— Прибрежные жители слышали выстрелы рядом с кладбищем. Туристы звонили в мэрию.
Лейтенант Дюллен хотел было одернуть наглеца, но не успел. Красно-белый «пежо», зигзагом пробравшись между военными автомобилями, припарковался, подняв облако пыли, в нескольких сантиметрах от рвов.
Симон разглядел на дверце логотип «Островитянина», местной газеты. На водителя тут же наставили три автомата. Он не спеша вылез из машины, улыбаясь, вскинул руки:
— Спокойно, парни. Я всего лишь хозяин «Островитянина», местной газеты. Дидье Дельпеш. Я не военный репортер.
Симон знал Дидье Дельпеша. Вернее, знал его в лицо и был о нем наслышан. Дельпеш издавал «Островитянина», единственную газету на Морнезе. Весь год она выходила раз в неделю, но на два летних месяца становилась ежедневной и тираж ее вырастал в десять раз. Несколько тысяч экземпляров. Раньше Дидье Дельпеш работал в «Либерасьон», потом ушел на вольные хлеба и основал собственную газету. Наверное, ему порой приходилось нелегко, но газета делала его влиятельной фигурой. Он был со всеми знаком. На Морнезе от него некуда было деться. Он вечно болтался в сент-арганском порту, с легкостью переходил на «ты» и запоминал имена. Крепко пожимал руку, не стеснялся обниматься и целоваться с мужчинами. Обладал отточенным стилем, писал цинично и смешно. Симон не мог этого не признавать и с удовольствием читал его статьи.
И наконец, Дельпеш в свои пятьдесят лет был настоящим мачо. Не скрывал возраста и седины, любил белые рубашки. Хищник. Лето было его временем: фотографии местных красоток, сделанные камерой с крутым телевиком, какие теперь редко встречаются. Бредовые гороскопы. Куча хороших кадров со всего побережья. «На самом деле, — думал Симон, — Дельпеш развлекается на всю катушку, выпуская свою газетку».
Журналист почти с вызовом продолжал держать руки над головой. В этой своей белой рубашке, распахнутой на седеющем торсе, он выглядел героем-освободителем, в одиночку и без оружия вышедшим на бой против тирана, — словно прямиком с картины Гойи.
Лейтенант Дюллен приблизился к журналисту и исполнил ему ту же песню, что и Симону. Нет, на острове ничего тревожного не происходит. Да, речь идет о простой тренировке. Нет, население острова не подвергается ни малейшей опасности.
Дельпеш, которого все еще держали под прицелом, слушал почти с радостным видом и явно верил Дюллену не больше, чем если бы тот сообщил, что репетирует со своими людьми «Лебединое озеро» к празднику местного святого.
— Я действительно рассчитываю на ваше чувство ответственности, — заключил Дюллен, обращаясь одновременно к Дидье Дельпешу и Симону.
Ответа он не ждал. В облаке охристой пыли выехал последний джип. Лейтенант помахал свите, и вооруженные охранники вернулись в цитадель — за исключением двоих, замерших у моста с таким серьезным видом, будто заступили на пост у Букингемского дворца. В окрестностях пенитенциарного центра Мазарини снова воцарилось спокойствие. Опять стало слышно, как чайки дразнят заключенных, пролетая вплотную к бойницам крепости, узким щелям свободы.
— Ты-то что об этом думаешь, мальчик? — спросил Дельпеш. — Они над нами издеваются, да?
Симону не понравилось ни то, что журналист назвал его мальчиком, ни то, что он сам ответил на свой вопрос. И все же он послушно кивнул.
— Что они, по-твоему, затевают? — продолжал Дельпеш. — Я считаю — кто-то сбежал из тюрьмы. Ничего другого в голову не приходит. Так что они тянут время, надеются поймать его до того, как придется протрубить тревогу и перепугать население. Эвакуировать кемпинги, устраивать облаву в ландах, прочесывать пляжи… Они сильно рискуют, правда?
Симону удалось вклиниться в монолог журналиста:
— Необязательно. Если положить на одну чашу весов размер острова, эти несколько квадратных километров, а на другую — имеющиеся ресурсы, тот отборный отряд, который мы только что видели, то весы вряд ли склонятся на сторону беглеца.
Дельпеш смерил его взглядом:
— Ты на острове новичок?
Симону и это не понравилось, но он стерпел.
— Тебя наняли на лето, чтобы обеспечить безопасность отдыхающих, так, да? Видишь ли, мальчик мой, на ту чашу твоих весов, где беглый арестант, надо добавить несколько гирек. К примеру, все, что ты видишь на острове Морнезе, это кемпинги, площадки для игры в петанк, семейные прогулки на велосипедах и девушки топлес. Но ты наверняка слышал, что под всем этим монахи за восемь веков выкопали настоящий лабиринт, километры коридоров, которые начинаются от аббатства Сент-Антуан. И теперь ни у кого нет планов этих подземелий.
Симон хотел ответить, но не успел. Дельпеш продолжил:
— И еще не надо забывать, что с 1794-го по 1946-й остров Морнезе был каторгой, тогда соседями честных островитян были самые отъявленные бандиты Франции и Наварры. Ведь отношения таким образом завязываются, правда? Ты вряд ли мне поверишь, мальчик мой, решишь, что я делаю рекламу своей газете, но на острове Морнезе самая высокая плотность жулья на квадратный километр во всей Франции. Так что если этот беглый арестант хоть как-то подготовился, то они не скоро его поймают даже со своими биноклями и псинами, и вся эта тайная операция может обернуться очень фигово!
