Она перехватила его взгляд, направленный на середину ее туловища, и Вадим не придумал ничего лучше, чем сказать:
– Я вижу, вас можно поздравить? Кого ждете?
Ему показалось, что на лице Каменской мелькнуло какое-то странное выражение. Впрочем, ничего странного: наверное, любая женщина смутится, если незнакомый мужчина вдруг ни с того ни с сего заговорит о ее беременности.
– А что, уже заметно? – ответила она вопросом на вопрос.
– Не очень, но видно, конечно. Мне так неловко, я заставил вас наклоняться, а вам же нельзя, наверное. Простите, бога ради!
Вадим в покаянном жесте прижал к груди руку с зажатой в ней упаковкой печенья.
– Позвольте мне искупить как-то свою вину.
Каменская вздернула брови, помолчала, потом слегка усмехнулась.
– Ну, искупайте. Что предлагаете во искупление?
– Давайте я оплачу ваши покупки.
– Не пойдет. Какие еще есть варианты?
– Тогда я провожу вас, куда скажете, и донесу покупки.
– Их не так много, они мало весят, а живу я недалеко.
– Ну… тогда не знаю…
– Плохо у вас с фантазией, – констатировала она и снова улыбнулась. Чего она улыбается-то все время? Зубы демонстрирует? Ну да, неплохие, ровные, и видно, что свои, не коронки. – Ладно, не надо ничего искупать. Удачи вам, любитель печенья.
Она направилась к кассам. Вадим смотрел ей вслед и видел, как медленно и осторожно двигается женщина. И почему он сразу не обратил на это внимания? Или сначала она была полегче, пошустрее, а походка изменилась после того, как она просидела несколько минут на корточках? Беременная… Блин, в ее-то годы! У нее же нет детей, значит, ждет первого ребенка. Какой нормальной бабе придет в голову рожать первенца на пороге шестидесятилетия? Бред. Как так могло получиться, чтобы в молодости детей не было, а под старость – здрасьте, приехали?
Вадим смотрел, как Каменская расплачивалась на кассе за покупки, и быстро просчитывал варианты. Допустим, ей повезло, и природа наградила ее затянувшимся периодом фертильности. Вадим, конечно, не медик, но вроде слышал, что такое бывает. Почему не родила намного раньше? Не хотела и предохранялась? А теперь, выходит, захотела? Почему? Потому что ей скучно на пенсии, смысл жизни утрачен, а ребенок придаст этой пресной жизни новый смысл. Логично? Вполне!
Другой вариант: она всегда хотела ребенка, но проблемы были у ее мужа. Есть масса медицинских причин мужского бесплодия. Значит, этот ребенок не от мужа. Цепочка все та же: выход в отставку, скука, желание новых ощущений, новый мужчина. Завела любовника, по привычке не предохранялась, и вот тебе сюрпризик. С мужем, скорее всего, рассталась или вот-вот расстанется. Любовник тоже наверняка бросит, если уже не сделал этого. С работы попрут, как только уйдет в декрет. И с чем она останется? С пенсией и младенцем на руках? Немолодая, некрасивая, материально не обеспеченная мать-одиночка. Никому не нужная. Жалкая.
Жалкая.
Жалкая…
В груди словно звонко взорвался радужный пузырь. Как это, оказывается, приятно, когда можно самому и с полным основанием назвать кого-то жалким!
Вадим быстро подошел к только что освободившейся кассе, положил в круглый пластиковый лоток две сторублевые купюры, и едва кассир просканировала пакет – схватил печенье и бросил:
– Сдачи не надо.
Печенье стоило сто шестьдесят с чем-то, не обеднеет, тут каждая секунда дорога.
Каменская шла по-прежнему медленно, и догнать ее удалось всего в нескольких метрах от двери магазина.
– Все-таки я провожу вас, – сказал он. – Мало ли, вдруг поскользнетесь.
– Сегодня сухо, – равнодушно бросила она. – И заморозков пока не было.
– Ну, споткнетесь или еще что. Я же вижу, у вас спина болит, и все из-за меня. Если бы я не приставал со своими просьбами, вы бы… Кстати, меня Вадимом зовут. А вас?
Она остановилась, посмотрела насмешливо.
– Я счастлива.
Интонация показалась ему странной. Не то язвительной, не то укоризненной.
– Счастливы? Потому что ждете ребенка?
– Потому что вас зовут Вадимом. Идите домой, или куда вам там надо было. Не нужно меня провожать, я уже давно взрослая девочка, а по вашим меркам – практически бабушка.
Нет, это не кокетство. Она и вправду не хочет ни знакомства, ни провожаний. Жаль, план был неплох. Но, с другой стороны, что с ней делать, с беременной-то? Конечно, если бы она повелась, можно было бы такую замутку провернуть, так обломать и унизить эту Каменскую, что ей небо с овчинку покажется. Поквитаться с ней и за Вику, и за выволочку от шефа, и за намеки на то, что Горбызла умнее него, Вадима. Беременные – они чувствительные, плаксивые, втоптать в грязь и довести до психологического срыва – раз плюнуть. Только почему-то… Рука не поднимается, что ли… Жалко ее, несчастную, престарелую мать-одиночку. Может, у нее одна радость в жизни осталась – ребеночек, а вдруг она его потеряла бы на нервной почве, когда Вадим ее бросил бы? Конечно, он ненавидит всех теток – ровесниц его мамани, это само собой, и поубивал бы их с огромным удовольствием, но малыш-то при чем? Он не виноват. Пусть родится здоровым. И вообще, пусть родится. Такой грех брать на душу Вадим готов не был.
