– Самоделкин. Чего было огород городить?
Вот и пойми, доволен он или нет. Всегда таким был. Скажет что-нибудь, даст совет или указание, а потом в кусты: «Разве я такое говорил? Ты меня неправильно понял». И улыбается так мерзенько, смотрит удивленно и высокомерно. И всегда будто выплевывал свое презрительное «Самоделкин!», подразумевая тем самым, что сделанное было чистой воды самодеятельностью, к которой он, Леня-Мародер, не имеет ни малейшего отношения. Если его слова неправильно истолковали, то это не его проблема, а того, кто умом не вышел.
После разговора с Мародером Аржо впал в некоторую растерянность. Он ожидал каких-то положительных эмоций или хотя бы намека на удовлетворение, которые позволят завести разговор о дополнительных финансовых поблажках, но ничего похожего не услышал. А теперь, спустя всего несколько часов, вдруг выяснилось, что при нападении на квартиру пострадал не хозяин, Максим Веденеев, а совершенно посторонний чел. Тот самый Латыпов, киношник, который, как клялся давешний наблюдатель, еще вчера улетел в Москву. Ага, как же, улетел он, держи карман шире.
– Так а что Зум должен был подумать? – оправдывался Вайс. – Он звонит в дверь, ему открывает мужик в тапках и трениках, и возраст подходящий. Он же знает, что в квартире хозяин и сын-инвалид. Открыл явно не сын. Ну и все. Фотку сына я дал, из рекламы в Интернете взял, а фотку старшего где я возьму за пять минут? Он в сетях не пасется, это надо было моих людей из ментовки напрягать, а ты сам сказал: срочно. Я тебе и сделал срочно. Кто ж мог знать, что там этот москвич в домашнем прикиде сидит?
– Кто мог знать?! – взревел Аржо. – А кто вчера их в аэропорт провожал? Кто голову на плаху клал, что все трое улетают? Про девку в три километра длиной кто говорил?
– Не я, – твердо ответил Вайс. – Ты сам с наблюдателем разговаривал, он тебе звонил и перед тобой отчитывался.
– Но привел его ты! Это твой человек, ты за него поручился. Так что спрос с тебя.
Ладно, криком и обвинениями делу не поможешь. Придется звонить Мародеру и признаваться, что с Веденеевым облажались.
Звонить не хотелось. И расставаться с надеждами на уменьшение суммы долга не хотелось тоже, даже еще больше. Аржо так погрузился в свои переживания, что не смотрел на кругом виноватого Вайса и не заметил выражения его лица.
А напрасно. Потому что выражение-то у этого лица было нехорошее. Совсем нехорошее.
Каменская
Зоя Печерникова со своей частью работы справилась быстрее, чем Роман Дзюба выполнил просьбу найти координаты Лианы Гнездиловой.
– Кажется, я нашла нужного Котова, – сказала Зоя. – Я вам на почту переслала кое-что, сами посмотрите. Если это не подходит, буду искать дальше.
Настя зашла в почту, открыла письмо.
«Александр Александрович Котов, 1913–1981 гг., советский шахматист и деятель шахматного движения, международный гроссмейстер, шахматный прозаик, заслуженный мастер спорта СССР, чемпион СССР по шахматам, участник турнира претендентов. (Там еще много регалий, я не стала все переписывать, но если вам нужно – дам ссылку на источник, где они перечислены.)
Обратите внимание вот на это: В книге «Тайны мышления шахматиста» описан так называемый «синдром Котова», когда шахматист обсчитывает варианты, не находит среди них ни одного явно выигрышного, вдруг понимает, что время кончается (то есть попадает в тот самый цейтнот, о котором мы с вами говорили), и делает наудачу ход, который им заранее не просчитан и часто оказывается намного хуже тех, которые он обдумал. Понятие «синдром Котова» вышло за пределы шахмат и используется психологами при описании поведения человека».
Вся эта информация доступна в Интернете, при необходимости можете проверить».
Котов и цейтнот. Котов как синоним профессиональной принадлежности. Кажется, все сходится.
Ну и дальше что? Телефонный собеседник бывшего прокурора Гнездилова был любителем шахмат? И что с того? Почему нужно было звонить ему и возмущаться появлением Максима Викторовича Веденеева, который ничем не угрожал, ничего не просил и не требовал, он всего лишь пришел поговорить с родителями об их сыне-осужденном? Или Максим Викторович солгал Зое и его беседа с отцом Леонида была не такой уж безобидной? А может быть, сама Зоя что-то упустила в его рассказе, недостаточно внимательно слушала, не так поняла, не была безупречно точна при пересказе?
Нет, похоже, без встречи с Лианой Гнездиловой никак не обойтись. Во всей этой истории концы с концами не вяжутся – хоть тресни. И вообще, такое впечатление, что эти фрагменты совсем из разных историй.
Зазвонил телефон, и Настя подумала, что это Дзюба. Но оказалось, что Стасов.
– Допрыгалась, – мрачно сообщил он. – Тебя хотят допросить. Только что звонили.
– Следователь?
