День сменился ночью так быстро, что я не успел опомниться, но в небе вновь расцвели фейерверки, а на улицах зажглись тысячи фонарей. Я снова увидел цель — на этот раз гораздо ближе, и пошёл к ней, стараясь не упускать из виду. Без внимания незнакомки в жёлтом никто не пытался мне помешать, так что на этот раз усилия оказались вознаграждены. Я добрался до таинственной персоны, встал рядом и осторожно поздоровался.
— Здравствуйте. Можно с вами поговорить?
Ответа не последовало. Приглядевшись в очередном всполохе фейерверка я понял, что фигура была невысокой пожилой женщиной в сером плаще, склонившейся над водой так низко, что, казалось, хватило бы лёгкого ветерка, чтобы сбросить её вниз.
— Простите, — сказал я, положив ей руку на плечо и осторожно оттянув от края.
Она медленно обернулась ко мне. Под глубоко надвинутым капюшоном у неё не было лица.
— Не… лай… этого! — голос незнакомки в жёлтом звучал так далеко, что его уносил ветер.
Я поднял голову — та стояла на другом мосту, напротив. Но хотя обзор здесь был неплохой, я на практике знал, что реальное расстояние между мостами преодолевалось отнюдь не быстро. Проигнорировав её, я вновь посмотрел на старушку без лица, стоящую рядом в безмолвном ожидании.
Только одна попытка, да? И осталось не то что бы мало вариантов. Она могла быть кем-то вроде Беспечности, Дружелюбия, Жизнерадостности. Но что-то подсказывало, что надо брать выше, шире, в категории более масштабных концепций. И чем дольше я смотрел на скромную фигуру в сером плаще, тем больше понимал, в чём дело.
В этом городе не было ни одного уродливого здания. Среди тысяч людей не нашлось не одного неприятного лица.
— Вы Красота, да? — спросил я.
Город вокруг застыл на миг, и меня кольнуло страхом — неужели не угадал? Но меня никуда не выкидывало, а пожилая леди напротив меня вдруг упала на колени, закрываясь руками. Я склонился над ней — и увидел, как по её рукам катятся слёзы, разбиваясь о брусчатку. Она плакала навзрыд, плакала, как самый несчастный человек на свете. Сквозь промежутки между пальцами я на миг увидел огромные, невыразимо прекрасные серые глаза.
— Где я?.. — спросила Красота сквозь всхлипы. — Что со мной⁈
— Успокойтесь, — попросил я, садясь на брусчатку рядом и стараясь выглядеть максимально дружелюбно. — Здесь никто не причинит вам вреда.
Она оторвала руки от лица, и я потрясённо наблюдал, как её лицо и тело меняются, трансформируются, превращаясь из потрясающе красивой пожилой леди в молодую брюнетку с внешностью, из-за которой было бы не стыдно начать Троянскую войну. Только на этом она не остановилась, стремительно молодея, пока не превратилась в обворожительную девочку-подростка.
— Что со мной⁈ — простонала она, в ужасе рассматривая то свои руки, то меня.
— Прошу вас… — начал я, но был прерван очередным стоном-всхлипом, и процесс изменения возраста обернулся вспять.
За какие-то пять минут богиня Красоты состарилась на десятки лет, затем вернулась назад, и снова, и снов, и снова по кругу. Всё это время она плакала и причитала, пока я безуспешно пытался наладить с ней контакт и хоть как-то утешить. Я понял, что ошибся так, как не мог и представить. Я вернул Красоте лицо, но она оказалась даже более нестабильна, чем вросший в свой стол Творчество. Прежде чем выпускать её из комнаты и объяснить суть проблем в Обители тут требовалась работа опытного психолога, которым я ни разу не являлся.
Наконец она прекратила плакать, схватив меня за руку так сильно, что та немедленно начала затекать. Её возраст застыл — по крайней мере, пока — на зрелой красавице слегка за сорок, но это касалось лишь внешности. Ещё спустя пару минут мне удалось уговорить её встать и слегка осмотреться. Город вокруг нас всё ещё застыл во времени, но в этом были свои плюсы. Мы словно находились в центре великолепной картины, посвящённой радости жизни. Сделав пару шагов по мосту, Красота посмотрела на повисшие в небе огни фейерверка и наконец улыбнулась — тихонько и неловко, но от души.
— Как красиво…
БАХ!
Первой моей мыслью было, что фейерверк каким-то образом продолжился, но я тут же заметил отлетающую в сторону цифру — 50 урона. Опустив глаза, я увидел алое пятно, расплывающееся с правой стороны живота.
БАХ! БАХ!
С новым уроном пришла боль — раскалённая, адская, разрывающая внутренности на куски. Я упал на землю, хрипя и истекая кровью, едва найдя в себе силы, чтобы обернуться под нарастающий крик Красоты.
Пространство «комнаты» уродовала рваная рана, за которой виднелась внешняя Обитель. А перед разрывом стоял Улисс с дымящимся пистолетом странной конструкции — с пятью стволами. Интуиция не сработала против бога — особенно когда тот решил играть настолько грязно.
БАХ! БАХ!
Если бы не «Крепкий орешек», последние две пули отправили бы меня на перерождение прямо сейчас. Но разница была невелика — после такого урона я просто не мог пошевелиться, чтобы дотянуться до заплечного мешка с лечебными зельями, а обильное кровотечение лишало возможности хоть чуть-чуть отрегениться «Даром жизни».
