила, то ли ломала мир из света.
Мой взгляд упал на меч, теперь выглядевший просто куском темного металла. И впервые в нем ощущалось не только эхо голода, но и эхо чего-то другого. Эхо созидания.
Как разрушение может творить?
Над Орлиным Гнездом занимался паршивый, серый рассвет. Промозглый туман, похожий на мокрую вату, цеплялся за зубцы стен. Идеальная погода для похорон. И, судя по лицам моих спутников, хоронили они имен