– Я подумал тогда, что в контору залез вор, – с унынием в голосе продолжил свой рассказ Семен Голубцов. – А кому еще рыться в столах председателя Волосюка и бухгалтера Рауде? Поэтому я подошел к комнате, где жили Поздняковы, хотел их укорить, дескать, куда вы смотрите, у вас тут вор в конторе похозяйничал, а вы спите и ни сном ни духом! Нешто ничего не слышите, что творится в конторе, которую вы охранять обязаны? Дверь в их комнату тоже была не заперта, что было для меня странно, и прямо со входа был виден диван, на котором я увидел лежащую Мотю. Внутри сразу все дрогнуло. Подумалось о худшем, так оно и произошло. Лежала Матрена как-то странно: ноги ее были закинуты на валик и раздвинуты, юбка задрана выше колен. Я еще тогда подумал, что никак вор ее снасильничал. Мы с Мишкой Возницыным ринулись внутрь, мало ли чего, может, все-таки жива, может, помощь какая-то потребуется. А когда подскочили, увидели, что голова Моти была размозжена, а сама она была мертвой. Ужасно было смотреть. До сих пор у меня эта картинка перед глазами. Я в тот день всю ночь не мог уснуть, хотя не впечатлительный. На войне всякого повидал.
– Надеюсь, в комнате Поздняковых вы ничего не трогали? – посмотрел на допрашиваемого майор Щелкунов.
– Да нешто мы не понимаем, – с некоторой долей обиды за то, будто майор милиции принимает их за каких-то недотеп, произнес Семен Голубцов. – Конечно, не трогали. Да и трухнули мы крепко… Поэтому едва не побежали к выходу.
– А чего испугались?
– Думали, что на нас подумают.
– Что дальше было?
– А когда вышли за двери конторы, то стали кричать и звать людей на помощь. – Голубцов немного смутился и искоса глянул на Виталия Викторовича. – Конечно, надо было бежать в милицию, но не сообразили мы как-то сразу. Не всякий день приходится трупы убиенных девочек находить. В это время, – продолжил Семен Федорович, – аккурат около дома артели проходили две бабы, Имамова Гуля и Клавка Бочкарева. А с другого конца им навстречу шел старик Карташев… как его… Василий, кажется. Ну, они побегли на наш крик тоже… Спрашивают, в чем дело, ну а мы рассказали, что Мотю убитую в конторе увидели. Стало быть, поднялись мы все вместе на второй этаж, вот они и увидели то же, что и мы, заохали… Потом Клавка сказала, что надо участковому сообщить, и побегла в участок, а мы охранять остались – двери-то в контору открыты, мало ли, вдруг чужой какой забредет. Шальных-то в округе полно! А в витрине украшения и разные дорогие изделия, серебряные да позолоченные. Разбей стеклянные двери – и бери что хошь…
– Больше никто на второй этаж не поднимался? – поинтересовался Щелкунов.
– Нет, – убежденно заверил Семен Голубцов.
– Когда вернулась Клавдия Бочкарева? – задал новый вопрос Виталий Викторович.
– Минут через двадцать, – малость подумав, ответил Семен Федорович. – Время, наверное, уже десять было. Вместе с ней пришли наш участковый Окулов и милиционер. Окулов нас опросил, как мы-де здесь оказались, что видели, трогали ли чего, выпроводил из конторы и у входа на второй этаж поставил того милиционера, чтобы, значит, никого не впускал на место происшествия…
– И больше вы по этому делу ничего не знаете, – абсолютно без вопросительной интонации произнес майор Щелкунов, что означало: он знает ответ, а вопрос задан таким образом, чтобы услышать конкретный ответ от допрашиваемого человека и зафиксировать его в официальных бумагах.
– Не знаем, – ответил Семен Голубцов и вопросительно глянул на Щелкунова.
– А что вы можете сказать о покойной Матрене Поздняковой? – поймал взгляд Голубцова Виталий Викторович.