– Пока только местный опер. Сослался на показания Максима Веденеева о вашем визите. Я долго объяснял ему, что ты приличная немолодая девушка без ветра в голове и ответишь на все его вопросы по телефону, или по скайпу, или в вотсапе, или как он там захочет. В общем, уговорил. А то он уже ехать сюда собрался, бедолага. Ну а дальше ты сама порядок знаешь: если в твоих ответах будет что-то интересное для них, тогда уж допрос по всей форме, официально. Следак самолично, конечно, не приедет, но опера с поручением пришлет. Так что готовься.
– Его интересую только я? Он в курсе, что со мной была Печерникова?
– Конечно. С ней он тоже побеседует, я уже предупредил Зою. Удивительно, но она почему-то не в восторге.
– Ладно, – вздохнула Настя. – Дай ему мой телефон, в вотсапе поговорим.
Ну вот, только недавно ей пришлось побыть в шкуре подозреваемого, а теперь и роль свидетеля подкатила, ждать себя не заставила. Многовато для интервала длиной всего в одну неделю. Без малого тридцать лет Настя находилась по одну сторону границы, проложенной между государством и криминалом, теперь же за неделю довелось дважды побывать и на другой стороне. Ощущения не из приятных, что и говорить… И в эту же неделю уложились два убийства. Погибли два человека, которые так или иначе соприкасались с книгой Константина Веденеева и которых Анастасия Каменская знала лично. Что с этой книгой не так? Проклятье на ней лежит, что ли? Злой рок? Хотя… Андрей Кислов и Николай Маратович Латыпов соприкасались не только с книгой, но и с ее автором. Кислов был давно знаком с Веденеевым и почти дружил с ним, Латыпов дважды встречался. Так, может быть, дело не в книге, а в авторе?
Тихий, немногословный молодой мужчина-инвалид, рано потерявший мать. Сын любящего и заботливого отца, педагога-филолога. Незаметный мастер по ремонту гаджетов. А с ним-то что может быть не так?
По закону подлости Ромка прислал информацию именно тогда, когда Настя при посредстве видеозвонка отвечала на вопросы оперативника, занимающегося нападением на квартиру Веденеевых. В верхней части экрана всплыл баннер, на котором были видны только имя абонента и первые несколько слов его сообщения. Настя занервничала, ей хотелось побыстрее закончить и прочитать то, что написал Дзюба. Поволжский полицейский, однако, никуда не спешил, расспрашивал подробно, просил указывать не только часы, но и желательно минуты: когда пришли к Веденеевым в первый раз; когда вышли; когда Латыпов зашел к Веденеевым; когда вышел…
– Во время разговора Константин Веденеев не упоминал фамилию «Аржаев» или кличку «Аржо»? – услышала она неожиданный вопрос.
– Нет. Но насколько мне известно, эту фамилию называл Максим Викторович в разговоре с моей коллегой Печерниковой.
– В каком контексте?
Похоже, до Зои этот опер еще не добрался, позвонил сначала Каменской.
– Вам лучше спросить у самой Печерниковой во избежание неточностей. Пересказ, знаете ли, штука ненадежная.
– Ага, показания с чужих слов – основание для принесения протеста в американском суде, – вдруг улыбнулся полицейский. – Я в кино видел. Но у нас не Америка, Анастасия Павловна. Так в связи с чем Максим Викторович говорил об Аржаеве?
– Только в связи с тем, что Аржаев много лет назад отбывал наказание в воспитательной колонии, где Веденеев служил в должности заместителя начальника. Может быть, имеет смысл задать эти вопросы Максиму Викторовичу? Я не присутствовала при разговоре и…
– С Максимом Викторовичем мы уже побеседовали.
А, понятно, теперь идет проверка его показаний. Ну, тоже нужное дело.
– Что еще Веденеев говорил об Аржаеве?
– Что тот держит под собой половину городского бизнеса.
– Не жаловался на него? Не упоминал об угрозах с его стороны или ином давлении?
– Об этом мне ничего не известно, поговорите с Печерниковой. Простите, можно, я кое-что спрошу?
– Ну, попробуйте, – неохотно согласился оперативник.
– Судя по вашим вопросам, вы считаете, что целью преступника был Максим Веденеев, а Латыпов – случайная жертва. Я правильно понимаю?
– Я не могу это обсуждать. Вы же бывший сотрудник, правила знаете…
– Ну да, – согласилась Настя. – Извините. Тогда второй вопрос: как Константин?
– Тяжелый. В коме.
– То есть его еще не допрашивали?
Полицейский вздохнул.
– И неизвестно, когда получится допросить.
Этот парень из поволжской полиции отчего-то вызывал у Насти искреннюю симпатию. Наверное, сыграла роль та единственная его улыбка, которую он себе позволил, говоря об американском кино, и которая сделала его лицо юным и озорным. «В нем тоже сидит пацан, который сбегает с уроков в кино на американский боевик», – подумала она.
– Если могу быть еще чем-то полезной – звоните в любое время, – сказала Настя на прощание.
Что ж, если убить хотели не продюсера, а Максима Викторовича, то выведенная формула не… А почему, собственно, «не»? В формуле ничего не меняется. И Андрей Кислов, и Максим Веденеев имели непосредственное отношение и к Константину, и к его повести. Да что за черт возьми-то! Замкнутый круг.
Мародер
– Ты можешь сделать что-нибудь, чтобы от Аржо отцепились?