Альтия пожала плечами:
— Извини… Но я действительно не понимаю.
— Так эти слова совсем ничего для тебя не значат — «дракон» и «змея»?
В голосе Янтарь звучало самое настоящее отчаяние.
Альтии только и оставалось, что снова передернуть плечами.
— Подумай как следует, — взмолилась Янтарь. — Ну пожалуйста. Я очень тебя прошу. Я была настолько уверена, что ты и есть та самая… Кое-какие сны нарушали это убеждение, но, когда я снова увидела тебя на городской улице, моя уверенность снова стала незыблемой. Ты — та самая! И ты должна знать! Ну подумай! Дракон и змея!..
И она снова подалась вперед, вперяя в Альтию умоляющий взгляд.
Альтия глубоко вздохнула.
— Дракон и змея… Значит, так. На одном из Тощих островов я видела скальный выступ, который так и называют: Дракон. А по пути назад на наш корабль напал морской змей…
— Но ты даже не упомянула про дракона, когда рассказывала о вашем пребывании на Тощих!..
— Мне показалось, это было совсем не важно…
— Тогда расскажи хоть сейчас!
Глаза Янтарь горели, точно у кошки.
Альтия налила себе в кружку пива из глиняного кувшина, стоявшего на столе.
— Да что там особо рассказывать… Мы разбили охотничий лагерь, укрывшись от ветра за этой самой скалой. Ну, просто куча больших камней, торчащая из песка. Но при определенном освещении она вправду похожа на мертвого дракона. Один из стариков-матросов тут же начал мне задвигать байку про то, что-де это и есть дракон, убитый в незапамятные времена, и что если я влезу наверх, то увижу даже стрелу, до сих пор торчащую у него в груди…
— И ты влезла?
Альтия застенчиво улыбнулась:
— Ну да… Любопытно сделалось, понимаешь… Я и взобралась ему на грудь однажды вечером. И оказалось, что Риллер говорил сущую правду. Я увидела передние лапы, схватившиеся за стрелу, торчавшую из груди…
— Так значит, там было не случайное нагромождение валунов? Если уж передние лапы?…
Альтия в задумчивости закусила губу:
— Ну… не поручусь, что какие-нибудь матросы, наделенные особо буйной фантазией, не удосужились чуток подправить созданное природой… Во всяком случае, так я подумала. Риллер же утверждал, будто эта тварь так и валялась там кверху брюхом незнамо сколько веков. Правда, древка стрелы время совсем не коснулось. Отличнейший, знаешь ли, кусок диводрева, какой я когда-либо видела… оставалось только удивляться тому, что его до сих пор оттуда никто не упер. Правда, моряки — народ суеверный, а репутация у диводрева… сама понимаешь.
Янтарь сидела, словно громом пораженная.
— А что касается змеи… — начала было Альтия, но Янтарь вскинула руку:
— Погоди… мне надо подумать. Значит, стрела… сработанная из диводрева… Неужели в этом-то все дело? Стрела из диводрева! Но кто же выпустил ее? И когда?…
На это Альтии нечего было ответить. Она взяла кружку и отпила изрядный глоток. Когда она снова посмотрела на Янтарь, та улыбалась.
— Прошу тебя, продолжай свой рассказ. И доведи его до конца. Когда же доберешься до нападения змея, постарайся не упустить ни единой мелочи. А я буду вся внимание…
Янтарь налила себе в рюмку чуть-чуть крепкого золотистого вина и жадно изготовилась слушать.
…Йек все же оказалась права. Они «уговорили» даже не один кувшин пива, а целых два, и под конец повествования вину в большой бутылке был нанесен довольно заметный урон. Янтарь выспрашивала все новые подробности относительно битвы со змеем. Ее особенно заинтересовало сообщение о ядовитой слюне, разъедавшей парусину и человеческую плоть. Она согласилась с высказыванием Брэшена, который, помнится, утверждал, что они видели перед собой не просто хищника, устремившегося на добычу, но мыслящее существо, стремившееся отомстить. Тем не менее Альтия чувствовала, что ни одна деталь ее рассказа так не зацепила Янтарь, как сообщение о чудесной стреле.
Но вот наконец даже нескончаемые расспросы Янтарь полностью иссякли, да и огонь в очаге почти догорел. Выпитое пиво заставило Альтию посетить отхожее место. Когда же она вернулась в дом, то увидела, что Янтарь разливает остатки вина в два маленьких стакана. Стаканы были вставлены в деревянные подстаканнички, сработанные, несомненно, самой мастерицей. Кругом прозрачного стекла вились резные листья плюща.
— Давай выпьем, — предложила Янтарь, — за все правильное и хорошее, что существует на свете. За дружбу… и за это доброе вино.
Альтия подняла стакан, хотела что-нибудь добавить к прозвучавшему тосту, но так ничего и не сумела придумать.
— Может быть, за «Проказницу»? — предложила Янтарь.
— Ей я желаю только хорошего, но, пока я снова не почувствую ее палубу у себя под ногами, она так и будет для меня связана со всем несправедливым и дурным в мире… в моем мире, я хочу сказать.
— Тогда за Грэйга Тениру?
— Ох, — вздохнула Альтия, — тут тоже все сложно…
Янтарь широко и проказливо улыбнулась.
— Значит, за Брэшена Трелла!
