— Каждый день ты спускаешься к нему, — он сплюнул на безупречно чистый пол. — В эту его… белую комнату. И возвращаешься… другим. Холоднее. Пустее. Я видел, как сила ломает хороших командиров, как она выжигает их изнутри. Не хочу увидеть это снова. Не с тобой.
— Анализ. Объект «Ратмир» демонстрирует когнитивную ригидность, но его мотивация — не враждебность, а попытка предотвратить твою дальнейшую деградацию. Его прямолинейность делает его предсказуемым. Но также и надежным, — бесстрастно сообщила Искра. — Вероятность предательства с его стороны — ноль целых, одна сотая процента. Вероятность того, что он попытается тебя убить, если посчитает, что ты перешел черту — шестьдесят семь процентов. Рекомендую использовать его как внешний индикатор твоей человечности. Пока он считает тебя союзником, ты в пределах нормы.
«Спасибо за совет, подруга, — мысленно прошипел я. — Кажется, у меня появился личный моральный компас. С двуручным мечом».
— Это единственный способ научиться контролировать… это, — я кивнул на свой меч, на котором голодно пульсировали черные вены.
— Контролировать? — Ратмир криво усмехнулся, и усмешка эта была полна горечи. — Не обманывай себя, барон. Ты не учишься его контролировать. Ты учишься быть им. И мне это, черт побери, не нравится.
В его голосе не было ненависти. Была боль. Боль солдата, который видит, как его командир, его последняя надежда, медленно превращается в то самое чудовище, с которым они пришли сюда сражаться.
— Значит, и ты меня списал со счетов, воевода? — вопреки всему, в моем голосе прозвучала не холодная сталь, а неожиданная для меня самого горечь.
Он на мгновение замер. Мой вопрос, кажется, застал его врасплох. В его каменном взгляде что-то дрогнуло.
— Нет, — после долгой паузы наконец выдавил он. — Я все еще твой воин. И буду им до конца. Но моя задача теперь — не просто следовать за тобой. Моя задача — убедиться, что ты не свернешь с пути. И если свернешь… — его взгляд стал тяжелым, как наковальня, — … я тебя остановлю. Лично.
Я смотрел в его упрямые, честные глаза и понимал: это не угроза. Это, чтоб его, была клятва. Высшая форма верности. Верности не мне, а тому человеку, которого он все еще надеялся во мне разглядеть.
Он не предатель, пронеслась в голове холодная, как сквозняк, мысль. Он — мой последний предохранитель. Тот, кто без колебаний выстрелит мне в затылок, если я окончательно превращусь в монстра.
Молча развернувшись, я пошел к выходу. За спиной тут же возобновился скрежет точильного камня. Ритмичный, упрямый, неотвратимый. Он не просто точил меч. Он готовился к войне. И я, кажется, только что выяснил, кто на ней будет его самой главной и самой мучительной целью.
Я оставил Ратмира наедине с его праведной яростью и точильным камнем, а в ушах все еще звенел его ультиматум, похожий на скрежет металла. Он готовился к войне со мной. Елисей — стать моим врачом-палачом. Отличная компания. Оставалась последняя переменная в этом уравнении — Арина, и ее реакции я, честно говоря, боялся больше, чем угроз Ратмира или фанатизма Елисея.
Нашлась она в саду под куполом. В единственном месте этой стерильной цитадели, которое хоть как-то напоминало о жизни, хотя жизнью здесь и не пахло. Она сидела на каменной скамье, похожей на надгробие, и смотрела в никуда.
— Красиво, — сказал я, просто чтобы нарушить эту оглушительную тишину. — Прямо иллюстрация к его философии. Идеальный порядок. Идеальная смерть.
Она не ответила. Ее взгляд был прикован к собственным рукам, лежавшим на коленях. Из-под рукавов плаща пробивалось едва заметное, теплое золотистое сияние, которое она, я это видел, теперь ненавидела.
Сев на другой конец скамьи, я почувствовал, как воздух между нами трещит от напряжения.
— Ты знала? — спросила она наконец, и ее голос был тихим, почти шепотом, лишенным всяких эмоций.
— Нет. Узнал там же, где и ты.
— Она… — Арина запнулась, будто само это слово причиняло ей боль. — Элиара. Моя прародительница. Легенда, на которой воспитывали поколения Шуйских. Героиня, что принесла свет в темные земли.
Она издала короткий, сухой смешок, лишенный веселья.
— Свет. Оказывается, она принесла пожар. А потом просто сбежала, оставив других разгребать пепелище. Отличная героиня.
Я молчал. Любые слова утешения прозвучали бы сейчас фальшиво.
— Вся моя жизнь, — она подняла на меня глаза, и в них плескалась глухая, выпотрошенная пустота, — вся моя сила, мой дар, моя суть… все это построено на предательстве. Я — потомок той, что убила твоего… предшественника. Забавно, правда? Мы сражаемся с последствиями семейной ссоры, которая случилась тысячу лет назад. И по рождению мы в ней — по разные стороны баррикад.
Между нами выросла стена. Невидимая, но абсолютно реальная. Стена из крови и предательства.
— Это не твоя вина, Арина, — сказал я, и слова прозвучали на удивление искренне.
— А чья? — она криво усмехнулась. — Эта сила, этот «хаос Жизни» — он во мне. В моей крови. Я такая же, как она. Рано или поздно я тоже испугаюсь. Предам. Сломаю. Это… моя природа.
