Вот тут Рыбин и произнес ту загадочную фразу:
– А клюка-то старухина!
Андрей оторопело и непонимающе смотрел на него. Какая клюка? Какая старуха? При чем тут вообще?..
Рыбин расхохотался, глядя на выражение лица Кислова.
– Ты что, «Морозко» не смотрел?
– Нет.
– Там есть герой, которого за грубость и невежливость превратили в медведя, и стать снова красивым пареньком он сможет только тогда, когда сделает три добрых дела. Вот он ходит, ходит и все придумывает, какое бы еще доброе дело сделать. Встречает старую бабку с клюкой, разговаривает с ней, потом бабка уходит, и парень видит, что она ушла без клюки. Парень восклицает: «А клюка-то старухина!» – и радуется, что придумал доброе дело, которое можно сделать: найти старуху и вернуть ей клюку. Усвоил?
– Не совсем.
– Есть распространенное мнение, что художник должен быть голодным, а автор – непременно страдать, чтобы создать достойное произведение. Может, у многих так и выходит, не знаю. Но у тебя явно противоположный случай. Чтобы эффективно и красиво работать, тебе нужны положительные эмоции, нужна радость, и не абы какая, а связанная с тем, что ты кому-то реально помогаешь. Так что вперед, Андрюша, ищи старухину клюку. Ищи доброе дело, которое можешь сделать. Без этого твои сценарии снова будут тусклыми и непригодными для использования. Теперь усвоил?
Андрей молча кивнул.
– Новогодний корпоратив компании «Гамма Капитал» имел большой успех, ты поработал на славу, среди гостей были топ-менеджеры нескольких крупных инвестиционных групп, они сильно впечатлились твоим личностным подходом и спросили у «Гаммы», кто писал тексты и стихи, кто придумывал конкурсы. Я тебе не говорил, но тот заказ, который ты выполнял к Восьмому марта, пришел именно от одного из партнеров «Гаммы», а летний праздник на водохранилище – от другого. Три богатейших клиента всего за полгода – это наш рекорд на сегодняшний день, и это полностью твоя заслуга. Ну, ребята все, конечно, старались, но хороших менеджеров и организаторов все-таки больше, чем хороших сценаристов. Заказ от «Гаммы» нам достался по чистой случайности, обычно клиенты подобного ранга обращаются в «Ювенал» или к кому-то такому же известному и крутому, но не к нам. Наша репутация крепнет, и ты не должен подвести. Понял задачу?
Да уж, чего тут непонятного…
Максим Викторович Веденеев, отец Костика, работал в двух местах охранником, в обоих в режиме «сутки через трое». Первые сутки охранял элитный жилой комплекс с огороженной ажурным забором территорией, на вторые сутки – отдыхал, отсыпался и занимался домашними делами, на третьи – нес вахту в библиотеке, на четвертые – снова отдыхал. И все сначала. Вышедших в отставку офицеров МВД охотно брали в охрану, вопросом же об их базовом образовании никто особо не задавался. Раз из МВД – значит, и службу знает, и скрутить может при необходимости, и отпор дать, и в пятак накатить.
Андрей позвонил Костику, ненавязчиво выяснил, в какие дни Максима Викторовича гарантированно не будет дома, и отправился в путь: сперва в типографию, потом к другу. 300 экземпляров книги – это 15 пачек, по 20 книжек в каждой. Одну пачку сразу отложил в сторону: из двадцати книжек шестнадцать нужно отправить в Книжную палату. Кислов набил багажник машины под завязку и еще несколько упаковок бросил в салон, на заднее сиденье. Поездом, конечно, было бы комфортнее: растянулся на полке и спи себе, в ус не дуй. Но перевозить такой объемный багаж удобнее все-таки на машине.
К концу пути Андрей изрядно устал, проголодался и очень хотел спать, но предвкушение восторга, который испытает Костик, бодрило, помогало не заснуть за рулем и заставляло в последние три-четыре часа поездки не останавливаться, чтобы поесть. Припарковавшись перед знакомым двухэтажным давно обветшавшим домом, взял с заднего сиденья две пачки, вошел в подъезд и позвонил в квартиру на втором этаже.
Костик знал о его приезде и ждал, но о цели визита Андрей умышленно умолчал. Сюрприз так сюрприз, полноценный, полновесный и неожиданный.
– Что это? – спросил Костик, разглядывая пачки, которые Кислов торжественно водрузил на стол.
– Вскрой и посмотри.
Андрей напряженно наблюдал за Костиком, который аккуратно и ловко вскрыл бумажную упаковку, и сердце его подпрыгнуло от радости, когда он увидел, что по маленькой, захламленной приборами, дисками и проводами комнате буквально разлилось сияние. Сдержанный молчаливый Костик не был склонен к бурному выражению эмоций, но наполнившее пространство счастливое изумление было плотным и ощутимым всеми органами чувств. «Вот оно! – думал Кислов. – Ради этого момента я и старался. Пусть ругает меня, пусть даже выгонит, но он пережил этот момент. Теперь Костик осознает, что такое не просто «бывает у кого-то» – такое случилось и в его жизни».
– Ты все-таки сделал это…
Негромкий голос Костика слегка дрожал. Он держал книгу в руке, ласково поглаживая глянцевую поблескивающую обложку.