Альтия застонала и протестующе затрясла головой, но Янтарь высоко подняла свой стакан:
— Итак — за безответственных мужиков, склонных поддаваться страстям… — И она выпила все до капли. — Благодаря которым женщины могут заявлять, что-де они тут совсем ни при чем…
Это последнее она произнесла, как раз когда Альтия, сдавшись, опрокидывала содержимое стакана себе в рот. Слова Янтарь заставили ее подавиться и отчаянно закашляться:
— Так нечестно! Он воспользовался обстоятельствами…
— Да уж прямо?
— Я же тебе рассказывала! — Альтия упрямо стояла на своем. В действительности она поведала Янтарь весьма немногое о той встрече, упомянув лишь, что между ними «вот тут-то все и случилось». В тот момент Янтарь ничего не сказала, лишь заинтригованно подняла бровь. Зато теперь бестрепетно выдержала свирепый взгляд Альтии и лишь многозначительно усмехнулась. Альтия набрала полную грудь воздуха: — Я напилась пива… да еще и замешанного на какой-то одуряющей дряни… И получила хороший удар по башке… Тогда он дал мне немножко циндина. И вообще, я вымокла, замерзла, устала как собака и плохо соображала…
— Как, между прочим, и Брэшен, — кивнула Янтарь. — Пойми ты наконец, Альтия: я же не проступки твои выискиваю для осуждения. Да и не совершили вы, ни ты ни он, никакого проступка, за который теперь надо было бы извиняться. Вы просто поделились друг с дружкой тем, в чем в тот момент нуждались более всего. Человеческим теплом. Дружбой. Признанием…
— Признанием?
— Ага! Так ты, значит, согласна со всем остальным, если только это тебя удивляет?
— С тобой говорить — как на счетных палочках итог подбивать, — пожаловалась Альтия вместо ответа. Потом потребовала уточнений: — Признанием чего хоть?
— Того, кто и что вы с ним такие.
Янтарь говорила очень тихо, почти ласково. Альтия попробовала обратить все в шутку:
— Стало быть, ты тоже меня распутной девкой считаешь.
И сама тут же поняла, что шутка не получилась.
Янтарь пристально разглядывала ее некоторое время. Потом откинулась назад вместе со стулом, уравновесив его на двух задних ножках:
— Я считаю, что ты — это ты. И в моем мнении ты нуждаешься менее всего. Все, что тебе требуется, — это как следует разобраться в собственных грезах. Ты когда-нибудь пробовала представить себя остепенившейся? Матерью и женой? Пробовала вообразить, как это — вынашивать во чреве дитя? Мечтала ли ты о том, как будешь ухаживать за малышами, ожидая мужа из плавания?
Альтия хмыкнула:
— Только в самых своих худших кошмарах…
— Вот как. Ну а если тебе представляется, что ты вряд ли когда-нибудь успокоишься замужем, собираешься ли ты прожить всю жизнь до смерти, совсем не зная мужчин?
Альтия пододвинула к себе пивную кружку:
— Вот уж о чем как-то не задумывалась…
— А между тем некая часть тебя о них только и думает, только ты признать этого не хочешь, — фыркнула Янтарь. — Не хочешь ответственности за свои отношения с мужчинами. Предпочитаешь считать, что это просто «взяло и произошло» либо что мужчина так или иначе завлек тебя в постель, а ты вроде как и ни при чем. — И резчица со стуком вернула стул в обычное положение. — Пойдем, — пригласила она Альтию. — Сейчас время прилива, а у меня встреча назначена. — И она подавила отрыжку. — Пойдем.
Альтия поднялась, пытаясь решить про себя, оскорбили ее умозаключения Янтарь или скорей позабавили. Она натянула ободранную куртку и поинтересовалась:
— А куда мы идем?
— На берег. Я хочу, чтобы ты встретилась с одним моим другом. Его зовут Совершенный.
— Совершенный? Корабль? Так я же хорошо его знаю!
— Верно, — улыбнулась Янтарь. — Он как-то говорил о тебе. Вернее, проговорился, ну а я и виду не подала, что твое имя для меня кое-что значит. Но я и так прознала бы о вашем знакомстве, даже если бы он ничего мне не сказал. Ты ведь оставила на борту следы своего пребывания. В общей куче с барахлом Брэшена…
Альтия осведомилась подозрительно:
— Что, например?
— Например, маленький гребешок: я заметила его у тебя в волосах, когда мы с тобой впервые увиделись. Он лежал возле иллюминатора; похоже, ты там причесывалась да гребешок и позабыла.
— Вот как… Ну, а тебя что связывает с Совершенным?
Янтарь ответила с определенной долей осторожности:
— Я же сказала тебе — он мой друг, — но потом все же добавила: — Понимаешь, сейчас я изо всех сил стараюсь купить его.
— Да ты что! — возмутилась Альтия. — Ты в своем уме? Чтобы Ладлаки продали свой живой корабль?… Даже такой? Всячески себя запятнавший?…
— А что, — ровным голосом спросила Янтарь, — есть закон, запрещающий его продавать?
— Нет, такого закона нет, потому что в нем никогда не бывало нужды! Это же наша традиция!
— И тем не менее многие из самых чтимых традиций Удачного все более отступают под натиском «новых купчиков», Альтия. Конечно, разговоров об этом в обществе всячески избегают, но любой житель Удачного, кому не совсем плевать на существующее положе