— Сам знаю, — вдруг озлился Федор. — Чего пристали? Сам знаю! Указчики нашлись!.. Сам знаю!
Толик обиженно моргал, глядя то Федора, то на Степана.
— Еще налей мне, — неожиданно приказал Степан Демыкину, не спуская грустного взгляда с Федора.
— Все, — поболтал пустой фляжкой Демыкин.
— Хорошо, — сказал Степан. — Тогда пошли, Толик.
Демыкин спросил, взглянув на Федора:
— Зачем они приходили?
Федор пожал плечами.
— А этот-то, балерун, как хватил кружечку, — хохотнул Женька, — и сразу скис!
— Как бы тебе не скиснуть от этого балеруна, — мрачно предсказал Демыкин. — Зачем они приходили, а? — И ощупал Федора колючим взглядом.
— Придирается новый начальничек, а?
Вместо Федора ответил Женька:
— Еще как! Хуже Макухи. Вылезла свинья из грязи, попала в князи... Видишь, приказывает: хватит пить! Офицер нашелся!
— Придирается, Федя? — снова спросил Демыкин, не обращая никакого внимания на Женькины слова.
Обняв Федора, он вкрадчиво спросил:
— Ну скажи честно, какой из Кондакова старшина! Деревня, пень необразованный! Вот тебе быть старшиной подходит. Ты самая лучшая кандидатура. Образование — десять классов, начитанный, геройски вел себя на грунте. Другой бы загнулся на твоем месте, а ты!.. Тебе надо быть старшиной станции, а не пентюху Степану. Все это можно сделать.
— Как? — спросил Федор, чувствуя, что сейчас Демыкин предложит что-то нечестное.
— Очень просто. Вспомнить, например, соль и рассказать о ней Свиридову. Как Кондаков припрятал ее, в то время как другие честно и благородно вернули ее государству. И потом в один прекрасный день Кондаков может не справиться с обязанностями старшины станции, ну, например, потекут враз все рубашки...
— А это как? — сдерживая в голосе дрожь, спросил Федор.
Что-то насторожило Демыкина: или поспешность вопроса, или интонация, но он, метнув прицельный взгляд на Федора, свернул на другую тропку.
— Эх, славяне, выпить бы еще!
— Нет, ты скажи, как это потекут враз все рубашки?
— Айда на мой катер! Там в "НЗ" у меня "второй фронт" лежит: ром, сигаретки американские.
— Постой! — схватил его за рукав Федор. —— Ты ответь на вопрос.
— Ты ложись спать, Федюнчик. Ты окосел, — ласково сказал Демыкин, но руку вырвал резко. И полез из кубрика.
— Нет! Как это? — бестолково кинулся за ним Федор.
Демыкин хищно обернулся.
— Шмакодявка!
Точный удар в подбородок опрокинул Федора навзничь. Он стукнулся головой о переборку, и все пошло кругом...
Когда он открыл глаза, в кубрике никого не было. В голове шумело, мысли путались, и все казалось зыбким. Тоскливо ныло сердце. Может, померещилось все спьяна? Или правда его подговаривали? И почему его? Чувствуют, что он трус? Бесхарактерный, нерешительный, позер и рисовальщик! "Зачем я с ними пью? Зачем здесь сижу? Они что-то затевают против Степана. Надо предупредить его". И в то же время Федор чувствовал, что будет пить с Женькой и Демыкиным, потому что сидит в нем страх перед водой, а Степану и Толику этого не понять. От горечи, от бессилия Федор заплакал.
— Плачешь, матрос?
Федор поднял голову. Перед ним стоял Свиридов.
— Спишь, матрос? — сказал лейтенант, и Федор не понял, было ли "плачешь".
— Сплю. — Федор вытер лицо.
Свиридов присел перед железной печкой, подбросил в нее чурочек. Молча курил, пуская дым в открытую дверцу печки.
— Кондаков говорил, что завтра в Ваенгу идете?
—— Говорил.
— Кому в воду?
— Бабкину.
— Потом чья очередь?
— Моя.
— Самочувствие как?
— Ничего, — соврал Федор.
Свиридов мельком взглянул на него и опять уставился на огонь.
— В тебе я уверен. Парень ты честный.
Федор покраснел.
— А я вот долго боялся ходить под воду после одного случая, — все так же глядя на огонь, продолжал лейтенант. — И случай-то так себе, просто перемерз шланг зимой, и глубина была ерундовая, никакой опасности. Не то что у тебя. Не поверишь, тайком плакал. — Свиридов улыбнулся. — Вот до чего боялся! Даже болезнь симулировал, лишь бы не ходить под воду.
Федор ушам своим не верил. И это говорит лейтенант Свиридов, о храбрости которого они столько слышали! Лейтенант и на сухопутном фронте был, и на тех шлюпках, о которых рассказывал Макуха, и ордена имеет — и вдруг — на тебе! — боялся!
Федор покосился на вишневую эмаль двух орденов Красной Звезды на кителе лейтенанта Свиридова, видимо, догадался о мыслях Федора.
— Абсолютно бесстрашных нет.
Долго и задумчиво глядел на огонь.
— Да-а, я сначала боялся, потом поборол страх. Только в руки надо взять себя. В руки. — Голос лейтенанта крепчал. — Не распускать нервы. испугаться может всякий. Только надо всегда нервы держать в кулаке, как говорил Макуха.
Свиридов повернулся к Федору.
— Когда ты под кораблем был, испугался я здорово. Растерялся. Не знал, что делать. — Улыбнулся простой и чуть смущенной улыбкой. — Вот так, брат...
И ушел.
