— Я тебе все потом объясню. Просто прошу об услуге…
— Об услуге? Ну-ну! Услуга за услугу… А почему ты заинтересовался лагерями для подростков? — Клара внезапно расхохоталась. До нее дошло. — Нет, Каза, не может быть! Только не говори мне, что Колен Реми в лагере на Морнезе!
Симон промолчал.
— Молчишь, Каза? Значит, так и есть! Младший Реми был на острове, когда ты потащился через всю Францию его искать! Да уж! Говорила я тебе, что лучше взять велосипед, а не машину.
— Да ладно тебе, Клара…
И вдруг Симон догадался, почему Клара не спит и с чего это она такая веселая.
— Там с тобой Дельпеш!
— Ага, — без смущения подтвердила Клара. — Ночь, суббота. Шелковые простыни, лепестки роз и шампанское.
Симон услышал в трубке звон бокалов.
— Когда тебя нет рядом, Каза, — продолжала Клара, — мне так грустно, что от тоски я бросаюсь в объятия первого встречного проходимца.
Она снова засмеялась, будто от щекотки.
— Клара! — заорал Симон. — Я не шучу. Уверен, тут вопрос жизни и смерти. Я узнал от Бордери все подробности этой истории. Он отдал мне досье.
Клара продолжала смеяться, Симону показалось, что она слегка перебрала. Шампанское?
— Ты мне этот номер уже исполнял, — хихикнула Клара, — про вопрос жизни и смерти.
— Клара! Мне надо связаться с Коленом Реми.
— Да, мой Каза, завтра с утра пораньше…
Симон, обозлившись, решился:
— Клара, Дельпеш рядом с тобой?
— Конечно. И он все слышит, мой любопытный малыш.
— Дай мне его!
Это был уже не вопрос, а приказ. Он понимал, что Клара обидится — еще бы, ее вот так взяли и отодвинули в сторону. Но, может, от обиды протрезвеет.
— Привет, Симон, — раздался низкий голос Дельпеша. — Я думаю, пора нам с вами работать вместе. Сделали бы это раньше, выиграли бы много времени. Я знаю, где сейчас находится сын Жана Реми, я даже, можно сказать, позавчера обедал с ним в порту. Он в молодежном лагере на диком полуострове. И еще, по моим сведениям, сегодня днем он едва не погиб в рухнувшем сарае, но об этом мне мало что известно, полиция глухо молчит.
— Черт, — выдохнул Симон. — А номер телефона вы знаете?
— Нет, но могу узнать.
Симон задумался.
— Лучше бы вам туда съездить. На машине до полуострова три минуты. Надо связаться с этим мальчиком, и как можно скорее.
— Прямо сейчас? Я пробовал подобраться к лагерю сегодня днем, но он оцеплен, там всюду полицейские, и они не из болтливых.
— Скажите, что у вас есть новые сведения. Упомяните о наследстве, о Габриеле Бордери. Пусть этот Колен Реми мне позвонит!
Симон услышал голос Клары, она кричала рядом с телефоном:
— Ты нам мешаешь, Каза! Завтра съездим. А ночью нам есть чем заняться!
Симон, не обращая на нее внимания, твердым тоном продолжил:
— Дельпеш, я на вас рассчитываю. Вы мне перезвоните, как только свяжетесь с Коленом Реми?
— Хорошо. А вы мне расскажете побольше про это досье, которое везете из Ниццы, договорились?
— Идет, услуга за услугу. Я в долгу не останусь. Дельпеш, у вас есть оружие?
— Есть. Небольшой пистолет. На острове, знаете ли…
— Конечно. Непременно возьмите его с собой.
Снова донесся голос Клары:
— Достали вы меня все на этом острове психов! Сами вы психи!
Послышался звон стекла — должно быть, бокал с шампанским врезался в стену.
— Она у вас, Дельпеш? — чуть язвительно спросил Симон.
— Да, — усмехнулся Дельпеш. — В моем возрасте лучше развлекаться дома.
— Я рассчитываю на вас. Колену Реми угрожает большая опасность. Будьте осторожны… Но действуйте как можно быстрее.
— Осторожность — мое ремесло. Вы мне обещаете завтра новость для первой полосы?
— Обещаю. И, надеюсь, счастливый конец.
— Вот это вряд ли! — опять влезла Клара. — Только появись на острове, Каза, я тебе яйца оторву!
57. Мальчик-с-пальчик
Воскресенье, 20 августа 2000, 01:12
Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе
Тень из детских кошмаров бесшумно подобралась вплотную, наклонилась надо мной — наверное, думала, что я сплю, как всегда, как каждую ночь вот уже десять лет. Осторожно потеребила мой спальник:
— Колен. Колен…
Должно быть, боялась, что я внезапно проснусь, закричу, разбужу остальных. Не понимала, что я узнал ее, потому что ждал.
— Колен. Тише… Это Тьерри.
Тьерри.
Ну конечно.
Тьерри, который все эти годы, с моих шести лет, с тех пор как я себя помню, ходил по коридору рядом, проверял, сплю ли я. Берег мой сон — так думал бы любой нормальный ребенок, которому становится спокойнее, оттого что рядом близкий взрослый человек. Но нет — за все эти годы я ни разу не почувствовал, что он бережет мой сон.
Он стерег меня, рыскал вокруг.
Но может, я к нему несправедлив? Нет, я чувствовал в глубине души, что Тьерри доверять нельзя.
