— Поговорим напрямик, придурок. Сейчас два часа ночи. У нас на хвосте висит вся полиция Франции. Ты это знаешь и тянешь время. Давай я тебе объясню, что будет дальше. Для начала мы уберем лестницу и завалим выход из тоннеля. Помнишь тот узкий лаз? Даже если они отправят в подземелья сотню легавых, им все равно никогда не добраться до фермы. Потом мы подождем. Если до четырех утра ничего не вспомнишь… пеняй на себя, ты нам будешь ни к чему. И речи не может быть о том, чтобы мы вместе с тобой ждали рассвета, — остров битком набит полицейскими. Мы уйдем затемно. Не через подземный ход — через дверь этой фермы. Внизу, в тихой бухте, нас ждет лодка. Видишь ли, недоумок, мы все предпочли бы свалить отсюда с кладом. Но если не найдем его — свалим все равно, после себя ничего не оставив. Ты меня понял? Мы забрали все доказательства против нас, какие были в досье у нотариуса, уже хоть что-то. Итак, условия ты знаешь, не буду мешать тебе сосредоточиться. — Он отвел от меня пистолет. — Тьерри, Максим, перекройте тоннель и втащите внутрь лестницу.
Максим?
Вот, значит, как зовут человека, который занял место моего отца.
Максим Приер?
Его лучший друг?
Как такое возможно?
Эти двое спустились в люк, снизу донеслись неясные звуки — там швыряли и приминали землю. Заделывали проход.
Меня никогда не найдут.
Валерино отошел от меня, сел и уставился в никуда неподвижным взглядом, оружие он из рук не выпустил. Брижит смотрела в грязное окно. Время от времени луч маяка освещал ее белое, словно у призрака, лицо.
Минуты текли медленно.
У меня не было ни малейшего желания вспоминать, однако картины последнего застолья всплыли в памяти сами собой. Я попытался отогнать их. Постарался ни о чем не думать. Я не был идиотом. Валерино высказался ясно. Если не вспомню, они от меня избавятся. А если вспомню, если отдам им клад, что для меня изменится?
Ничего!
Я не питал никаких иллюзий. Они избавятся от меня независимо от того, получат Безумство Мазарини или нет.
Тянулись долгие минуты.
Вернулись Тьерри и Максим.
— Готово. Теперь нас не найдут.
Тягостное молчание в полутьме, которую изредка на миг рассеивал свет маяка.
Надо что-то придумать, придумать, как сбежать, как выбраться отсюда. Надо соврать. Обмануть их — мой единственный шанс. Но вранье должно быть максимально похожим на правду.
Брижит не выдержала первой:
— Он ничего не скажет! Вы разве не понимаете, что у него все воспоминания путаются? Что он растерян? Как он, по-вашему, может вспомнить?
— И что ты предлагаешь? — презрительно спросил Валерино.
— Все ему рассказать. Все объяснить. В конце концов, он имеет право знать. Теперь-то не все ли равно? А ему это поможет навести порядок в воспоминаниях.
— Она права, — согласился Максим Приер, мой фальшивый отец. — Может сработать, а риска никакого.
— Ладно, — буркнул Валерино. — Кто расскажет?
— Я! — откликнулась Брижит. — Жан-Луи, можно нам пойти туда? — Она указала взглядом на одну из двух дверей.
— Валяй, — разрешил тот.
Брижит встала, я тоже.
Сначала я подумал, что она хитрит, решила предать сообщников, придумала уловку, чтобы я мог сбежать. За дверью выход. Как только мы останемся одни, она позволит мне уйти. Брижит было явно не по себе — она ведь точно не убийца, и я чувствовал, что она ненавидит Валерино.
Она открыла дверь.
И моя надежда рухнула.
Дверь вела в винный погреб. Конура размером метр на два, толстые каменные стены и никакого выхода — ни окна, ни другой двери. Штабеля деревянных ящиков с пыльными бутылками. Похоже, тут никто ничего не трогал много десятков лет.
— Садись, — велела Брижит.
Мы сели на ящики. Дверь она не закрыла, но мы все же более или менее уединились.
Брижит, не глядя на меня, сказала:
— Колен, я открою тебе тяжкие секреты.
62. Махинация
Воскресенье, 20 августа 2000, 0:23
Руины аббатства Сент-Антуан, остров Морнезе
Не прошло и четверти часа, как руины аббатства замерцали в мигалках десятка машин. Железная решетка была открыта. Двое полицейских и психолог расспрашивали Мади и Армана, слушали их версию событий.
Комиссар, с которым связался Дидье Дельпеш, в свою очередь, позвонил Симону, и тот как мог четко описал ему план подземелий острова, но двигаться дальше первых развилок под диктовку оказалось невозможно. Полицейский фургон с ксероксом и факсом уже направлялся из Нанта к площадке для отдыха в Фонтене-ле-Конт, чтобы отослать копию карты на Морнезе.
Тем временем отряд, состоявший из гранвильских полицейских и охранников цитадели Мазарини, методично обшаривал подземные тоннели. Дело было не только в исчезновении Колена Реми — полицейские считали, что оно напрямую связано с побегом Жана-Луи Валерино.
Минут через двадцать у полиции не осталось вопросов к Мади и Арману, и подростков передали прибывшему отцу Дювалю. Ребята сидели на скамейке, приуныв от ощущения собственной бесполезности. Отец Дюваль молчал, понимая, что оба не горят желанием откровенничать.