– Да хорошая девчонка была, – не раздумывая, ответил артельщик. – Бойкая. Сообразительная такая не по возрасту. Хорошо считала. Ладненькая была… Потому Николай Григорьевич на нее и засматривался. Ласкал всяко, ну прям до неприличия. То по голове погладит, то по спине или плечам. А то и приобнимет. Говорил, мол, может, все это ему пригодится, когда Мотя малость подрастет. Я так понял, что он из нее любовницу для себя готовил.
– А может, он шутил так?
Внимательно посмотрев на майора, Голубцов ответил:
– Ведь дите же несмышленое. Какие могут быть шутки?
Допросив Семена Голубцова, майор вызвал в кабинет Михаила Возницына, дожидавшегося своей очереди в коридоре.
После обязательных протокольных вопросов майор Щелкунов спросил:
– Вы хорошо знали Николая Григорьевича Волосюка?
– С Волосюком я вообще-то лично не знаком. Знаю только, что он руководит артелью. Украшения разные изготавливает и вещички из серебра. Портсигары, пряжки, сережки, – посмотрел Возницын на Виталия Викторовича.
– А Матрену Позднякову вы знали? – поинтересовался Щелкунов.
– Ну, видел несколько раз, – ответил Возницын.
– А когда видели в последний раз? – спросил Виталий Викторович, скорее машинально, нежели целенаправленно и с умыслом. И получил неожиданный ответ:
– Да вот в тот самый день и видел, когда ее… это… убили. В субботу то есть, четырнадцатого февраля.
– Вечером видели, правильно? – припомнил майор Щелкунов показания свидетеля Возницына, имеющиеся в деле. И мысленно похвалил себя за хорошую память. А еще похвалил за то, что, читая эти показания, сделал для себя заметочку, что эти показания вроде бы не заметил майор Темирзяев. То есть не отнесся к ним с должным вниманием и не придал никакого значения… Хотя, скорее всего, следовало бы.
– Да, вечером, – кивнул Михаил Возницын.
– И как это происходило, в какое время? – задал еще один вопрос Щелкунов, покуда не отдавая себе отчета в том, что ответ Возницына, возможно, даст толчок для появления новой версии.
– Это было в районе восьми вечера, – поразмыслив, ответил Михаил Возницын. И, чуть подумав, добавил: – Или, может, в начале девятого. Мотя стояла на ступеньках, облокотившись о перила, и беседовала о чем-то с какой-то женщиной.
– Опишите, пожалуйста, эту женщину, – попросил майор.
Возницын неопределенно пожал плечами:
– Вроде бы ничего особенного. Ей где-то лет тридцать. Худая такая… В тоненьком пальто, совсем не для зимы, и с саквояжем в руке, с каким раньше земские доктора ходили, только вот размером немного меньше.
– А потом? – спросил Виталий Викторович. – Что было?
– А что потом… Потом я прошел мимо, а они все еще беседовали, – последовал ответ.
– Эту женщину мог бы еще кто-нибудь видеть, кроме вас? – поинтересовался Щелкунов.
– А я почем знаю? – с некоторым удивлением посмотрел на Виталия Викторовича Михаил Возницын.
– Ну, может, кто-нибудь мимо проходил в это время, – осторожно заметил майор.
– Да никто не проходил… – Возницын немного помялся, потом добавил: – Я эту худую с саквояжем еще раз видел…
– Когда?
– Да тогда же, четырнадцатого, в субботу. Только уже поздно вечером, часу в одиннадцатом, – ответил мужчина.
– Расскажите поподробнее, как это произошло, – попросил Виталий Викторович.
– Я из пивнушки возвращался, что на вокзале, – посмотрел прямо в глаза майору Возницын. – Пивняк там дольше работает, чем в других местах. И народу не было, все по домам разбрелись… Наш-то уже в восемь был закрыт, – пояснил Щелкунову, как своему, Михаил Возницын и продолжил с чувством: – Иду, значит, через привокзальный сквер и вижу, что с лестницы женщина какая-то спускается. Пригляделся – а это та самая баба, что в девятом часу с Мотей на ступеньках о чем-то калякала. Спустилась она, стало быть, и пошла себе…
– Куда пошла-то? – воспользовавшись небольшой паузой, спросил Виталий Викторович.