— Колен? Это твой дядя. Проснись…
Наконец я открыл глаза и потер их, притворяясь заспанным и удивленным.
— Тьерри?
— Тише, Колен. Выслушай меня, это важно. Я тебе тогда не все сказал. Некоторые подробности никого, кроме нас с тобой, не касаются.
Я смотрел на него, пытаясь, подражая Арману, сделать совиные глаза.
— Колен, ты должен прямо сейчас встать, одеться и пойти со мной. Это важно. Пока я больше ничего не могу сказать.
Это была ловушка.
Он хотел выманить меня наружу — одного и ночью, увести подальше от полиции и лагеря, где полно людей.
— Если хочешь все понять, ты должен пойти со мной.
Ловушка была примитивная, но я хотел знать правду. Чтобы выяснить, кто меня обманывал, какая логика скрывалась за цепочкой этих безумных событий, придется пойти. И не все ли равно, смогу я вернуться или нет.
Тьерри не пришлось дальше уговаривать. Я выскользнул из спальника, натянул грязные шорты и майку, от которой несло потом.
— Со мной ты в безопасности, — прошептал Тьерри.
Я еле удержался, чтобы не сказать ему, что он зря старается, я пойду с ним, хоть и не повелся на обман.
Мы беззвучно пробрались к выходу. Тьерри обернулся и заговорщически улыбнулся мне:
— Полицейский, несущий вахту, проходит у палатки каждые семь минут. Как только он отойдет, мы рванем.
Несколько бесконечных минут мы ждали очередного обхода. Я чувствовал рядом тело Тьерри, слышал его замедленное, сдержанное, как у охотника, дыхание. Он хотел взять меня за руку, но совсем не для того, чтобы успокоить, — вот уж нет. Для того, чтобы я никуда не делся. Я отстранился.
Страх понемногу заползал в душу.
Куда Тьерри намеревается меня увести? Может, удастся кого-то предупредить? Оставить перед уходом знак? Но как предупредить Мади или Армана, чтобы Тьерри ничего не заметил?
Вдали показался луч мощного фонаря.
Полицейский!
Надо срочно что-то придумать.
Я машинально обшарил карманы шорт. Какие-то мятые бумажки, монетка…
И нож Мади!
Тут же в голове возник план, но времени было в обрез. Полицейский прошел в нескольких шагах от нас, посветив на палатку, но Тьерри успел отступить вглубь. И вот уже полицейский удаляется. Тьерри следил за ним, чуть приоткрыв полог.
В темноте я правой рукой раскрыл нож, прижав его к бедру. До постели Армана пара метров. Мы с ним несколько дней развлекались дурацкой игрой, состоявшей в том, чтобы всадить нож в землю между расставленными ногами противника.
Пора!
Я, будто потеряв равновесие, едва слышно топнул ногой по деревянному настилу и одновременно метнул нож, стараясь попасть как можно ближе к постели Армана. Почти неразличимый треск, с которым лезвие воткнулось в дерево, пришелся точно на мой легкий притоп.
Тьерри повернулся и раздраженно шикнул. Прислушался к дыханию спящих, желая убедиться, что я никого не разбудил, и снова выглянул во двор.
— Бежим! Проскочим за деревьями к ферме.
Я знал дорогу, но Тьерри об этом не догадывался и двинулся первым. Двор лагеря освещали несколько самодельных фонарей. На короткий миг, когда Тьерри откинул полог, чтобы выйти, в палатку просочился слабый свет.
Быстро! Действуй!
Не дав пологу опуститься, я метнул монетку в лицо спящему Арману.
Монетка не звякнула. Мне показалось, что я видел, как она ударилась о щеку Армана, но все произошло слишком быстро. Тьерри ничего не заметил.
В темноте мы легко выбрались из лагеря. Полицейским было велено никого не впускать, а не следить за тем, чтобы никто не вылез наружу. Мы молча шли по дороге, ведущей к ферме. Тьерри включил фонарик. Шагал он быстро, но я не отставал. Вскоре мы добрались до большого перекрестка, отсюда одна дорога уходила налево к Сент-Аргану, другая направо — к цитадели, а тропинка вела к развалинам аббатства. На перекрестке горел фонарь. Тьерри остановился неподалеку от него и поднял руку, предупреждая, что надо подождать. Он не хотел, чтобы нас заметили из проезжающих мимо машин, и вслушался, не раздается ли гул мотора, но дорога в этот поздний час была пуста.
На фонаре — как и на всех фонарях острова — висела рекламка завтрашнего номера «Островитянина». Свет падал прямо на листок.
Заголовок звучал пугающе.
Под заголовком на первой полосе иллюстрация: три черно-белые фотографии, лица крупным планом.
На левой я узнал Жана-Луи Валерино, в центре — фотография моего отца, справа — какого-то незнакомого человека. Я видел его на снимках, сделанных во время того обеда в аббатстве, и на видеозаписи, но лицо его там было либо мельком, либо почти закрыто другими людьми, ни разу крупным планом.
Кто это?
Тот самый Максим Приер, друг отца?
Тьерри махнул рукой, показывая, что можно идти. Я не сдвинулся с места. Меня заинтриговал портрет незнакомца. Где-то я видел этого человека… И это «где-то» скрывалось в глубине моей памяти. В первые шесть лет жизни я, наверное, каждый день видел Максима Приера. Но…