Ее слова ударили под дых. И Кассиан это почувствовал.
— Твой род? — усмехнулся он, и голограмма ожила вновь. Вместо войн на куполе замелькали кадры из моей прошлой жизни: офис, бесконечные отчеты, лица политиков на экране, вспышка авиакатастрофы. — Вспомни, аналитик. Твои войны, твоя политика, твои бессмысленные отчеты. Разве это не была та же самая боль, тот же хаос, только в меньшем масштабе?
Я замер, глядя на обрывки своей забытой жизни.
— Я предлагаю тебе не просто покой, — его голос стал почти соблазнительным. — Я предлагаю тебе смысл. Великую цель, которая оправдает все страдания. И твои, и этого мира. Я не хочу забрать у тебя Искру, Наследник. Я хочу научить тебя владеть ей. По-настоящему. Я дам тебе то, чего ты ищешь. Контроль.
«Он предлагает мне клетку, — прозвучал в голове древний, уставший голос Искры. — Другую, более изящную, но все равно клетку. Он хочет не управлять мной, а использовать. Как и Архитектор».
Будто услышав ее, Кассиан обратился прямо ко мне:
— Перестань бороться со своим голодом. Стань им. И я покажу тебе, как превратить этот голод в инструмент созидания нового, идеального мира.
Он замолчал, давая мне время переварить это чудовищное, до омерзения соблазнительное предложение. Мне предлагали не просто спасение от проклятия. Мне предлагали стать богом. Богом, что нажмет на кнопку «удалить мир», искренне веря в свое благодеяние. И самое страшное — какая-то часть меня, уставшая от боли, от борьбы, от вечного голода, хотела… согласиться.
Соблазн. Паршивое, липкое слово из дешевых книжек вдруг обрело вес, вкус и запах. Запах — пыль веков и холод далеких звезд. Вкус — горький шоколад: отвратительно, но хочется еще. Пока я стоял посреди зала, в моей голове шла гражданская война: аналитик спорил с человеком, голод — с остатками совести. И на фоне всего этого балагана Кассиан просто ждал.
— Хватит. — Голос Ратмира, хриплый и резкий, как скрежет металла по камню, разорвал гнетущую тишину. — Мы не будем слушать эту ересь. Магистр, приказ?
В его взгляде застыла отчаянная, почти детская надежда. Надежда на то, что его командир, его чудовище, все еще на его стороне.
Оторвав взгляд от Кассиана, я посмотрел на свой отряд. И понял. Кассиан ошибся. Он видел во мне лишь изолированную переменную, Наследника Голода. Но он не учел их. Мою стаю.
— Раз уж мы у тебя гости, Кассиан, — криво усмехнулся я, и голос прозвучал на удивление твердо, — надеюсь, сервис будет на уровне? А то после такой лекции хотелось бы отдохнуть. И да, никаких окон во вселенную, пожалуйста. У меня от них мигрень.
Кассиан на мгновение замер, и в его звездных глазах промелькнуло удивление. Он ожидал чего угодно — согласия, отказа, атаки. Но не этого. Не сарказма. Не бытовухи. Я обесценил его великую игру.
— Как пожелаешь, — после долгой паузы наконец произнес он с явным разочарованием в голосе. — Первый Адепт проводит вас.
Разместили нас не в камерах — нам выделили целый этаж. Покои оказались вызывающе комфортными: мягкие ковры, кровати с перинами, камины с ровным, синим огнем. На столах — еда и вино. Все, чтобы мы почувствовали себя не пленниками, а почетными гостями. И эта роскошь давила хуже любой тюрьмы.
Нам предоставили полный доступ к их библиотекам и архивам. «Думайте, — сказал на прощание Первый Адепт. — Осознавайте истину».
Так мы и оказались в самой страшной ловушке. В ловушке из мыслей.
Весь следующий день мы бродили по стерильной цитадели. Забыв про сон, Елисей зарылся в архивы; он нашел чертеж артефакта, способного, по его словам, «стабилизировать» реальность, и теперь носился с ним как с писаной торбой, пытаясь понять, почему Архитекторы от него отказались. Ратмир часами молча стоял у оружейной стойки, вперившись в идеальное, никогда не бывшее в бою оружие адептов. Арина же нашла сад под куполом, где среди неживых кристаллических цветов часами пыталась заставить хотя бы один из них завянуть.
Мы не разговаривали. Каждый вел свою войну с пугающе убедительной логикой Кассиана.
Вечером я сидел в кресле у камина. Внутренний голод никуда не делся. Просто затаился, выжидая. Кассиан предложил мне не просто контроль. Он предложил цель.
«Анализ. Предложение объекта „Кассиан“ является логически обоснованным методом для прекращения страданий носителя, — раздался в голове голос Искры. — Эмоциональный протест союзников иррационален».
«Но он лжет, — тут же перебил ее другой, древний, уставший голос. — Покой — это не тишина. Это забвение. Я не хочу снова спать».
Дверь тихо скрипнула, и в комнату вошла Арина. Она села в кресло напротив.
— Каждый раз, когда я тебя касаюсь, чтобы спасти, — начала она без предисловий, — я чувствую, как твой холод высасывает из меня жизнь. А ты — как мое тепло тебя обжигает. Кассиан предлагает прекратить эту пытку. Для нас обоих. Искушение велико, не так ли?
Ее слова покоробили.
— Я…
— Он почти убедил тебя, — продолжила она, и голос ее стал жестким. — Взгляд тебя выдал. Ты устал бороться.
