Перед сном решила почитать в постели, вытащила из сумки повесть Кислова, полученную у продюсера, забралась под одеяло, но уже через несколько минут закрыла книгу и положила на пол рядом с кроватью. Она, конечно, не филолог и не литературный критик, но читать это и в самом деле… Не то чтобы прямо «невозможно», но трудно. Скучно. Тягостно. На первых десяти страницах текста действие так и не началось, интересных мыслей или ярких персонажей тоже не обнаружилось, наличествовала только атмосфера. Настроение. Мрачное, тяжелое, безысходное. Одним словом, для чтения на ночь никак не подходит.
Она бросила взгляд на часы: почти полночь, а Кислов так и не позвонил. Ура! Значит, завтра она имеет полное право снова постучаться в его дверь. Конечно, подобная настырность и бесцеремонность не являются признаками хорошего воспитания, но, знаете ли, женщина пенсионного возраста имеет полное право бояться увольнения и бороться за должность, и нельзя порицать ее за то, что она стремится как можно лучше выполнить указания начальства, дабы не вызвать его гнев.
Алексей, лежа рядом с ней в постели, задумчиво листал какой-то научный сборник.
– Ну что, не позвонил? – спросил муж.
Вопрос был не праздным. Завтра должны привезти шкаф, и им нужно определиться, кто из них и в какие часы будет сидеть дома, ожидая доставку. Если Кислов не позвонит, то Настя поедет к нему часам к одиннадцати утра, когда уже прилично являться без предупреждения, и к половине первого, самое позднее – к часу дня уже будет дома и сможет сменить Алексея на боевом посту. Если же Кислов позвонит и назначит удобное ему время для встречи, все значительно усложнится. Чистякову обязательно нужно завтра быть в пять часов в университете на ученом совете, и из дома ему следует выйти никак не позже четырех. Захочет Андрей Вячеславович встретиться в первой половине дня – отлично! А вот если он станет настаивать на второй половине, уже хуже. Черт бы взял эту неорганизованную доставку! Можно подумать, что работают только те, кто изготавливает и продает мебель, а все остальные люди, которые этой мебелью потом пользуются, просто богатые бездельники, у которых весь день свободен и заняться совершенно нечем…
– Не позвонил, нам с тобой на радость, – сообщила Настя. – Так что действуем, как запланировали первоначально. Я с утречка смотаюсь к нашему гениальному писателю, а в час дня ты уже будешь свободен.
– А вдруг он позвонит завтра утром? И назначит встречу на другое время?
– Лешик, творческая молодежь рано не встает, поверь мне. Если он и позвонит, то точно после десяти, а в это время я буду уже в пути. Кислов, конечно, мрачный и сердитый тип, но я уверена, что у него язык не повернется сказать мне: «Не приходите», если я заявлю, что уже вышла из метро и буду у него минут через двадцать.
– Думаешь, он такой мягкосердечный? – усомнился Алексей.
– Думаю, – кивнула она. – Когда я якобы заплакала, ему стало жаль меня. Это и по лицу было видно, и по тому, что он предложил накормить голодную и усталую старушку. Он действительно очень добрый человек, просто у него недавно что-то случилось. Что-то очень серьезное и плохое. И знаешь, я думаю, что он ничего не прятал в квартире, а опасался чьего-то прихода. Ладно, завтра проверю.
– Насчет прихода – это откуда? – поинтересовался он, снимая очки и откладывая в сторону журнал.
– Пока я была в квартире, он напрягался все больше и больше, потом наврал про язву, вытурил меня и сам ушел вместе со мной. Вышли на улицу – вроде бы успокоился, остановились и разговариваем – снова начал напрягаться, и окончательно расслабился только тогда, когда мы уселись в кафе. То есть кафе – это то место, где его не найдут, его там просто не будут искать. А в квартире и непосредственно рядом с подъездом он легко доступен для того, кто знает адрес. Если бы дело было в чем-то, что находится в квартире, на улице он уже вообще не напрягался бы.
– Будем надеяться, – Чистяков снова нацепил очки и раскрыл сборник.
Настя покосилась на лежавшую на полу книгу. Нет, не будет она сегодня это читать. Лучше уляжется удобно, закроет глаза и немножко подумает об Андрее Кислове и его загадочном и необъяснимом отказе от экранизации. Совсем немножко… Самую чуточку…
Виталий Гнездилов
– Что с тобой? Ты хочешь мне что-то сказать?
В его голосе не было ни претензии, ни тем более вызова. Только встревоженность. Озабоченность. Кармен сегодня какая-то странная… Хотя – нет. Он не привык врать себе самому и прятать голову в песок. Это началось давно, уже несколько месяцев он то и дело замечает, что его любимая изменилась. Не в чем-то глобальном и не в отношении к нему, а в мелочах. Какие-то ерундовые пустяки вдруг стали цеплять его внимание: то оборванная на середине фраза, то внезапно испортившееся настроение у Кармен, то брошенный исподтишка взгляд. Он все фиксировал, на все обращал внимание, но сознательно отодвигал неприятные и тревожные мысли подальше, оправдывая подругу, находя множество причин, объясняющих эти мелкие странности, которых раньше вроде бы не было. Или он просто их не замечал?
