От такой процедуры прохождения таможни транзитниками я на мгновение впал в ступор. Гвэйн так вообще уселся на пушистую задницу и уставился на таможенника слегка остекленевшим взглядом. У него язык изо рта вывалился, но охреневший волк не обращал на это внимания. Мне с трудом удалось оттащить его от стойки. Похоже, Громов будет очень сильно страдать, когда мы вернёмся.
Когда мы уже шли по тёмному длинному коридору, я не удержался и высказался:
— Андрей, тебе не кажется, что вот таким способом можно перевезти вообще всё что угодно? — Бобров задумчиво посмотрел на меня и ответил:
— Мне не кажется, Дима, я просто уверен в этом. И, судя по виду Эдуарда, кому-то скоро очень сильно не поздоровится. При этом для пассажирских рейсов организованы вполне приличные пропускные таможенные пункты.
Гвэйн немного пришёл в себя и теперь шёл рядом со мной на поводке, злобно посматривая по сторонам. Этот поводок не улучшил его настроения, и, похоже, Громов будет страдать очень сильно.
Самолёт с оригинальной надписью через весь борт стоял неподалёку от того места, откуда мы вышли на взлётное поле.
— Вот это корыто, — невольно вырвалось у меня. — Не нравится мне его вид, — я попятился обратно к той двери, из которой мы вышли. — А надпись вообще убойная. Особенно если учесть, что она может соответствовать действительности.
— Я предупреждал, — задумчиво проговорил Андрей. — Может, у Вани транспортник попросим? Всё лучше вот этого, — и он посмотрел на меня.
Немного подумав, я вздохнул и покачал головой. Рокотов, скорее всего, не откажет, особенно если мы быстренько контракт заключим, но там та же проблема, что и с Гомельским была. Он не сможет вот прямо сейчас сюда добраться.
— Может, плюнуть на всё и порталом переместиться? — спросил я обречённо. — Ты был в аэропорту Брюгге?
— Нет, и это плохой вариант, — ответил Бобров и решительно пошёл к небольшому, местами покрытому свежей ржавчиной самолёту. — Эй, командир, принимай пассажиров! — заорал он, подходя к этому ржавому раритету воздушного зодчества.
Дверь в боку самолёта открылась, и на землю рухнул трап. Он именно рухнул и только чудом не развалился на несколько кусков. В просвете показался мужик с заросшим чёрной бородой лицом и незажжённой сигарой в зубах.
— А чё так долго? Через десять минут нам коридор уже дадут, а вы телитесь. — Мы переглянулись и направились к трапу. Класс, с нас никто не спросил ни паспортов, ни даже именами не поинтересовался. — Так, стоп, а это кто у вас? — Мужик указал рукой с сигарой в сторону Гвэйна.
— Волк, и за него заплачено, — Бобров уже поднялся до середины трапа, но вынужден был остановиться.
— Верно, заплачено, — не стал отрицать мужик. — Пусть парень намордник на него наденет, тогда зайдёте, а то он мне всех курей подавит.
— Каких курей? — я почувствовал, как на этот раз пячусь к выходу не самостоятельно, а это делает за меня Гвэйн, таща меня за свой поводок.
— Как это каких? Элитной породы «Леггорн», — мужик поднял вверх указательный палец. — Вы что не слышали, что с курями по всему миру творится? Мы ещё держимся как-то, а во Фландрии курочки скоро на вес золота будут.
— Ай! — я чуть не упал, потому что Гвэйн так сильно дёрнул меня, что я оступился.
— Восемь минут, время тю-тю. Поторапливайтесь, — мужик постучал пальцем по циферблату своих дешёвых часов и кинул мне намордник весьма сомнительной чистоты. Делать было нечего, подхватив брошенную мне вещь, я присел на корточки.
— Прости, — прошептал я и принялся застёгивать намордник на Гвэйне. В ответ получил взгляд, в котором на раз читалось, что страдать я буду вместе с Громовым, и не факт, что в этот раз Андрею Николаевичу достанется больше.
После того как намордник оказался застёгнут, я взбежал по трапу, волоча за собой упирающегося волка, который, судя по всему, решил остаться дома. Пройдя через дверь, оказавшуюся на удивление целой без единой ржавчины, мы с Гвэйном оказались в салоне, где уже находился Андрей. Мужик быстренько втянул трап, захлопнул за мной дверь и побежал к кабине пилота.
Обернувшись, он крикнул нам:
— Сядьте и уцепитесь за что-нибудь, что ли, потрясёт малость. Если зашибётесь, то моей вины нет, страховка не предусмотрена. А я вас предупредил!
Я осторожно сел на обычную скамью и вцепился в неё обеими руками. Гвэйн растянулся на полу и закрыл глаза лапами, а вокруг нас, занимая почти всё свободное пространство, были расположены клетки, набитые самыми настоящими курицами. Клетки были в салоне везде, за исключением очень малой части, в которую с большим трудом поместились наши вещи.
Практически сразу же взревели заработавшие двигатели, и самолёт затрясся, как припадочный, выезжая на взлётную полосу.
Когда мы взлетали, одна из клеток, стоящая сверху, свалилась, и сидевшие в ней куры запрыгали по салону: по мне, по Гвэйну, обходя стороной Андрея, в котором даже эти безмозглые птицы ощущали угрозу.