— А ты нет? — хрипло спросил я. — Не устала быть «болезнью», которую нужно вылечить?
— Нет. — В ее глазах на мгновение вспыхнул золотой огонек. — Потому что он мертв. Он и весь его идеальный, стерильный мир. А я — нет. Я чувствую боль, ярость, страх. И я, черт побери, живая.
Она в упор посмотрела на меня, и в ее взгляде не было ни жалости, ни сочувствия. Только вызов.
— Так что ты выберешь, Михаил? Мучительную жизнь или спокойную, идеальную смерть? Потому что, идя за ним, ты выбираешь смерть. Не только для себя, но и для меня.
Я не ответил. Потому что, черт побери, я не знал ответа на этот вопрос. И это пугало меня больше, чем любой голод и любой враг.
Глава 7
На вопрос Арины — «Ты еще хочешь жить?» — я так и не ответил. Не потому, что не хотел, а потому, что, черт побери, не знал. Последние дни в этой стерильной, идеальной тюрьме стали изощренной пыткой, а единственным неотлучным спутником сделался голод — сосущий, ледяной вакуум под ребрами. Началось в колхозе утро. Кажется, я окончательно ехал кукухой.
Решение пришло само, продиктованное не логикой или страхом, а чистым, животным инстинктом самосохранения. Я просто не хотел превращаться в ходячую черную дыру, которая однажды сожрет своих же союзников.
Поэтому на следующее утро я и остановил у двери Первого Адепта.
— Передай своему Лорду, — заставив себя говорить ровно, произнес я. — Я согласен на его… уроки.
Адепт молча склонил голову и беззвучно удалился, чтобы вернуться через час.
— Лорд Кассиан ждет вас. Один.
Кивнув, я подхватил с кресла меч и двинулся следом. Проходя мимо Ратмира, стоявшего на страже, я не услышал ни слова. Лишь рука воеводы на эфесе меча сжалась так, что побелели костяшки, — жест, красноречивее любых слов говорящий о том, что он не доверяет им. И, что хуже, больше не доверяет мне.
Мы спустились в самое сердце этой горы-тюрьмы, где Адепт остановился перед круглой, как люк подводной лодки, дверью из радужного, переливающегося металла.
— Он здесь.
Дверь беззвучно ушла в стену, открывая проход в пустоту. Комната без стен, без потолка, без пола — бесконечное, белое, слепящее пространство. В центре этого «ничего» стоял Кассиан.
— Добро пожаловать, Наследник, — его тихий, уставший голос прозвучал прямо в моей голове. — В симулятор реальности. Место, где мы можем работать, не рискуя случайно сломать вселенную.
Я шагнул внутрь.
— Ты привык подавлять свой голод. Бороться с ним, — сказал Кассиан. — Ошибка. Это все равно что пытаться заткнуть вулкан пробкой: чем сильнее давишь, тем мощнее будет взрыв.
Он поднял руку, и белое пространство вокруг нас подернулось рябью. Из ниоткуда начали расти кристаллические структуры — идеальные, многогранные, сотканные из чистого, холодного синего света. От них волнами расходилась энергия Порядка, от которой мой внутренний зверь инстинктивно съежился.
— Ты пытаешься утолить жажду соленой водой Жизни, но она лишь усиливает ее. Твоему Голоду нужна не пища, а форма. Как реке нужно русло, чтобы не превратиться в болото. Попробуй.
С сомнением покосившись на кристалл, я ощутил, как мой внутренний голод взвыл от отвращения. Предложение напоминало попытку напоить вампира святой водой.
«Ложь! — взревела в голове древняя, голодная часть Искры. — Он хочет запереть меня! Носитель, уничтожь его!»
«Анализ. Этот метод эффективен, — тут же перебил ее синтетический, логичный голос. — Сопротивление иррационально».
Стиснув зубы, я подошел к кристаллу и протянул руку с мечом. Стоило навершию Искры коснуться сияющей грани, как голод взревел. Инстинкт взял верх: я не пытался впитать — я попытался сожрать.
Черные вены на моем мече вспыхнули с хищной яростью. Кристалл, вместо того чтобы наполнить меня, с сухим, пронзительным треском пошел трещинами и взорвался, осыпав дождем угасающих синих искр. Меня отбросило назад. Голод, не получив насыщения, а лишь раздразненный, с удвоенной силой вцепился в мои собственные внутренности. Согнувшись пополам от боли, я рухнул на колени.
— Видишь? — в голосе Кассиана не было и тени удивления. — Ты все еще пытаешься решить проблему молотком. Твой голод не знает ничего, кроме поглощения. Ты должен научить его другому.
Щелчком пальцев он вырастил передо мной новый кристалл.
— Еще раз. Однако на этот раз — не пытайся его сожрать. Не борись. Просто… позволь ему быть. Почувствуй его структуру. Его порядок.
Собрав остатки воли, я снова поднялся. Пот катился градом.
«Носитель, не надо…» — зашептала древняя Искра.
«Надо», — мысленно отрезал я.
Снова прикоснувшись мечом к кристаллу, я заставил себя не поглощать. Просто… слушать.
И меня ударило. Не болью. Порядком. Абсолютным, математически выверенным, идеальным. Будто мне в мозг напрямую загрузили всю таблицу Менделеева, интегральное исчисление и полное собрание сочинений Канта. Мой внутренний хаос, мой голод, взвыл от этого вторжения, как дикий зверь, которого пытаются загнать в тесную, идеально ровную клетку.