По крайней мере моё нежелание умирать явно разозлило Улисса. Он покраснел, раздув ноздри и шагнул вперёд, пристально рассматривая мою истекающую кровью тушку с безопасного расстояния.
— Ты должен быть мёртв. Впрочем, неважно. Когда создатель комнаты покидает Санитарий, та рассыпается в ничто.
— Кля… тва… — ухитрился пробулькать я.
— Санитарий не считается частью Обители, — презрительно процедил Гордость. — И потом, я же сказал, что мы слегка нарушим правила.
Он схватил за руку обмякшую Красоту, которая выглядела так, будто вот-вот рухнет в обморок.
— Пойдём, Дейрдре. Ты нужна нам как никогда.
Рваная рана в пространстве затянулась за их спинами, а я только и мог, что откинуть голову на брусчатку и смотреть, как на небе одновременно с огнями фейерверка гаснут звёзды. Город рассыпался вокруг меня, пространство схлопывалось само на себя, сминая прекрасные здания, площади, мосты и фонари, обращая в ничто весёлых и дружелюбных людей. Хорошо, наверное, что на самом деле их никогда не существовало.
— ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ⁈ — бешеный крик ворвался в последние секунды моей жизни, испортив их окончательно. — ЧТО ТЫ…
Я успел заметить ещё один разрыв в пространстве, напоминающий золотой росчерк, а затем вокруг была лишь темнота.
«ВЫ ПОГИБЛИ».
Времени до нового суда: 1 день.
Возвращено богов в Обитель: 2.
Глава двадцать восьмая
Обычно после перерождения я чувствовал себя довольно неплохо. Случались исключения, но на то они и исключения, верно? Увы, как раз сейчас одно из них и решило произойти.
Меня трясло, трясло так, что зуб на зуб не попадал. Трясло одновременно от страха, нервов и злости — в том числе на самого себя. Не послушал никаких предупреждений, доверился откровенному подонку, прозевал атаку со спины, позволил несчастной нестабильной женщине попасть в руки врага. Не было никаких сомнений, что Гордость либо лично, либо на пару с Судьёй уломают Красоту на «правильную» позицию в суде. И я принял в этом самое непосредственное участие.
Хватит рассиживаться, дебил. Задолбал трястись. Встал, открыл портал, вернулся и начал склеивать назад дрова, которые сам наломал. Изнанка обещала три прохода, осталось два — хватит с головой. Встать, я сказал!
Послушавшись внутреннего голоса, я кое-как поднялся на ноги, но дрожь не улеглась. Ладно, к чёрту, успокоюсь по дороге, а сейчас надо найти факел.
— Я бы. Не советовал.
— Что⁈ — нервно дёрнулся я, совсем забыв, что вне Обители Кёльколиуке снова мог со мной общаться.
— Не становись. На Путь, — терпеливо продолжил сухой голос моего гримуара.
— Это ещё почему?
— Тот, кто идёт. Путём сквозь Тень. Должен верить в себя.
Я еле удержался от вороха дополнительных и, признаться, очень раздражённых вопросов. Но Кёльколиуке был не только ценным союзником, но и верным другом, который не подводил меня буквально ни разу. Плюнуть на его мнение значило плюнуть в лицо самому себе, а я чувствовал себя достаточно униженным за последнее время.
Вместо спора я отправился к роднику, попил, умылся и заново наполнил бурдюк, затем сел у постамента Незримого пламени и попытался восстановить дыхание. Через пять минут мне слегка полегчало, но явно не до конца.
— Такое состояние пойдёт?
— Не. Уверен.
Мы провели в тишине ещё несколько минут, но теперь я только и думал о том, как мало времени осталось для решения проблем и не мог сосредоточиться на дыхании. Кёльколиуке снова заговорил:
— Тебе надо отвлечься. Серьёзнее.
— Идеи? — коротко спросил я.
— Линька.
— Прости, ты сказал…
— Линька. Линия саламандры. Снимает стресс.
— Кёльколиуке, — сказал я проникновенно. — Дружище. Я же её так и не выучил.
— Я. Знаю. Самое время учить.
И снова я очень сильно хотел поспорить, но вместо этого заткнулся и задумался. Самостоятельное изучение новых спеллов вообще было исключительно полезным делом — достижение «Самоучка» обещало прибавить мне за это солидный кусок маны. Не говоря уже о том, что расширенный арсенал полезен сам по себе, а тут ещё и связка с перком, взятым аж пять уровней назад.
Только вот с какой стороны подойти к изучению «Линьки» я понятия не имел. Единственное, что у меня было — слова Маэстуса о том, что надо «звать внутреннюю саламандру». «Вспышку» получилось сотворить по цепочке ассоциаций с пламенем Сердца мира, принявшего на миг форму Эми. Как мне представить что я линяю, как позвать саламандру?
Окей, садимся по-турецки и закрываем глаза. Вдох. Выдох. Я нашёл Эми, она жива, мы хорошо поговорили. Насколько сильно я накосячил после этого — не тема моей текущей недомедитации. Огонь. Эми. Саламандра. Огонь. Линька. По сути, что такое линька? Сброс старой кожи, отказ от прошлого, или хотя бы от ненужных его частей. Неудивительно, что это заклинание должно успокаивать, а не только лечить здоровье и ожоги. Выдох. Вдох. Только вот как мне позвать…