«Не так, — мысленно ударил я по одной из ее безупречных граней, используя свою Пустоту как резец. — Оставь допуски! Зазоры! Нужна гибкость, иначе при первой же нагрузке все треснет к чертям!»
Неохотно, ворча, лед поддался, и в его идеальной структуре появились микроскопические «люфты».
«Теперь ты, — обратился я к золотому вихрю Арины. — Прекращай этот свой огненный карнавал. Ты не лесной пожар, ты — электростанция. Будешь энергией, питающей эту конструкцию. Кровью, что бежит по венам этого мира, наполняя его движением».
Бушевавший до этого огненный вихрь на мгновение замер. Ярость сменилась удивлением, затем — любопытством. Ему тоже предложили не клетку, а цель. Но стоило мне направить его поток в проложенные «каналы», как он тут же попытался вырваться, расплавить их, сжечь саму структуру.
«Спокойно, зажигалка! — рявкнул я мысленно. — Держи напор! Иначе у нас тут будет короткое замыкание вселенского масштаба!»
А я… я был между ними. Моя Пустота, мой Голод, из проклятия превратилась в инструмент. В скальпель, отсекающий лишнее. В изоленту, сматывающую два несовместимых провода. Я не просто соединял их — я выстраивал новую систему. Гармоничную. Эффективную.
Порядок Кассиана становился незыблемым, как гранит, фундаментом, но с заложенной в него возможностью к изменению. Эхо Жизни Арины превращалось в реку, текущую по проложенному руслу, не выходя из берегов. А моя Пустота стала пространством между ними. Воздухом. Средой, в которой они могли сосуществовать.
— Анализ: пользователь пытается запустить Windows на калькуляторе, используя в качестве процессора микроволновку, — голос Искры был полон неподдельного научного изумления. — Удивительно, но, кажется, у него получается. Я впечатлена. Почти.
Это был не компромисс. Это был синтез.
Лед переставал быть холодным, а огонь — обжигающим. Теряя свои крайности, свои разрушительные свойства, они оставались собой. В моем сознании рождалось нечто новое: три силы, три врага, три аспекта вселенной сплетались в единый, гармоничный узор, создавая то, чего этот мир никогда не знал.
Настоящее, а не навязанное, равновесие.
Равновесие. Прежде это слово встречалось мне только в скучных учебниках по физике, а теперь вдруг обрело вес, вкус и цвет. В этом белом, стерильном ничто, в моем личном операционном зале, черновая работа была закончена. Каркас из Порядка стоял, по нему, не выходя из берегов, текла река Жизни, а моя Пустота служила универсальным клеем, не давая конструкции развалиться. Стабильно. Работоспособно. Но… неэффективно.
Конструкция напоминала собранный на коленке двигатель из запчастей от «Запорожца» и «Феррари». Оно работало, не взрывалось, но дико тарахтело, жрало топливо ведрами и в любой момент грозило пойти вразнос. Связанные моей волей, три силы все еще оставались чужеродными элементами: они сотрудничали, но единым целым не становились. Управление этой махиной требовало от меня разрываться на три части, работая одновременно архитектором, энергетиком и слесарем-сантехником. Долго я так не протяну.
«Система нестабильна, — прозвучал в голове мой собственный вердикт, холодный, как диагноз хирурга. — Нужна централизация. Единый управляющий узел. Процессор, способный обрабатывать все три потока одновременно».
Мой взгляд, если его можно было так назвать, метнулся к центру этой ментальной конструкции, туда, где из реальности до сих пор торчал фантом меча Ратмира — мой Ключ Пустоты. Он был осью, точкой сборки, но в то же время оставался инородным телом. Идеальным проводником для одной силы, но узким местом для трех.
«Так, ребята, кажется, у нас намечается апгрейд железа», — мысленно обратился я к своим новым «партнерам».
Ответом было молчаливое, выжидательное согласие.
Сосредоточившись, я сделал то, что казалось абсолютным безумием: начал принудительно стягивать их к центру. К мечу.
Первым я взялся за Порядок. Его иссиня-черная, структурированная энергия, неподатливая, как сталь, потекла по проложенным мной каналам, тут же пытаясь создать на фантомном клинке слишком жесткую, идеальную, но хрупкую структуру.
«Эй, полегче, перфекционист! — мысленно осадил я его, используя Пустоту как плазменный резак. — Нам тут не музейный экспонат нужен, а рабочий инструмент! Оставь допуски!»
Своей силой я буквально вырезал в идеальной решетке пазы и каналы, заставляя его логику гнуться, подчиняться. Лед трещал, сопротивлялся, но поддавался, превращаясь из монолита в сложную, гибкую печатную плату, оплетающую лезвие и рукоять. Меч переставал быть просто оружием. Он становился… законом.
Следом пришел черед Жизни. Ее золотой, теплый поток я направил в проложенные каналы, но она, как ртуть, тут же попыталась вырваться, затопить всю систему, расплавить ледяные руны.
«Держи напор, зажигалка! — пришлось прикрикнуть мне. — Я сказал — в русло, а не устраивать тут вселенский потоп!»
Пустотой я создал «предохранители», «клапаны сброса давления», гася излишки ее буйной энергии. Она билась, как дикий зверь, но в итоге подчинилась, и ее золотые искорки побежали по руническим дорожкам, оживляя их, словно электрический ток. Она стала не просто топливом — она стала душой этого механизма.