– Да кто ж ее знает, куда она там почапала, – бросил взгляд на Щелкунова Возницын и замолчал, ожидая новых вопросов от майора. Но таковых не последовало.
На этом завершился допрос свидетеля Возницына. А Виталий Викторович решил для себя, что надо бы о женщине в скверном пальтишке и с саквояжем в руке узнать побольше…
Виталий Викторович ожидал, что женщины будут куда более разговорчивыми, нежели Голубцов и Возницын. Так оно впоследствии и оказалось.
Первой майор Щелкунов решил допросить Клавдию Бочкареву.
Во время допроса она охала, сопереживала, что не помешало поведать о том, что как только она и ее подруга Гульнура Имамова услышали крик Семена Голубцова, так тотчас побежали на него. К ним еще старик Карташев Василий Дементьевич присоединился, проходивший в то время мимо.
– Когда мы забежали в контору артели на второй этаж, то Голубцов показал нам убитую Мотю, – продолжала рассказывать Клавдия Бочкарева. – Тут мы, конечно, запричитали (страх-то какой!), а старик Карташев со значением угрюмо произнес: «Я так и знал». Я у него спрашиваю: «Чего ты такого знал, старый? Говори давай!» А Василий Дементьевич ответил, что у него, мол, было плохое предчувствие, что с Мотей что-то может произойти, поскольку «все к тому шло». Я у него опять спрашиваю: «Да что шло-то?» А он мне со значением так отвечает: «А все!»
– А что было дальше? – поторопил Щелкунов.
– А потом я вызвалась сбегать за нашим участковым, – сообщила Бочкарева. – Надо ж было о случившемся в милицию сообщить. Они ведь так и не догадались… Только ходят вокруг покойницы и охают. Прибегла я, значит, в милицию. Окулов находился у себя в участке. Когда я сказала, что в конторе артели «Путь Октября» убили Матрену Позднякову, он быстро собрался, взял с собой по дороге постового милиционера, и мы уже втроем подошли к дому. Постового он оставил у лестницы на второй этаж для охраны, чтобы никого больше в контору не пускал, а мы прошли. Окулов все осмотрел, допросил нас всех и выпроводил из дома. Мол, нечего нам тут топтаться на месте преступления. И мы ушли…
– Вы знали Матрену Позднякову? – спросил Виталий Викторович разговорчивую женщину.
– Как же не знать-то милую? Такая девочка хорошая! Знала, и очень даже хорошо знала, – охотно ответила Клавдия Амвросиевна. – Она была дружна с моей дочерью Ниной, вместе учились в одном классе, дружили очень, и Мотя частенько у нас бывала. Моя Ниночка-то все ревет, подругу жаль… А где-то дней за десять до… своей погибели она пришла к нам вечером уже после девяти. Грустная такая, пришибленная будто. Я еще тогда поинтересовалась у нее, что она так поздно в гости пожаловала, когда уже спать ложиться пора. А потом ведь в Казани неспокойно. Сколько жулья да бандитов по улицам шастают! А она знаете что мне ответила? – заговорщически посмотрела на майора Щелкунова Клавдия Бочкарева. – Дескать, этот Волосюк к ней привязывается и проходу ей не дает, хватает и щупает за разные места, и она просто не знает, куда от него деться. Вот так вот! И попросилась покуда у нас побыть. Пока дед ее домой не вернется, он будто бы обещался вернуться к десяти вечера. Я, конечно, разрешила, как не разрешить, когда такое… Вот что я еще вам скажу, товарищ милиционер, – доверительно произнесла Клавдия Амвросиевна и посмотрела прямо в глаза Виталию Викторовичу: – Боялась Мотя Волосюка. Точно вам говорю: боялась!