– Все в порядке, – Кармен улыбнулась, но у него на душе не стало теплее, как раньше.
Стало чернее. Эта сгущающаяся постепенно темнота тревожила его и пугала. Что-то происходит… С кем? С ней? Или с ним самим? А может быть, он все выдумывает? Человек, называвший себя «Хосе» и по паспорту именовавшийся Виталием, был силен внутренними монологами, но обычно слаб в поступках. Он мог все понимать, отдавать себе отчет в самых неприглядных собственных побуждениях, но очень редко это выливалось в принятые решения и совершенные действия. И он точно знал: как бы ни тревожили его эти маленькие перемены в поведении Кармен, он не станет ничего выяснять, требовать объяснений и ответов. Он слишком боялся ее потерять.
Они шли по вечерней Тверской, залитой огнями и заполненной людьми, которых не смущала отвратительная погода. Поздний вечер, в театрах один за другим заканчиваются спектакли, у шлагбаума, перекрывающего въезд в Камергерский переулок, стоят зрители, ожидающие, когда подъедет их машина или такси. «А мы с ней ни разу не были вместе в театре, – неожиданно подумал Виталий. – Я хожу часто, но всегда с женой, а она? Она тоже любит театр, и мы обсуждаем с ней спектакли, но я никогда не спрашиваю, с кем она ходила. Не хочу знать. Боюсь услышать ответ, который мне не понравится».
Сегодня они не проводили время в той квартире, вместо этого решили поужинать в ресторане, потом прогуляться. Каждый год в этот ноябрьский день они, если была возможность, таким манером отмечали дату своего первого знакомства много лет назад. Именно знакомства, мимолетного, ничего не значащего, не имевшего никакого продолжения. Всероссийская студенческая научно-практическая конференция, проходившая в столице, «Вечер дружбы» родственных факультетов разных вузов, несколько сигарет, выкуренных на лестничной площадке в компании человек из десяти-двенадцати, быстрое шумное коллективное прощание на улице перед входом в здание, знакомое лицо в вагоне метро, вежливый кивок узнавания, такое же вежливое, ни к чему не обязывающее провожание девушки до дома: поздно, темно, хулиганья и ворья полно, а он, Виталик, хоть и совсем молодой, но мужчина. Мужчина в полном смысле слова, ведь у него уже была Лиана, и хотя о женитьбе он еще не помышлял, но с недавнего времени регулярно спал с ней.
Продолжение наступило спустя много месяцев, когда они встретились во второй раз и теперь уже окончательно. Но тот день, самый первый, помнили и старались провести как-нибудь по-особенному, включив в качестве обязательного элемента поездку на метро до дома Кармен.
Плевать на непогоду, какая разница, дождь или сухо? Главное, они вместе. Идут по Тверской, как самая обычная пара. Хосе оставил машину на офисной парковке и приехал к месту встречи на общественном транспорте. Кармен сегодня тоже без машины, к месту свидания добиралась на такси. Они собирались идти пешком, пока не надоест или не устанут, и никогда нельзя было сказать заранее, в какой именно момент и на какой станции они решат спуститься в метро. Посмотрят по ситуации.
В нагрудном кармане его дорогого короткого пальто настойчиво вибрировал телефон. Хосе вынул его, посмотрел на экран: Лиана, жена. Надо ответить.
– Ты очень занят? Извини, если отрываю, – торопливо проговорила Лиана. – Я быстро.
– Конечно, – произнес он нейтральным тоном. – В чем проблема?
– Твоя мама. Она звонила, просила ее забрать.
– Опять?! – выдохнул он с плохо скрываемой злостью.
– Не сердись. Я только хотела спросить: мне поехать или ты сам? Если ты занят – я съезжу, мне не трудно…
– Я сам, – резко перебил он и добавил уже мягче: – Спасибо. Она там же, где обычно?
– Сказала, что там же.
– Хорошо. Ложись спать, не жди меня. Если там совсем беда, я останусь на ночь, а если вернусь, то очень поздно.
Через приложение вызвал два такси. В первом отправит домой Кармен, во втором поедет забирать напившуюся мать. Кармен все понимала. Ни слова упрека, ни одного разочарованного взгляда. Изменение планов приняла как должное. Когда подъехало такси – поцеловала Хосе в губы, легко, нежно, но неторопливо. Улыбнулась на прощание. Какая же она красивая! И зачем ей такой, как он?
Как быстро все скатилось вниз! В первый раз Виталий заметил исходящий от матери запах выпитого алкоголя примерно год назад, может, чуть меньше. Запах был совсем слабым и ни о чем опасном не свидетельствовал. Спустя несколько месяцев случился уже другой «первый раз», более серьезный, когда мать рыдала в трубку и просила забрать ее из какого-то бара в каком-то отеле. Перепуганный насмерть, Виталий помчался забирать ее вместе с женой, рисуя в воображении страшные картины ограбленной и избитой женщины, валяющейся на тротуаре или на полу в луже крови. Мать оказалась целехонька, хотя и сильно пьяна. Место приличное, отель дорогой. Бармен рассказал, что дама пришла в сопровождении мужчины моложе лет на двадцать, если не больше, они выпили немного, потом ушли, вероятно, в номер, потом дама вернулась уже одна и начала заказывать напиток за напитком.