– Остальные в машине, я сейчас принесу, – торопливо заговорил Андрей, чувствуя в горле предательский ком. Не хватало еще пустить слезу!
– Остальные? Разве это не все?
– Там еще двенадцать пачек. Я сейчас…
Костик придержал его за плечо.
– Погоди, Андрюша.
Помолчал и твердо сказал:
– Не надо. Увези обратно. Или выбрось. В общем, делай, что хочешь. Я себе одну оставлю на память, больше не нужно.
– Да ты с ума сошел! – возмутился Андрей.
Противного комка в горле как не бывало. Теперь он испытывал только гнев и негодование.
– Это же твоя книга! Твоя, ты понимаешь? Я привез тебе первый тираж твоей первой книги, ты вообще в состоянии это осознать? Ты – писатель, и это – твое произведение. Можешь всем друзьям и знакомым подарить, просто скажи, что взял псевдоним, и все дела. Сколько у тебя друзей? Десять? Двадцать? Одну пачку раздаришь, остальные в книжные магазины пристроим, и через месяц, ну максимум – через два, тебя накроет мировая слава. Будешь знаменитым, богатым, купишь нормальное жилье, поедешь лечить ногу за границу, там медицина в тысячу раз лучше, чем у нас. Ты понимаешь, какие перспективы открываются?
– Успокойся, пожалуйста, – Костик по-прежнему не повышал голос, но и глаз от яркой обложки не отрывал, и книгу из рук не выпускал. – Ничего этого не будет. Отец мне ясно объяснил, что текст убогий и слабый, и выходить с такой книгой на суд читателей – стыда не оберешься. Я тебе еще в прошлый раз сказал, что не стану ни расстраивать отца, ни позорить его имя.
– Да что ты уперся со своим «позорить»?! Мало ли что кому не нравится, вон Достоевского тоже не все любят, и что? Все равно он знаменитость и мировая величина. Ну не понравилось твоему отцу – и что теперь, удавиться? Слава, признание, деньги – вот что тебя ждет, а никакой не позор.
– Не будет ни славы, ни признания, ни денег. Текст написан коряво и слабо, я это отчетливо вижу теперь. И обсуждать тут больше нечего. Одну книжку оставлю себе, остальные забери. Отец не должен ничего узнать.
– И что? – Кислов недоверчиво прищурился. – Собственную книжку, результат своего труда, спрячешь подальше от глаз, чтобы отец случайно не нашел, а то по попе надает? Ага, ты ее под матрас спрячь или вообще тайник за плинтусом сооруди, как в шпионском кино. Нормальные люди гордятся, всем рассказывают, дарят, радуются, в конце концов, а ты…
– Не сердись, – Костик примирительно улыбнулся, но улыбка вышла печальной. – Я очень благодарен тебе, правда. И я очень высоко ценю твои усилия. Понимаю, что это было и сложно, и дорого. Ты хотел помочь. Но отец – это для меня святое. Его мнение и его желания не обсуждаются. Он слишком многим пожертвовал, чтобы вырастить меня, от многого отказался, но ведь я должен был стать взрослым и взять на себя все заботы и о нем, и о себе. А я, видишь, подвел с этой своей инвалидностью, два года не зарабатывал толком, по больницам валялся. Ты же знаешь, у меня не только нога, еще куча других болячек. Отец в долги влез, чтобы… Да ладно, – он махнул рукой, – не грузись этим. Это наша жизнь и наши проблемы. Мы справимся.
Он поставил книгу на одну из полок, прибитых по всем стенам. Денег в семье Веденеевых было мало, а вот книг – много.
– А как же отец? Не боишься, что он прочитает и узнает твою рукопись? – ехидно спросил Андрей. Он-то был уверен, что Костик спрячет книгу подальше от глаз.
– Так имя же не мое на обложке, – спокойно ответил тот. – Отец ее даже в руки не возьмет, оформление увидит и сразу решит, что это «желтизна» какая-нибудь, он такое принципиально не читает.
Из дома Веденеевых Андрей вышел расстроенным и даже немного обиженным, но энергичная деятельная натура его не позволяла подолгу печалиться и грустить. Из четырнадцати пачек тринадцать нужно немедленно пристроить на реализацию, и лучше всего в киоски, торгующие печатной продукцией на вокзалах и в аэропортах. Там и цены ниже, и обороты нормальные, пассажиры перед дорогой частенько вспоминают, что им нечего почитать в пути, и с удовольствием покупают что-нибудь недорогое, чтобы скоротать время. Молодежь, конечно, бумагу вообще не уважает, у них все развлечения в гаджетах, которые всегда с собой, а вот те, кто постарше, привыкли к печатному слову.
Начав с того города, в который приехал, Кислов нашел контору, занимающуюся обеспечением торговых точек книжной продукцией. Ему объяснили, что в специализированные магазины отправляют только ту литературу, которую магазины сами заказывают, навязать им ничего нельзя. Книгу никому не известного Андрея Кислова, которого не прорекламировало приличное издательство, ни один магазин не закажет. А вот через киоски – да, можно попробовать, но именно на реализацию: сколько продадут – столько денег Кислов и получит. Пусть господин Кислов не надеется, что у него сейчас кто-то купит по оптовой цене весь тираж и потом будет маяться, не зная, как и кому это продать. Такого не будет.
На распечатанную четырнадцатую пачку, в которой оставалось еще девятн