– И все снаряды, доктор Гросс, именно с вашего завода.
– Снаряды с других заводов мы вообще пока не проверяли, – пояснил штабной генерал.
Генерал Зигмаль поднял руку:
– Это неважно. Меня сейчас интересует только тот факт, который уже установлен.
Все снаряды, повторяю, с вашего завода, доктор Гросс. И на них стоит ваше фирменное клеймо. Кто у вас принимает продукцию?
– При мне имеется особая группа инженеров, – потерянным голосом ответил Гросс. Один или два из них всегда присутствуют в главном цехе сборки. Они и оформляют прием продукции.
– Так, так. – Генерал вынул ручку и блокнот. – Назовите их фамилии.
– Извольте… Рейнгард, Любке, Гримм, Лидман, Гарднер и Кох.
– Кох?
– Да. Это племянник Коха.
– Так, так. Когда, вы сказали, явятся сюда обласканные вами инженеры?
– В двенадцать.
– Еще есть время. Я хочу сейчас же поговорить с инженерами вашей особой группы.
Вызовите их.
17
Первым в кабинет вошел инженер Кох.
Это был совсем молодой человек с белыми, как лен, волосами.
– Хайль Гитлер! – выкрикнул он, остановившись у двери и выбросив вперед правую руку.
– Хайль, – скрипуче отозвался генерал Зигмаль. – Проходите сюда, садитесь. Вы член национал-социалистской партии?
– Так точно. С тридцать третьего года. Меня приняли по возрасту досрочно по личной рекомендации Бальдура фон Шираха.
– Вы знаете, что произошло на заводе?
– Так точно, знаю. И удивлен, что обнаружилось столь малое.
Генерал Зигмаль поднял брови:
– Как вас понимать?
– Очень просто. На заводе нет повседневной борьбы с саботажниками. В этом вопросе я наблюдаю непонятную инертность, если не сказать резче.
– А вы скажите резче. – Генерал взглядом пригласил Гросса послушать, что скажет Кох.
– Мне рассказывали, будто фирма не пожелала, чтобы на заводе постоянно работали сотрудники гестапо. Это мне непонятно. И вообще – пусть простит меня наш шеф доктор Гросс за то, что я скажу правду, – на заводе в наибольшей чести люди, чье политическое лицо является более чем сомнительным. Здесь у нас главной политической характеристикой является знание гаек и болтов.
– Так, так, – сказал генерал Зигмаль, со зловещей улыбкой глядя на Гросса, – А как могли быть выпущены с завода бракованные снаряды? Вы, я слышал, входите в группу инженеров, которые отвечают за это? Как могла случиться такая преступная халатность?
Инженер Кох ответил не сразу.
– За снаряды, которые принимал я, я могу поручиться.
– А за те снаряды, которые принимали ваши коллеги?
– Смотря о ком персонально идет речь.
Генерал Зигмаль заглянул в блокнот:
– Ну вот, скажем, Рейнгард?
– За этого я тоже ручаюсь.
– А Любке?
– Тоже.
– Гримм?
– Поручусь.
– Лидман?
– Нет.
– О, интересно! – Генерал сделал пометку в блокноте,
– Ну, а Гарднер?
– Поручусь, но с некоторым колебанием.
– Так, так. – Генерал Зигмаль подумал. – Вот что. Я прошу вас сейчас же поехать в Веймар в наше отделение. Спросите там майора Кюхлера. Скажите ему, что я прошу его поговорить с вами.
– Слушаюсь… – Инженер Кох встал, по-военному повернулся и вышел из кабинета.
– Вот вам, доктор Гросс, ваша особая группа, – раздраженно сказал генерал Зигмаль, – Вы понимаете, наде юсь, что это такое для подобной группы, если даже в одном человеке можно сомневаться!
– Мнение инженера Коха может быть сугубо субъективным, – тихо произнес Гросс.
– Ну, а если проверка переведет его в разряд объективного, что тогда?
Гросс пожал плечами.
В кабинет пригласили инженера Любке. Он вошел мелкими спокойными шажками, на ходу протирая платком очки. Водрузив очки на нос, он отыскал взглядом Гросса.
– Вы меня вызывали?
Гросс кивком показал на генерала Зигмаля.
– Ах, так! – Инженер Любке повернулся к генералу и выжидательно и довольно бесцеремонно разглядывал его, не удостаивая, однако, ни приветствием, ни вопросом. Любке был крупный, заслуженный инженер фирмы и знал себе цену. К тому же всех, не служащих технике, он вообще считал полулюдьми.
– Инженер Любке? – отрывисто спросил генерал Зигмаль.
– Да, с вашего позволения, – улыбнулся инженер.
– Как вы расцениваете то, что случилось на заводе?
– Что именно? – Любке во всем любил точность.
– Да вы что! – Генерал еле сдерживался.
– Нет, конечно, я догадываюсь, что может вас интересовать, но догадка – это всего лишь догадка, а наш завод огромный и не совсем обычный. У нас тут каждый день что-нибудь случается.
– Перестаньте! Речь идет о саботаже.
– О! Недоброкачественные снаряды? Для меня лично факт непостижимый, – оживленно заговорил Любке. – На моей памяти за тридцать лет работы в фирме не было ничего подобного. У нас редчайшие случаи рекламации со стороны клиентов всегда расценивались как позорнейший скандал.
