Ее логика была безукоризненна и беспощадна. Многие непонятные мелочи вдруг начали обретать смысл, причем весьма грозный. Например, с какой бы стати калсидийцам пропускать «Кендри» в гавань, которую они сами же перекрыли? Теперь напрашивался весьма внятный ответ…
— У них здесь найдутся союзники в лице «новых купчиков»… — сказал он, вернее, подумал вслух, размышляя в это время обо всех, недавно сошедших на берег. — А также тех, кто привязан к калсидийской торговле невольниками столь же сильно либо даже сильней, чем к Джамелии… И есть еще люди, кто давно живет здесь, среди нас, и достаточно изучил наши обычаи, чтобы знать, как много торговцев, и удачнинских, и из Чащоб, сегодня здесь соберется…
— На твоем месте, — заметила она негромко, — я не была бы так уж уверена, что к ним нельзя причислить и кое-кого из ваших старинных семейств…
При этих словах Рэйн ощутил в душе холодок недоброго подозрения. Давад Рестар. Ну конечно…
— Но если ты знала о заговоре, зачем же ты приехала в Удачный? — требовательно спросил он Подругу.
— Уж конечно, знай я заранее, я бы нипочем не приехала, — парировала она. — Видишь ли, я лишь сегодня сумела составить из разрозненных кусочков целостную картину. И рассказываю я тебе обо всем этом не только потому, что мне самой не хочется умирать. Я пытаюсь предотвратить уничтожение Удачного. Я всю свою жизнь напряженно изучала его. Я всегда хотела побывать здесь. Это город моей мечты… Вот я и добилась, когда хитростью, когда просьбами, чтобы сатрап позволил мне приехать сюда. И, наконец-то оказавшись в Удачном, я совсем не желала бы стать свидетельницей его предсмертных судорог. Не говоря уже о собственной смерти, когда мне только-только выпало прикоснуться к его чудесам…
— Ну и что, по-твоему, нам следует сделать? — спросил Рэйн.
— Опередить их. Взять в заложники сатрапа и его Подруг… да-да, Подруг, и таким образом обеспечить нам безопасность. Покуда сатрап жив, он будет козырной картой для вас. Мертвый — станет искрой, из которой тотчас возгорится война. И еще надо учесть, что не все джамелийские вельможи непременно окажутся на его стороне. Нужно будет как-то подать весть в столицу и сообщить верным защитникам сатрапии о том, что здесь происходит. Если вы пообещаете им вернуть Касго живым и здоровым, они приложат все усилия, чтобы вам помочь. Да, будет война с Калсидой… но у нас с ней всегда более война, нежели мир. Воспользуйтесь же тем временем, которое я вам подарила этим предупреждением, и постарайтесь обезопасить город как только возможно! Соберите припасы, спрячьте семьи и детей… И непременно сообщите жителям верховий реки!
Рэйн не верил собственным ушам:
— Но ты же сама сказала, что они, скорее всего, выступят нынче же ночью. Откуда же взять время на такие обширные приготовления?
— Покамест ты теряешь это самое время, отплясывая здесь со мной, — заметила она ядовито. — Немедля сообщи всем, кому необходимо! Я и так сильно подозреваю, что сегодня на городских улицах будет весьма неспокойно… Наверняка будут драки, поджоги и всякие бесчинства. Они обязательно распространятся и на корабли в гавани. Вот тут-то кто-нибудь — может, случайно, а может, и не случайно — даст повод калсидийцам напасть. Чего доброго, им просто передадут весть об убийстве сатрапа… — Она твердо и пристально смотрела в его глаза, скрытые за вуалью. — Так что на рассвете Удачный уже будет гореть!
Музыка тем временем уже завершалась. Рэйн и его партнерша замедлили движение и остановились, и было в этом нечто поистине пророческое. Он несколько мгновений постоял молча, по-прежнему держа ее руку в своей. Потом отступил, отвешивая поклон.
— Кое-кто уже собирается снаружи, в саду, — сообщил он ей. — Пойдем присоединимся.
И жестом указал в сторону дверей.
В тот же миг что-то ощутимо кольнуло его в сердце, и он оглянулся… Малта! Она уходила прочь. Под руку с Сервином Треллом. Рэйн понял, что просто не может вот так исчезнуть посреди бала, не сказав ей ни слова. Он вновь обернулся к Подруге Серилле:
— Там, сразу за дверью, начинается тропинка. Она ведет в восточную сторону. Идти недалеко, там повсюду фонарики зажжены… Не затруднит ли тебя одной пройти туда? Я присоединюсь, как только смогу…
Ее взгляд недвусмысленно сказал ему, что он сморозил непростительную грубость. Вслух же она произнесла:
— Несомненно, со мной все будет в порядке. Надеюсь, ты задержишься ненадолго?
— Я тоже очень надеюсь, — заверил он ее. И не стал дожидаться, чтобы посмотреть, как она воспримет столь туманный ответ. Рэйн торопливо поклонился еще раз и покинул ее у дверей.
Музыканты уже начинали снова играть, но он успел быстрым шагом пересечь Зал, уворачиваясь от пар, выплывающих на середину. Он без труда нашел Малту, сидевшую в одиночестве. Когда он встал перед ней, она вскинула глаза, и надежда в ее взгляде смешалась с отчетливым страхом.