А потом настал мой черед. Моя Пустота. Мой Голод. Больше не воя и не требуя, он стал связующим звеном. Моя собственная сущность, эта черная, всепожирающая дыра, втянулась в меч, став его основой. Его материалом. Она не уничтожала Порядок и Жизнь — она вмещала их. Черная сталь клинка стала глубже, темнее, впитывая свет, но руны на ней теперь светились ровным, золотистым светом, а изнутри, казалось, било живое, теплое сердце.
Три отдельные силы сливались в одно целое. Не во мне, а в том, что становилось мной. В новом артефакте. В триединой сущности.
Весь процесс напоминал сборку сложнейшего механизма вслепую, наощупь, под водой. Каждая деталь, каждая шестеренка вставала на свое место с оглушительным ментальным щелчком, и я чувствовал, как меняется сама моя природа. Я переставал быть просто Михаилом Котовым, «попаданцем» с аномальной силой. Я становился чем-то… большим.
— Ого! Кажется, мне только что дали рут-доступ ко всей этой шарашке, — голос Искры прозвучал в голове с неподдельным восторгом. — Михаил, я теперь вижу их исходный код! У Кассиана он написан на Фортране, такой древний и скучный… А у Арины — сплошной С++, дикий и неоптимизированный, но работает! Сейчас я вам тут все оптимизирую!
Ее вмешательство было неожиданным. Этот цифровой призрак вплетался в структуру, становясь не просто комментатором, а… интерфейсом. Моим личным BIOS для управления вселенной.
Слияние завершалось. Я больше не управлял тремя разными силами. Я стал ими. Я мог думать, как Кассиан — холодно, логично, видя мир как безупречную систему. Я мог чувствовать, как Арина — остро, ярко, ощущая биение жизни в каждом атоме. И я мог быть собой — циничным, уставшим, но упрямым мужиком, который просто пытается навести порядок в этом бардаке.
Меч в моих фантомных руках перестал быть мечом. Он стал скипетром. Ключом. Символом. Он был Порядком, облеченным в форму; Жизнью, закованной в сталь; и Пустотой, давшей им обеим смысл. А Искра стала той самой операционной системой, через которую я мог всем этим управлять.
Процесс был почти завершен. Белое ничто вокруг начало истончаться, трескаться, уступая место реальности. Мое новое, триединое сознание готовилось вернуться в старую, потрепанную оболочку. И тут я заметил кое-что еще. Маленький, почти незаметный «баг». В том месте, где в новую структуру вплелась Искра, остался крошечный, мерцающий осколок кода, не принадлежавший ни одной из трех сил. Он был чужим. Неправильным. И система пометила его не как угрозу, а как… «неопознанное устройство».
Мысль о «неопознанном устройстве» мелькнула и тут же утонула в реве возвращающейся реальности. Моя личная операционная, Белый Предел, трещала по швам. Прежде бывшее лишь концепцией, пространство вокруг обретало плотность, цвет и звук.
Мир навалился падением с огромной высоты — не вниз, а сразу во все стороны, — впихивая мое расширившееся сознание обратно в тесную, до одури родную оболочку из мяса и костей.
Первым сквозь оглушающую тишину пробился слух: гулкий, низкий гул умирающего Ядра и мое собственное, хриплое дыхание. Затем ледяной холод пола, на котором я стоял на коленях, обжег кожу. Наконец, вернулся запах: едкий озон, металлическая вонь крови и что-то неуловимое… аромат мокрой земли после грозы. Наследство Арины.
Открыв глаза, я увидел все тот же зал: треснувшее, почерневшее Ядро, источающее последние, слабые всполохи гнилостно-зеленого света; тела воинов Ратмира, застывшие в отчаянных позах; и он. Кассиан.
Он тоже вернулся. Все еще стоя на коленях, он смотрел на свои руки, будто видел их впервые. Расколотая надвое маска валялась рядом. Под ней оказалось лицо — не древнего бога, не монстра, а уставшего, измученного, до боли обычного человека с неестественно бледной кожей. В глазах больше не было ни льда, ни ненависти — лишь пустота. Та самая, которую я так хорошо знал.
Я медленно поднялся. Тело слушалось неохотно, каждый мускул ныл, однако внутри царила тишина. Не мертвая, не ледяная — спокойная. Мой вечный, воющий спутник, Голод, молчал. Он не исчез, но был сыт. Доволен. Стал частью чего-то большего.
В руке я сжимал меч — уже не тяжелый, чужой клинок Ратмира и не мою хищную Искру. Он преобразился.
Прежде черный провал, лезвие теперь казалось выточенным из обсидиана, но под его гладкой поверхностью текли и переплетались едва заметные золотые и иссиня-черные нити. Сходясь на идеально ровных, выверенных рунах, покрывавших клинок, они заставляли их светиться ровным, спокойным, белым светом. От меча не исходило ни холода, ни тепла, ни голода. От него исходило… равновесие. Покой. Сила, которая не стремилась ни разрушать, ни созидать. Она просто была.
— Перезагрузка системы завершена, — голос Искры прозвучал привычно, в голове, но теперь в нем не было ни ребячества, ни сарказма. Только спокойная, деловая констатация. — Все модули работают в штатном режиме. Обнаружен один новый протокол. Назвать его «Протокол Судного Дня» или у тебя есть варианты получше?