– Как могло случиться, что саботажники безнаказанно действуют под носом у столь могучих, как вы, умов техники?
– Ненормально ускоренные темпы работы, на что я неоднократно указывал доктору Гроссу. Помните, шеф?
– Ну, а если война не может ждать? – повысил голос генерал Зигмаль. – Это вас не касается?
Любке гордо поднял голову:
– Испокон веков национальным признаком нашей технической культуры была точность и строжайшая плановость. Вы меня извините, но даже Бисмарк высказался где- то, что немцы умеют предусмотреть все, кроме помощи бога. Последнее они обязаны просить.
Генерал Зигмаль понял, что с этим типом ему разговаривать нечего. Ясно одно: этот потворствовать саботажу не станет, а больше он ничем полезен быть не может.
– Спасибо за поучительную беседу, – иронически сказал генерал Зигмаль. – Вы свободны.
Любке обернулся к Гроссу:
– Поскольку я уже здесь, я хотел бы вернуться к вопросу о схеме резервного кабеля.
– Потом, потом! – Гросс замахал на него руками.
Любке невозмутимо сделал общий поклон и вышел.
– Инженер Любке – из первой пятерки специалистов нашей фирмы, – сказал Гросс.
Генерал Зигмаль презрительно фыркнул:
– Ясно. Гениальный специалист по части болтов и гаек.
В кабинет с независимым видом вошел инженер Гримм. Оглядев всех по очереди, он спросил:
– Кому я нужен?
– Мне. – Генерал Зигмаль показал ему на стул, стоявший по другую сторону стола. Садитесь. Вы член партии?
Гримм сдержанно улыбнулся:
– Без юридического оформления. Начиная с тридцать пятого года я так занят оснащением военной мощи партии, что не имел времени написать заявление.
Генералу Зигмалю как будто понравился этот ответ. Он понимающе кивнул головой, помолчал и спросил:
– Как могло оказаться незамеченным вредительство?
– Политически я это объяснить не могу, ибо знаю преданность фюреру специалистов, через чьи руки проходит продукция. Технически же…
– Подождите, – прервал его генерал Зигмаль. – Вот вы персонально могли это прозевать?
Гримм подумал и ответил:
– Если говорить начистоту, отрицать, да еще категорически, такую возможность я не могу.
– Спасибо за откровенность. Ну, а если бы мы устано вили, что прозевали вредительство именно вы, как бы вы оправдывались?
Гримм пожал плечами:
– Люди техники мое оправдание приняли бы. Ну, а вы – не знаю.
– Я все же попытаюсь понять. Отвечайте.
– Вы знаете, есть такая поговорка, – немного помолчав, сказал Гримм: – «Один дурак может задать такие вопросы, на которые не ответят сто умных». Так здесь именно этот случай. Наблюдая за сборкой снарядов, я смотрю на самые уязвимые его узлы, Неисправность которых можно выявить только на месте падения снаряда. Умное вредительство именно на этом расчете и должно быть построено. В данном же случае совершалось вредительство, насколько мне известно, до удивления неграмотное и глупое. Его неграмотность и глупость прежде всего в том, что оно неминуемо будет обнаружено до или в момент запуска снаряда. А раз оно будет обнаружено, нетрудно найти и тех, кто это сделал. Непросверленная форсунка для подачи сжатого воздуха как раз и есть тот вопрос дурака для ста умных. Мне и в голову не могло прийти проверять, есть ли отверстие в форсунке, тем более что на заводе мы запуска снарядов не производим и, значит, механизмы подачи сжатого воздуха не включаем.
Дурак, как видно, на это и рассчитывал. Случай с энергопитанием еще глупее. Ну хорошо, сухие элементы заряжаются в снаряд в последний момент, ибо при запуске они должны быть свежими и в полной силе. Но сделанное дураком короткое замыкание обнаруживается в первую же секунду, как только батареи вставлены. Опять наивность, граничащая с идиотизмом. Могу сказать одно: теперь я буду проверять даже внешние кронштейны крепления. Ведь какому-нибудь дураку может прийти в голову их ослабить в расчете на то, что снаряд просто не удержится на пусковой раме. Понимаете вы меня?
Генерал Зигмаль благосклонно улыбнулся:
– Вполне, хотя я и не человек техники. Ну что же, Гримм, спасибо. Вы свободны.
Что это вы вдруг вспотели?
– Первый раз имею дело с… – Гримм рассмеялся. – В общем, не с человеком техники.
– Да, с нами дело лучше не иметь, – улыбнулся генерал Зигмаль. – В этом уже убедились враги Германии.
Когда Гримм вышел, генерал Зигмаль сказал, обращаясь к штабному генералу:
– Я бы не возражал, чтобы при моем докладе рейхсминистру присутствовал этот инженер. Мне было бы легче. Голова у него точная, как механизм.
– Да, это понимающий человек, – равнодушно согласился штабной генерал и встал. – Я пойду распоряжусь, чтобы покормили моих людей…
Последним в кабинет вошел Лидман. Уже узнавший от коллег, что за разговор происходит в этом кабинете, он перепугался насмерть. Лицо его побелело, губы подергивались. Он сразу обратился к генералу Зигмалю:
– Я инженер Лидман.
– А почему вы решили, что говорить с вами должен я? – спросил генерал.