Золотой вихрь на мгновение замер. Его яростное, хаотичное движение прекратилось, и он сжался, будто от удара под дых.
«Боль… — прозвучала ее мысль, и в ней больше не было огня, только тихая, глубокая печаль, как угли в остывающем костре. — Мой свет… моя жизнь… принесла ему столько боли… Я хотела лишь движения, перемен… а породила лишь страдания и смерть. Я была не права. Я была слепа».
«Ты подарила ему выбор, Арина, — ответил я, и в моей мысли не было ни упрека, ни жалости. — Да, это был жестокий урок. Но он заставил его повзрослеть за считанные минуты. Твоя жертва не была напрасной».
Вихрь снова пришел в движение, но теперь это был не яростный танец разрушения. Он стал спокойнее, глубже, будто пламя, которое научилось не только сжигать, но и греть.
Они оба замолчали. Но я чувствовал их глубоко укоренившееся сопротивление, их тысячелетнюю ненависть. Этого было мало, чтобы заставить их сдаться.
В этот момент белое ничто вокруг нас дрогнуло. Пол под моими фантомными ногами пошел рябью, а по безупречной белизне пространства пробежала тонкая, темная трещина, из которой пахнуло холодом умирающего Ядра и запахом озона.
— У нас мало времени, — пробормотал я вслух, хотя никто не мог меня услышать. — Этот ментальный пузырь скоро лопнет, и тогда мы все отправимся в один конец.
И тогда я сделал свой последний, самый рискованный ход.
«Вы оба правы. И оба неправы, — моя мысль была спокойной и твердой, как удар молота по наковальне. — Ваша война бессмысленна, как спор двух зеркал. Ты, — я обратился к решетке, — боишься боли и перемен до такой степени, что готов превратить вселенную в стерильный морг. А ты, — я посмотрел на вихрь, — боишься покоя и стабильности так, что готова сжечь мир дотла, лишь бы не останавливаться. И вы оба готовы уничтожить все, лишь бы не смотреть в лицо своему страху».
Я показал им не просто будущее. Я показал им два варианта их личного рая, который для всех остальных был бы адом.
Первый — их победа. Мир, где победил Кассиан: идеальная, замерзшая, мертвая пустыня, где нет страданий, потому что нет жизни. Безмолвный кристальный пейзаж под черным солнцем. И второй — мир, где победила Арина: бушующий, огненный хаос, где все вечно меняется, но ничто не может уцелеть, сгорая в пламени вечного, бессмысленного движения.
«Нравится? — спросил я. — Это то, за что вы боретесь. Полная, абсолютная, бессмысленная победа. Ваша личная тюрьма, в которой вы останетесь в одиночестве».
Трещины в пространстве вокруг нас расширялись, из них уже сочилась тьма.
«А есть третий путь, — я не знал, сработает ли это, это была отчаянная импровизация, ставка ва-банк. — Я не прошу вас полюбить друг друга. Это невозможно. Я предлагаю вам контракт. Сделку. Вы даете мне свою силу, а я становлюсь вашим арбитром. Вашим общим знаменателем. Я буду тем рулем, которого вам не хватало, той точкой опоры, чтобы перевернуть этот летящий под откос мир. Перестаньте быть врагами. Станьте… системой».
Их молчание было ответом. В нем было все: сомнение, недоверие, тысячелетняя гордость, но и… проблеск отчаянной надежды. Понимания.
«Рискнем? — закончил я, вкладывая в эту мысль всю свою волю. — Или предпочитаете и дальше бодаться, пока от мира ничего не останется?»
Идеальная решетка и золотой вихрь медленно, очень медленно, двинулись. Не друг на друга. А ко мне.
Глава 20
Ну вот и приехали. Кажется, мой блеф уровня «продам гараж в Кремле» кто-то принял за чистую монету. Зависнув бесформенной тенью в белом ничто, я почувствовал себя карточным шулером, который слишком уж заигрался: теперь ему не просто верят, а несут ключи от города. А у тебя на руках — пара двоек и дикое желание свалить по-тихому, пока не начали бить. Вот только сваливать было уже некуда.
Пространство вокруг сжалось, и они оказались рядом. Первым возник Кассиан.
Его идеальная кристаллическая решетка замерла в паре метров, и меня накрыло усталостью старого, больного вахтера, который тысячу лет сидит у турникета и уже не помнит, зачем. Просто хочет, чтобы смена закончилась. Чтобы его оставили в покое.
Мысль Кассиана, ударившая в сознание, была не словом, а сухим, безэмоциональным щелчком выключателя.
«Протокол… исчерпан. Система… неисправна».
Ментальный взор Кассиана так и остался прикован к образу Ратмира, который я вбил ему в мозг — не как к герою, а как к нелогичному, иррациональному «багу», ломающему всю его безупречную математику. Постичь его он не мог, а для системы все непостижимое — фатальная ошибка. Кажется, впервые за тысячи лет до него дошло: ошибка не в Ратмире. Ошибка в самой системе. В нем.
Его идеальная, натянутая до этого струной решетка расслабилась, потускнела, теряя свою агрессивную, колючую геометрию, словно из нее выпустили все напряжение. Черный узел в центре, его вечная боль, перестал зиять раной, обратившись лишь в часть структуры — в дефект, с которым он наконец смирился.
«Хватит».
Одно-единственное слово, прозвучавшее в моем сознании как удар колокола в пустом храме. Не капитуляция. Просто констатация факта. Конец смены.