Выйдя на разрешённую высоту и не развалившись при этом, самолёт выровнялся, а пилот выскочил из своей кабины, видимо, включив автопилот, и принялся ловить птиц, оттоптав при этом мне ноги, а Гвэйну — лапы. Боброва опять-таки обходили стороной.
В салоне было невыносимо душно, а также жутко воняло курицами, их испражнениями и сигарным дымом.
Курицы ловились плохо. В конце концов, я плюнул и призвал дар, показывая этим тварям, что Андрей — не самое опасное существо в этом самолёте. Я уже давно заметил, что эманации Тьмы как-то на редкость быстро улучшают умственные способности. Вот и сейчас они проявились у кур, стоило только их коснуться холоду смерти. Громко квохча, они ломанулись в свою клетку и чуть ли не сами захлопнули дверь.
— Чё-то холодновато стало, — пробормотал мужик, почесав башку. — Надо бы обшивку проверить, как приземлимся.
С этими словами он вернулся в кабину пилота, и больше мы его до конца полёта не видели.
К концу нашего путешествия я уже ничего не хотел, только сдохнуть. Гвэйна, похоже, укачало, потому что он лежал на лавке, закрыв голову лапами, и поскуливал.
Посадив самолёт, пилот почти вышвырнул нас на взлётку, неподалёку от очередного служебного выхода, сообщив, чтобы мы пошевеливались, потому что у него стоянка всего полчаса, а нужно ещё заправиться и фюзеляж осмотреть.
Оказавшись на земле, я первым делом снял намордник с морды Гвэйна, а потом, покачиваясь, побрёл по бесконечному коридору к выходу из аэропорта, волоча за собой чемодан. Сумки всё так же нёс Андрей, настороженно посматривающий по сторонам.
Таможня Фландрии в плане чучелоидов, появившихся из недр ангаров для транзитников, проявила столько же бдительности, как и наша таможня, то есть, на нас не обратили внимания.
— Охренеть, — прошептал я. — И вот этими знаниями я точно однажды воспользуюсь.
Выйдя на улицу, я уронил чемодан и уселся прямо на него, ожидая, пока Андрей найдёт нашу машину.
Ну что же, в Брюгге я прибыл. Осталось только доехать до поместья Моро, переодевшись по дороге в машине и хоть немного смыв с себя куриный дух с помощью влажных полотенец, и можно будет сказать, что первая часть нашего путешествия выполнена вполне успешно.
Глава 18
Машина нашлась удивительно быстро, и уже скоро я сидел на невероятно комфортном сиденье в дорогом, пахнущем элитной автомобильной косметикой, салоне. Гвэйн, игнорируя меня, уместился на переднем сиденье рядом с Андреем.
Пока мы ехали, я, как мог, привёл себя в порядок, переоделся и стал выглядеть не так уж и позорно. Если ко мне не принюхиваться, то вообще никто не поймёт, что добирался я до Фландрии с приключениями. Особенно принюхиваться к Гвэйну, шерсть которого впитывала все запахи, я бы никому не рекомендовал. Нужно будет первым делом принять душ. Надеюсь, расписание этой вечеринки позволит мне это сделать.
К поместью Джейсона Моро мы прибыли вовремя. Даже на целую минуту раньше запланированного времени. Как оказалось, его дом располагался недалеко от города. Всего сорок минут неспешной езды по незнакомой Андрею местности, и мы въехали в огромные кованые ворота, распахнувшиеся перед нами, когда охрана на посту возле ворот идентифицировала меня и проверила приглашение.
Необходимо было преодолеть ещё метров тридцать до очередных ворот, чтобы оказаться на дороге, непосредственно ведущей к дому.
Особняк Моро поражал своим великолепием и вычурностью. Путь от вторых ворот до входа в дом был отмечен красной ковровой дорожкой, по бокам которой толпилась огромная прорва журналистов.
К тому моменту, когда я с Гвэйном вступил на эту красную дорожку, к нам присоединился Андрей, успевший куда-то отогнать машину и шедший сейчас чуть сзади.
На меня журналисты не обратили никакого внимания. Эдуард был прав, я очень сильно изменился за этот год, проведённый вдали от приёмов и, самое главное, камер. Я вытянулся и теперь не напоминал сам себе гнома, чуть выше Ванды. Тело стало более рельефным, и даже черты лица изменились — я стал ещё больше похож на Эда. А самое главное, все изменения произошли как-то сразу. Вот, вроде бы, всё было как обычно, и вдруг выясняется, что нужно звать Савина и полностью менять гардероб. Произошло это в тот момент, когда полностью стабилизировался источник. А ещё с этого момента я начал реагировать на девушек так, как это и положено парню моего возраста. В общем, я стал взрослым даже по меркам тормозных в этом плане Тёмных.
Так что стоящие, как стая пираний, журналисты меня попросту не узнали. Один из папарацци ради приличия щёлкнул нашу троицу, когда мы тихо шли к дому. Судя по внешнему виду паренька, не пожалевшего кадра ради какого-то неизвестного парня с волком, он не был успешен и работал не в очень дорогой газетёнке. Парень ещё не знает, что сорвёт куш уже на следующий день, когда все узнают, что проморгали изменившегося Наумова. Эдуард не стал выполнять свою угрозу, и интрига моего внешнего вида пока сохранялась.
Папарацци все высматривали кого-то, не обращая на меня никакого внимания, что меня полностью устраивало. Гвэйн шествовал рядом, высоко задрав голову, всем своим видом показывая значимость момента.