Дельпеш улыбнулся, вытащил компактную камеру и сделал несколько снимков цитадели. Симон решил, что журналист драматизирует ситуацию. Естественно — страх повышает продажи.
Сам он на это не повелся. Дельпеш повернулся к нему:
— Ты работаешь в мэрии? Кажется, я тебя уже видел. Может, будешь собирать для меня информацию?
Симон вздохнул. Этот тип не отцепится. Упрямый, как чайка, нацелившаяся на пакет чипсов.
— Послушай, мальчик, с виду ты сообразительный. Ты…
У Симона завибрировал телефон.
Клара.
Он извинился и отошел на несколько шагов. Дельпеш явно будет подслушивать, этот наверняка способен даже по губам читать.
— Каза? Это Клара. Возвращайся в мэрию, ты мне нужен.
— Это срочно? Я возле тюрьмы, тут что-то затевается, и…
— Возвращайся, говорю! — перебила его Клара. — Речь именно о тюрьме! Я только что получила свежие новости. И очень паршивые. Мы крупно влипли, Каза!
7. Папа!
Среда, 16 августа 2000, 16:37
Вблизи порта Сент-Аргана, остров Морнезе
Арман, все так же лежа, приоткрыл один глаз.
— Не спишь? — спросил он.
— Нет. Думаю.
— Правильно делаешь, дураком не останешься. Разбудишь меня к аперитиву?
Арман снова закрыл глаза, повернулся на бок и почти бессознательно сунул руку в плавки. На его губах появилась довольная улыбка. Наименее дебильный из всех ребят в этом лагере — но все равно озабоченный.
Что я здесь делаю?
Море спокойное, где-то у самого горизонта маячат белые треугольники парусов. На этот раз меня все устраивало — море, штиль, парусник. Мне надо было подумать.
Полгода назад, листая каталог лагерей для подростков, я наткнулся на этот унылый и скучный парусный лагерь, но он находился на острове Морнезе.
И немедленно всплыли воспоминания, дремавшие близко к поверхности. Точнее, впечатления. Солнце и большие столы, за которыми сидят взрослые. Тень от креста Святого Антония. Камни и пыль. Кажется, цитадель. Или маяк, точно не скажу.
Я сижу в дядином псевдовольтеровском кресле. Святотатство!
Чем строже я приказывал себе образумиться, тем сильнее мне хотелось вернуться на Морнезе.
И все из-за сомнения, от которого я не мог отделаться с того дня, когда няня сообщила мне о смерти отца, упирая на то, что это был несчастный случай. Слишком упирая.
Я долго размышлял. Если это не было несчастным случаем, значит, мой отец, скорее всего, покончил с собой. Я всегда так считал с тех самых пор, как дорос до мыслей о подобных вещах. Свою роль сыграли и намеки из подслушанных разговоров Тьерри и Брижит. В аббатстве случилась какая-то беда, что-то серьезное. Трагическое происшествие. Команде пришлось прекратить раскопки и в страхе бежать с острова. Мой отец отвечал за работу, он возглавлял товарищество или что-то такое. Наверное, из-за этой истории он покончил с собой, а мама не перенесла и нарочно разбилась на машине. Официально — еще один несчастный случай, на самом деле — еще одно самоубийство.
Вот к чему я пришел после того, как десять лет складывал вместе краденые обрывки разговоров и разрозненные улики. И вот на какой версии остановился.
Наиболее правдоподобной версии…
Той, в которую меня поневоле заставили верить.
Я долго выстраивал гипотезу преступления. Меня защищали от чудовища! Мои родители были убиты. Меня поспешно увезли с острова Морнезе под охраной, может быть, целого отряда полицейских, которых я, маленький, не заметил. Я был ребенком. Я был в опасности. Синдром Гарри Поттера. По дороге в школу я смотрел, не сопровождают ли меня невидимые телохранители.
Те времена прошли, хотя иногда я все еще продолжал искать улики. Помню, как высматривал признаки страха у окружавших меня взрослых. Лежа в постели, настораживался, если где-то в городе внезапно начинали завывать сирены, за окном шуршали шины, вспыхивали мигалки. Сейчас явятся полицейские. Они придут за мной.
Это помешательство прошло. Тем более странным было безотчетное желание вернуться на Морнезе. Странным и в то же время объяснимым.
Со временем в глубине души поселилась убежденность. Маленькое сомнение день ото дня все разрасталось и несколько лет назад превратилось в уверенность, которая окрепла за последние месяцы.
Мой отец не умер!
К такой мысли меня подталкивал целый ряд признаков. Например, моя тетя Брижит до сих пор не вычеркнула папино имя из своей записной книжки. Она каждый год ее меняла, переписывая на страничку с буквой «Р» все имена нашей семьи: «Реми Мадлен», моя бабушка… и «Реми Жан», мой отец. Вот уже десять лет она переписывала из книжки в книжку один и тот же адрес: «1012, шоссе де л’Аббе» — дорога, ведущая к аббатству, — и тот же номер телефона. Я ни разу не решился позвонить по этому номеру или написать на этот адрес. Думаю, боялся прямого ответа. Я так и не научился принимать реальность, привык к намекам и недомолвкам.