Федор так и не понял, видел ли лейтенант, что он пьян, или нет. Но на сердце стало легче, и мысль о подводной работе не казалась уже такой страшной.
И все же где-то в тайниках души шевелилось сомнение: не рассказал ведь о Демыкине, почему? И тут же поспешил оправдаться: может, ничего и не было, спьяна померещилось? Но мысль эта не принесла успокоения.
Американский транспорт, под которым чуть не погиб Черданцев, подняли и на понтонах отбуксировали в Мурманск. Не успели водолазы отдохнуть, как получили новое задание. И уже утром следующего дня катер пришел в губу Ваенга, и Бабкин спустился под воду, чтобы осмотреть дно, перед тем как дать "добро" землечерпалке. Она должна была вести здесь дноуглубительные работы.
Женька пробыл под водой недолго. Вышел наверх, доложил, что все в порядке, и заторопил:
— Пошли отсюда. Эй, старшой, заводи мотор!
Но едва развязали ему плетенки калош, как Федор нечаянно столкнул за борт ведро. Ведро булькнуло, захлебнулось водой и пошло ко дну.
— Доставай, — сказал Василь Жигун.
— Брось ты! — отмахнулся Федор. — Подумаешь, ведро!
— Это не ведро, а инвентарь. И он у меня вот где! — Василь похлопал по своей крепкой шее. — Понятно? Доставай!
— Брось авралить, старшой, — заступился за Федора Женька. — Придем на базу, я тебе сто ведер добуду.
— Мне не надо сто! — вскипел старшина. — Доставайте это!
Но тут уперся Женька, еще одетый в водолазную рубашку.
— Не полезу! — закричал он. — Топаем отсюда! Заводи мотор!
— Не командуй! — отрезал Жигун. — Ведро чтоб было.
Ушел в рубку.
— Не полезу. — Женька потер надбровные дуги. — "Синусы" ломит. Насморк схватил.
Федор, проклиная старшину и себя, спустился в воду. "Чертов Василь! Уперся, как бык. Подумаешь, "инвентарь" — ведро дырявое!"
Он отыскал злополучное ведро и собрался выходить наверх, когда мористее, на склоне обрыва, заметил какой-то черный предмет. "Интересно, что это такое?"
Федор попросил слабины шланг-сигнала, набрал воздуху, подпрыгнул и, стравливая воздух, описал в воде дугу. Уже падая на предмет, разобрал, что это мина.
Круглая, рогатая смерть!
Рожки, чувствительные, как обнаженные нервы, не терпящие прикосновения, торчали ему навстречу. Стоит смяться колпачку рожка от удара свинцовых калош — и...
— Воздуху! — заорал Федор, обливаясь холодным потом. И сразу же: — Стоп воздух!!!
"Нет, нельзя воздух! Уже поздно. Воздух рванет его вверх — и тогда удар о мину калошами. Надо мягко опуститься. мягко".
Логично и точно работала мысль в это страшное мгновение.
Над самой миной Федор сделал отчаянный рывок в сторону и упал рядом со смертью, задев мину скафандром. Почувствовал, как рожок мины уперся в бок.
— Федя, Федя! — надрывался в телефон Толик. — Ты чего?!
— Н-не трогать ш-шланг-сигнал! — заикаясь, отозвался Федор. — Дай больше воздуху.
Затаив дыхание, медленно отделился от мины и осторожно стал отступать.
— Вира шланг-сигнал! Давай, давай скорее! — закричал Федор, когда отпятился от мины на безопасное расстояние.
Знакомое чувство страха захлестнуло его.
На трапе он долго молчал, обессиленный пережитым. Наконец облизнул пересохшие губы.
— Дай курну.
Степан сунул ему в рот "бычок". Федор жадно, несколько раз подряд, затянулся.
— Мина. Упал на нее.
— Мина? — Степан резко обернулся к Женьке. — Бабкин?!
— Где мина? Какая мина? Не видал! — рыскал глазами Женька.
— Врешь! — подозрительно-зорко щупал его взглядом Степан.
— Чего "врешь", чего "врешь"! — Знакомые истерические нотки послышались в голосе Бабкина. — Сказано: не видал!
— А ты держи глаза в руках! Понял?.. — сквозь зубы процедил Степан. Играя желваками на побелевших скулах, отвернулся от Женьки. — Что же делать, а? Может, сами рванем, а?
У Федора нехорошо екнуло сердце.
— Рванем, а? — настаивал Степан.
— Давай, — через силу выдавил Федор.
— Почему она не всплыла? — допытывался Толик, присев перед Федором и заглядывая в шлем. — Как же так? Почему не всплыла?
— Почему да отчего! — обозлился Федор. — Чего ты пристал? На плаву она! Якорь на минрепе тащит!
— Чего кричишь-то, — обиделся Толик. — С цепи сорвался?
За два года войны наглоталось море этих таблеток и выплевывало их, когда надо и когда не надо.
Пока Федор дотягивал махорочный "бычок", ему приготовили противотанковую мину. этими минами водолазы рвали на дне камни, мешающие ровнять "постель" под ряжи вновь строящихся причалов.
— Ты там поосторожнее, — предупредил Степан.
"Пожалел волк кобылу..." — подумал Федор, а вслух сказал:
— Закрывай иллюминатор...
Федор приблизился к мине. Вот она, законсервированная смерть!
В воде вырисовывался темно-зеленый рогатый шар. На верхней части мины суриком были нанесены какие-то буквы и номер, от нижней половины тянулся к грунту короткий запутавшийся минреп. Минреп то натягивался, то ослабевал: мину слегка болтало.