— Рэйн… — начала было она, но он перебил, не дожидаясь извинений:
— Малта, мне нужно немедленно уйти. Это очень важно. И быть может, я сегодня вечером вернуться уже не смогу. Пойми меня, пожалуйста…
— Ты не вер… но почему? Куда ты идешь? Что такого важного произошло?…
— Я не могу ни о чем рассказать тебе. Просто поверь, прошу тебя. — Он перевел дух. — И пожалуйста, отправляйся домой как можно скорее. Ты сделаешь это ради меня?
— Домой?… Вот так бросить бал моего представления и уехать домой, пока ты будешь «чем-то важным» заниматься?… Рэйн, но это же невозможно!.. А как же совместная трапеза? А приношения родства?… И… Рэйн, но мы же всего один раз с тобой танцевали!.. Как ты можешь так со мной поступать?… Я всю жизнь ждала этого дня, и вот он наступил, а ты говоришь, чтобы я быстренько отправлялась домой, потому что у тебя более важные дела есть!..
— Малта, пойми же!.. Это не мой выбор. Рок не интересуется нашими пожеланиями… А теперь… я должен идти. Прости меня, но я должен.
Ему так хотелось все рассказать ей… Нет, не то чтобы он ей не доверял. Что его беспокоило, так это близкая связь ее семейства с Давадом Рестаром. Если Давад — предатель, то пускай он и дальше думает, что его заговор никем не раскрыт. Малта же не сможет нечаянно выдать того, о чем сама знать не будет…
А она опять подняла глаза, и он увидел в них искры темного пламени.
— Что ж, — сказала она, — я, кажется, догадываюсь, что тебе важнее меня. Желаю тебе удачи и удовольствия… — И отвела взгляд. — Доброй ночи, Рэйн Хупрус.
Итак, она отмахивалась от него, как если бы он был непослушным слугой… Он весьма сомневался, что она прислушается к его совету ехать домой. Он стоял перед ней, жестоко страдая и не ведая, как же поступить…
— Прошу прощения!
Его толкнули. Причем толкнули намеренно. Рэйн оглянулся. На него зло смотрел Сервин Трелл. Он держал в руках два бокала вина. На какой-то момент Рэйн едва совладал с собой… Но потом нечто, очень напоминающее отчаяние, стиснуло его сердце. Не было времени. Не было времени задерживаться здесь и продолжать ссору. Если он промедлит, быть может, к утру ссориться окажется уже не с кем. Все будут мертвы…
Он повернулся и молча покинул их, и самое скверное было в том, что он знал — какие бы усилия он ни предпринял, все равно могло получиться так, что к утру все будут мертвы. Поэтому он и не стал оборачиваться. Если бы оказалось, что Малта потрясенно глядит ему вслед, он не смог бы с собой справиться и вернулся бы к ней. А если бы она, наоборот, жеманно хихикала с Треллом, ему опять же ничего другого не оставалось, как вернуться и прикончить мальчишку прямо на месте. Ни на то, ни на другое у него не было времени. «Вечно у меня нет времени на то, чтобы жить своей собственной жизнью…»
Он вышел из Зала торговцев и углубился в разорванную светом факелов темноту снаружи.
Малта еще трижды танцевала с Сервином. Он по-прежнему упивался свалившимся счастьем и не замечал, что она едва попадает с ним в такт и больше висит на его руке, чем двигается сама. А ей, после естественной грации танца с Рэйном, неуклюжее топтание с Сервином казалось утомительной работой. Она никак не могла приспособиться ни к его шагу, ни к музыке. Комплименты же, которыми он по-прежнему ее осыпал, лишь раздражали ее. Ей тошно было смотреть в его ужасно серьезное лицо мальчика, притворяющегося взрослым. Бал утратил для нее всю живость и красоту. Ушел Рэйн — и великолепное собрание ни дать ни взять потускнело. Пары, кружившиеся по Залу, более не казались ей бесчисленными, да и говор и смех точно притихли…
Со дна души снова поднималось безысходное отчаяние, грозившее ее поглотить. С трудом вспоминалось, что еще сегодня, очень недавно, она чувствовала себя такой счастливой, да и то эта память казалась вылинявшей и неверной… Когда музыка наконец отзвучала, Малта испытала немалое облегчение, заметив неподалеку мать. Кефрия незаметно делала дочери знаки, подзывая к себе.
— Меня мама зовет, — сказала она Сервину. — Боюсь, мне надо идти.
Юный Трелл послушно отступил, задержав, однако, обе ее руки в своих:
— Что же, я отпускаю тебя, но лишь потому, что необходимость повелевает. И, смею надеяться, лишь на краткое время!
И он с величайшей серьезностью поклонился ей.
— Благодарю, Сервин Трелл, — ответствовала она согласно этикету. Потом повернулась и оставила его.
Подойдя к матери, она заметила озабоченность у той на лице. Эта озабоченность не улетучилась даже тогда, когда Кефрия заставила себя улыбнуться и поинтересовалась:
— Ну как, деточка? Веселишься?
«Ну и как прикажете на это отвечать?…» Малта ответила со всей прямотой:
— Честно говоря, я ждала не такого…
— Бал представления всегда проходит не так, как ты ждешь, — ответила Кефрия и потянулась взять ее за руку: — Очень не хотелось бы тебя огорчать, но, боюсь, скоро нам придется уехать домой…
— Уехать? — переспросила Малта в смятении. — Но как же так? Скоро совместная трапеза… И потом, приношения…
— Тихо, — прервала Кефрия ее возражения. — Малта… оглядись кругом и скажи мне, что ты видишь!