Следом за ним подошла она. Вернее, ее эхо. И меня окатило волной — не огненной, а теплой, знакомой по ее руке. Запахом озона, волос после дождя и какой-то отчаянной, упрямой нежности, способной и согреть, и обжечь до костей.
Ее мысль оказалась не анализом, а действием.
Прежде хаотичный, золотой вихрь унял свой бег. Он сжался, уплотнился и превратился в пульсирующую звезду, лишенную ярости, но полную сосредоточенной, упрямой воли. Ее взгляд был устремлен не на потери, а на результат — на сломленного Кассиана и на меня, на единственный оставшийся после них шанс.
Безмолвная, ее мысль оглушала.
«Действуй. Сделай так, чтобы все это было не зря».
Ну вот и все, Котов. Доигрался. Похоже, тебя только что назначили кризисным управляющим в дурдоме вселенского масштаба. Без зарплаты, выходных и с перспективой сгореть на работе в самом прямом смысле. Идеальная решетка Порядка и сияющая звезда Жизни замерли. Из их сердцевин вытянулись два тонких, едва заметных луча: один иссиня-черный, холодный и структурированный; другой — золотой, теплый и живой. Они не атаковали, а тянулись ко мне, предлагая. Отдавая.
Между ними застыл я, черный, бесформенный сгусток Пустоты, последний идиот в этой вселенной. Они оба поверили. Один — от усталости, другая — от надежды. И теперь эти два бога, две стихии, два вечных врага ждали моего решения, вручив мне пульт управления от всего этого балагана.
— Анализ: зафиксирован протокол добровольной передачи управляющих функций, — бесстрастно вклинилась в мои мысли Искра. Ее голос, единственный островок привычной реальности в этом концептуальном безумии, звучал почти комично. — Два независимых, взаимоисключающих источника энергии переходят под твой прямой контроль. Рекомендую прочитать лицензионное соглашение, прежде чем нажимать «Принять». Там обычно мелким шрифтом всякая гадость написана.
От ее прагматизма на фоне всего этого пафоса хотелось не то рассмеяться, не то взвыть.
— Поздно читать, подруга, — прохрипел я в пустоту. — Кажется, я уже на все подписался. Кровью. Чужой.
Принимая их дар, их проклятие, их ответственность, я шагнул им навстречу.
Пора было начинать работать.
Мой шаг навстречу не был физическим — он был решением. Согласием. Перестав быть пассивной тенью, просто буфером, я стал… активным. И стоило мне принять их дар, как два луча — черный лед и жидкое золото — пронзили меня.
Мир схлопнулся.
Ни боли, ни крика — лишь информация. Чистая, дистиллированная, в чудовищных, немыслимых объемах. Я сам стал стареньким «Пентиумом», к которому вдруг подключили напрямую все серверы Гугла. В голову хлынули не просто знания — в нее вливалась сама суть, первородные законы этого мироздания.
Первым ударил Порядок. Ледяной, безупречный, как кристалл, он не просто захватывал — он структурировал. Мои хаотичные, человеческие мысли, воспоминания, мой сарказм — все начало выстраиваться в идеально ровные, до омерзения правильные ряды, словно библиотечные карточки. Боль, страх, любовь, ненависть — все превращалось в сухие, безэмоциональные строки кода с пометками «неэффективно», «подлежит архивации», «уязвимость».
На мгновение я едва не поддался. Этот покой, эта ясность, это отсутствие боли — черт, как же соблазнительно. Но в эту ледяную тишину тотчас ворвался огонь.
Арина.
Ее сила оказалась не информацией, а обжигающим, яростным, неукротимым чувством. Она не структурировала — она плавила, стремясь сжечь дотла все рамки, законы и ограничения. Взрывом сверхновой у меня в голове она грозила превратить меня в топливо для своего вечного, дикого танца.
Меня разрывало на части. Ледяная, незыблемая тюрьма Порядка против всепожирающего пламени Жизни. Две крайности, две формы абсолютного безумия, и я — точка их столкновения.
— Анализ: критический системный конфликт. Два несовместимых драйвера пытаются установиться на одну операционную систему. Прогнозируемый результат: фатальная ошибка, полный отказ всех систем. Проще говоря, Миш, у тебя сейчас в голове форменный дурдом, и главный врач уже развесил по стенам смирительные рубашки. Твоя очередь выбирать фасон.
И тут, сквозь ее сарказм, до меня дошло. Выбирать? Нет. Я не лед и не пламя. Я — пустота. Тот самый ноль, на который нельзя делить. Перестав быть участником этого перетягивания каната, я стал инженером. Архитектором. Системным администратором, которому принесли на починку два абсолютно несовместимых куска железа и велели: «Сделай, чтобы работало».
«Так, дедуля, — мысленно приказал я ледяной решетке Кассиана, — хватит строить из себя вселенскую тюрягу. Твоя логика безупречна, однако в ней нет жизни. Будешь у нас… несущей конструкцией. Фундаментом. Каркасом, не диктатором. Скелетом, по которому все будет работать».
Ледяная решетка, пытавшаяся меня заморозить, дрогнула. Не сопротивляясь, она слушала. Впервые за тысячи лет ей не приказывали и не пытались ее сломать. Ей предложили… работу. Функцию. Но она тут же попыталась выстроить каркас слишком жестко, слишком идеально. Формирующаяся структура становилась хрупкой, как перекаленное стекло.