Встав, она подошла к одному из кристаллических деревьев. С ее протянутой руки сорвался золотой огонек и коснулся мертвого кристалла. Никакого разрушения. Вместо этого золотое сияние, столкнувшись с идеальной структурой, зашипело и погасло, будто его выключили. Арина отдернула руку не от боли — от ощущения пустоты, с откровенным ужасом глядя на свою ладонь, с которой исчез привычный свет.
— Видишь? — прошептала она. — Я не могу созидать порядок. Он просто… гасит меня. Моя жизнь… несовместима с ним. Как и с тобой.
— Значит, у нас тут клуб анонимных вселенских катастроф, — хмыкнул я, поднимаясь и подходя к ней. — Моя природа — быть ходячей черной дырой. Твоя — быть неконтролируемым пожаром. Похоже, мы идеально подходим друг другу. Будешь председателем?
Мой сарказм не заставил ее улыбнуться. Она лишь посмотрела на меня, и в ее взгляде был не просто отчуждение — был приговор. Нашему союзу.
— Я знаю это чувство, — раздался в моей голове глубокий, печальный голос Лии. Это была уже не Искра. — Когда вся твоя суть оказывается ошибкой. Ее предок обрекла меня на это.
Арина развернулась и пошла прочь, закутавшись в свой плащ. Она не убегала. Она просто уходила в свою собственную, персональную тюрьму из вины и отчаяния. Я не стал ее останавливать. Потому что, черт побери, я не знал, что ей сказать. И потому что часть меня, та, что была Лией, той древней, преданной сущностью, соглашалась с ней. Она была потомком предательницы.
Я остался один в этом мертвом, идеальном саду. Раскол был завершен. Мой отряд, мой «Дозор Пустоты», перестал существовать. Осталась лишь группа одиночек, запертых в одной клетке с чудовищем, каждый из которых вел свою собственную, безнадежную войну.
Арина ушла, оставив меня одного в этом стерильном, мертвом саду. Я смотрел ей вслед, и впервые за долгое время внутренний холод показался мне чем-то… родным. Он не требовал еды, не выл от голода. Просто был. Тихий, спокойный, как старый, верный пес. И в этой звенящей тишине я ощутил не облегчение, а абсолютное, вымораживающее до костей одиночество.
Следующие дни превратились в театр абсурда. Наш хваленый «Дозор Пустоты» разлетелся на осколки. Мы все еще жили на одном этаже, но на общих обедах, которые я демонстративно посещал, атмосфера была гуще, чем кисель у моей бабки. Мы сидели за одним столом, однако между нами пролегла невидимая демаркационная линия: Елисей — на одном конце, с адептами Ордена, оживленно обсуждающими «оптимизацию бытия»; Ратмир со своими верзилами — на другом, молчаливо и мрачно поглощая еду, как на поминках; а мы с Ариной — в центре, как два полюса одного сломанного магнита, создавая вокруг себя зону отчуждения.
Елисей стал их инженером. Я застал его в архиве, где он с горящими глазами показывал Первому Адепту схему какого-то артефакта.
— Протокол стабилизации, — бросил он мне, заметив мой взгляд. — Лорд Кассиан считает, что ваш хаос можно… упорядочить. Принудительно.
«Откалибровать? Отлично, — подумал я. — Мне еще техосмотр пройти и масло поменять. У вас тут СТО для вселенских аномалий по записи или живая очередь?».
Ратмир превратился в мою тень. Не шпионил — конвоировал. Он не готовил план боя с Орденом, он готовил план боя со мной.
Однажды ночью я не выдержал. Голод, сдерживаемый со дня нашего прибытия, начал рвать меня на части, тело снова «мерцало». Я сидел на полу в своих покоях, вцепившись в ковер, когда открылась дверь. Арина.
— Я не буду тебя больше «лечить», Михаил, — ее голос был ровным, безжизненным. — Мы лишь отравляем друг друга.
— Тогда зачем ты здесь? — прохрипел я.
— Потому что я, в отличие от них, понимаю, что ты не выберешь его путь. — Она не предлагала помощи, она ставила диагноз. И, черт побери, была права. — Он ждет, что ты сломаешься. Ратмир ждет, что ты предашь. Елисей ждет, что ты станешь «совершенным». Они все ждут. А я… я просто буду рядом. Чтобы, когда ты сделаешь свой выбор, ты был не один.
Она ушла, оставив меня наедине с этой простой, но самой важной истиной. И эта истина требовала действия.
На следующее утро я не пошел на завтрак. Вместо этого направился в симулятор. Один.
— Хочу кое-что проверить, — бросил я Первому Адепту на входе. Тот молча склонил голову, открывая проход.
Белая пустота встретила меня тишиной.
— Лия, — позвал я мысленно. — То видение. Кристальный цветок. Тот, что сломал петлю времени. Я хочу попробовать снова.
— Это была иллюзия, созданная Елисеем, — ответил ее новый, глубокий голос, лишенный машинных ноток. — Твоя сила — разрушение, а не созидание.
— А что, если ты ошибаешься? — прошипел я. — Что, если тот Страж, твой первый носитель, не просто разрушал?
Закрыв глаза, я сосредоточился не на голоде, а на том рваном, мимолетном образе из ее памяти: темная фигура, дирижирующая потоками, сплетающая из них порядок. Я протянул руку, в которой не было меча.