К ним подошли Дельпеш и Клара, журналист обнимал секретаршу за плечи, будто пытался согреть. Мади улыбнулась, но не могла скрыть злорадства.
— Вы тоже вне игры?
— Может, так лучше? — отозвался Дельпеш.
— Да вам-то что? — сказал Арман. — Вы все равно в выигрыше. Другие журналюги когда еще сюда доберутся, выдадите сенсационную новость первым.
Дельпеш вытащил из кармана пачку сигарет. Мади впервые видела такую марку. «Джарум». Он закурил, выдохнул дым. Арман закашлялся от странного запаха.
— Кстати, о сенсации, маленький гений, — сказал Дельпеш, — ты вроде уверял, что якобы понял, почему у Жана Реми, которого видели вы с Коленом, и у Жана Реми, которого знал я, не одно и то же лицо.
— Не якобы, а на самом деле понял! — с вызовом ответил Арман.
Он помолчал, наблюдая за тем, как суетятся полицейские, потом продолжил:
— Я понял, глядя на логотип газеты на вашей машине.
Отец Дюваль удивленно посмотрел на него. У Мади от любопытства заблестели глаза. Может, Арман и на этот раз блефует?
Дельпеш снова затянулся.
— Рассказывай. Слушаю тебя.
— Вы бы лучше сели… Все очень просто и вместе с тем очень лихо закручено. Я всего лишь связал между собой два элемента. Похоже, что тип, которого Колен принимал за отца, на самом деле — Максим Приер, его давний компаньон и друг. С другой стороны, вы сказали, что этот Приер — специалист по компьютерной графике и знает толк в обработке фотографий. Колен рассказывал, что единственное его четкое воспоминание связано с семейной фотографией, которая стоит у него в комнате. Он с родителями на фоне вот этого аббатства.
— Ты думаешь, что Приер подделал фотографию, когда Колену было шесть лет? Звучит не очень правдоподобно. В шесть лет Колен не мог не помнить отцовского лица. Если бы на фото был кто-то другой, он бы заметил.
— Но не в том случае, если фотографию подделывали понемножку, постепенно! Сначала у кровати шестилетнего Колена ставят настоящее фото, где они все втроем, а потом, в течение нескольких лет, фото подменяют — Колен по-прежнему стоит рядом с родителями, вот только отцовское лицо каждый раз чуточку отличается. Едва заметно. Понемногу, день за днем, лицо на фотографии меняется, но ребенок этого не понимает.
— Такое возможно? — недоверчиво спросила Клара.
— По-моему, полная чушь, — заметила Мади.
Дельпеш раздавил окурок и одобрительно присвистнул.
— Технически это, несомненно, возможно. Поменять лицо на снимке не составляет труда, и таких подменных фотографий могут быть сотни. Если речь идет о шестилетнем ребенке, который больше никогда не увидит других изображений отца, и его зрительную память подкрепляет один-единственный снимок, вполне вероятно, что этот образ в ней и сохранится, вытеснив реальные воспоминания. И вполне логично, что потом он будет принимать Максима Приера за своего отца.
— Я в это не верю, — покачала головой Клара.
Она дрожала. Дельпеш взял ее руки в свои, подышал на них.
— Клара, вспомни, ты в детстве теряла кого-нибудь из близких? Тетя, бабушка…
— Моя бабушка. Мне было девять лет.
— Ты ее помнишь?
— Да, конечно…
— И ее лицо?
— И лицо тоже. Если сосредоточиться.
— Подумай хорошенько. Я уверен, что на самом деле тебе вспоминается бабушкино лицо на фотографиях, которые ты видела после ее смерти. Разве не так?
Клара немного подумала.
— Возможно. Но тут ведь речь об отце, которого мальчик видел каждый день!
— Ему было шесть. Тебе — девять. И бабушку свою ты тоже наверняка видела очень часто. Разницы никакой. Нет, вопрос не в том, возможна ли была технически такая махинация, важнее два других вопроса. Кто мог это сделать? И зачем?
Дельпеш закурил очередную сигарету. Отец Дюваль впервые заговорил — медленно, взвешивая каждое слово:
— Если все действительно так, то подстроить это могли только дядя и тетя Колена, которые воспитывали его десять лет. До этого вечера смешно было бы даже подумать о таком. Но сейчас известно, что Тьерри и Брижит тоже исчезли, одновременно с Коленом. Полиция объявила их в розыск.
— Это они! — завопила Мади. — Колен никогда им не доверял. Только они могли такое подстроить. Их рук дело! Его дядя с Максимом Приером проделали это гадство, а тетка меняла фотографию на тумбочке, пока Колен был в школе. Она же не работала! Говорите, сотни фоток? Вот именно, эти сволочи за год или два просто подменили воспоминания Колена.
Дельпеш кивнул:
— К тому же Максим Приер и Жан Реми внешне были немного похожи. Одинаковое телосложение, оба темноволосые. Остается ключевой вопрос: чего ради так стараться? Готовить такую махинацию заранее, за десять лет?
— Это же очевидно! — заорал Арман и тут же закашлялся. — Вы не могли бы погасить вашу дерьмовую цигарку? Она воняет гвоздикой!
Дельпеш послушно затушил окурок.