Каменская
– Леш, я, наверное, никогда окончательно не повзрослею, – весело сказала Настя за ужином. – Елки-палки, мне уже до фига лет, а я все еще хулиганю, как подросток. Самой стыдно.
История с поясной сумкой и выпирающим животом изрядно позабавила Чистякова.
– Могу себе представить, что этот парень о тебе подумал.
– Ну а что такого? Он мог решить, что мне лет сорок, но я очень плохо выгляжу для своих лет, вот прям на все шестьдесят.
– Симпатичный хоть?
– На мой вкус – даже очень.
– Так, может, ты зря его отшила? Был бы у тебя молодой поклонник, чем плохо-то?
– А зачем он мне? – удивилась Настя.
– Затем, что ты в молодости не наигралась в ухаживания. Как взялась в пятнадцать лет меня приручать и организовывать, так и мужиков вокруг себя не видела. Каждая девочка хочет побыть принцессой, только это должно происходить вовремя, понимаешь? С младенчества и до свадьбы. Свадьба – последний день, когда ты носишь длинное пышное платье, а вокруг тебя все подпрыгивают, машут руками и отдают лучшие кусочки. Потом – все, принцесса становится королевой со всеми вытекающими последствиями, включая обязательные мероприятия, ответственность и дресс-код. А ты королевскую корону в раннем детстве как напялила – так и не снимаешь. Ты вспомни, наша классная тебя постоянно нам в пример ставила, мол, Настя самая ответственная из нас, самая серьезная, самая взрослая. Ты ребенком-то побыла хотя бы месяц в своей жизни?
– Думаешь, из меня теперь то и дело лезет не наигравшийся ребенок, потому я и валяю дурака? – спросила она задумчиво.
В словах мужа было много правды. И звучали они вполне логично. Пенсионерка-хулиганка, эдакая Старуха Шапокляк. Совсем недавно они с Лешкой уже говорили на тему о том, что в жизни все должно быть вовремя, потому что то, что должно происходить, так или иначе произойдет. Только если оно происходит в правильном возрасте, то выглядит естественно и мило, даже красиво, а если поторопиться или опоздать, то получается сплошное уродство. Пятилетняя девочка, накрасившая веки и губы, выглядит отвратительно, хотя в двадцать пять это может быть потрясающе красиво. А все оттого, что не вовремя. Наверное, дурацкие поступки, совершаемые в пятьдесят девять лет, тоже выглядят не очень. Но так хочется порой отмочить что-нибудь хулиганское, повести себя так, будто тебе семнадцать! Чистяков прав: не сделанное или не пережитое вовремя все равно догонит рано или поздно.
Ну и ладно. Она не на государевой службе, никому ничего не должна. И будет валять дурака столько, сколько захочет. Даже если кому-то ее поведение покажется странным, глупым или смешным. Задавленный учебой и науками, не наигравшийся подросток имеет точно такое же право на существование, как и полковник милиции в отставке.
Андрей Кислов
Кислов всегда жил легко. Даже если было трудно – все равно легко. Не склонный ни к излишней рефлексии, ни к долгосрочному планированию, он без малейших сожалений расставался с деньгами, когда они были, и столь же беззаботно переходил на режим, который называл режимом «ЗД», что означало «Затворничество и «Доширак». Приятелям, которые в «режимные» времена пытались вытащить его на какую-нибудь тусовку в клуб, отвечал честно и весело:
– Давайте без меня, у меня «ЗД», проще говоря – я опять в глубокой заднице и с пустыми карманами.
Если работа получалась отлично и за нее хорошо платили, Андрей тратил деньги, не считая и не жалея, угощал, давал в долг, делал подарки. Если вдохновение коварно и незаметно покидало его и сценарий не принимали, сидел на пустой гречке и лапше «Доширак», ибо предыдущий гонорар был уже истрачен, а новый не получен.
История с книгой Костика случилась давно. Тогда Костику было двадцать восемь, а самому Андрею – двадцать шесть. Что он понимал в том возрасте? Пацан! Сегодня он взялся бы за раскрутку товарища совсем другим путем, не так глупо и топорно. Бездарно, одним словом. Своими тупыми действиями загубил всю идею. Книги, которые удалось пристроить на реализацию, продавались совсем плохо, никто неизвестным автором не интересовался, потому как и хорошо известных более чем достаточно, и какой дурак станет покупать непонятно что, если за ту же цену можно приобрести проверенное и заранее понятно какое. Не дождался Кислов ни славы, ни признания, ни гонораров для Костика.
За эти шесть лет Андрей успел жениться и развестись, чуть было не женился во второй раз, но все-таки передумал, заработал и благополучно истратил кучу денег, однако не растерял энергичности, доброты, любви к людям, готовности помогать всем и каждому и позитивного взгляда на жизнь. Слова про старухину клюку он запомнил и выводы сделал. С того времени каждый раз, получив очередное вознаграждение за принятый сценарий праздника или элитной вечеринки, он первым делом оглядывался и произносил волшебные слова: