У Ханны возникло такое чувство, будто ее перевернули вверх ногами.
– Это… экстренный случай.
– Уверен, что так и было. – Отец оперся руками на стол. – Мне даже не верится, что ты вообще вернулась. Мы думали, что ты опять уйдешь в ночной загул… может, угонишь еще одну машину. Или… кто знает? Самолет? Убьешь президента?
– Пап… – взмолилась Ханна.
Никогда еще она не видела отца таким. Рубашка не заправлена, носки приспущены, за ухом грязное пятно. И он бесился. Он не говорил, а кричал.
– Я все объясню.
Отец прижал ладонь ко лбу.
– Ханна… может, ты и это объяснишь? – Он полез в карман и что-то вытащил. Медленно, один за другим, он раскрыл пальцы. На ладони лежал пакетик перкоцета. Нетронутый.
Ханна бросилась к нему, но отец тотчас захлопнул ладонь, как ракушку.
– О нет, только не это.
Ханна кивнула на Кейт:
– Это она у меня взяла. Она хотела попробовать!
– Ты дала мне сама, – ровным голосом произнесла Кейт.
Всем своим видом она давала понять: «Даже не думай, что тебе удастся пролезть в нашу жизнь». Ханна ненавидела себя за то, что оказалась такой дурехой. Кейт не изменилась. Ни капельки.
– Прежде всего скажи, что ты делала с этими таблетками? – спросил отец. Но тотчас поднял руку. – Хотя нет. Забудь. Я не хочу это слышать. Я… – Он крепко зажмурился. – Я тебя не знаю, Ханна. Совсем не знаю.
Ханну как прорвало.
– Конечно, не знаешь! – крикнула она. – Черт возьми, за четыре года у тебя не нашлось времени, чтобы поговорить со мной!
В комнате воцарилось молчание. Казалось, все боялись пошевелиться. Кейт застыла с журналом в руках. Палец Изабель завис над мочкой уха. Отец открыл рот, но не вымолвил ни звука.
Раздался стук в дверь, и от неожиданности все вздрогнули.
На пороге, непривычно растрепанная – волосы свисали мокрыми прядями, лицо почти без макияжа, – стояла миссис Марин. На ней были простая футболка и джинсы, что даже отдаленно не напоминало продуманные ансамбли, в которых она ездила в гастроном «Вава».
– Ты идешь со мной. – Она прищурилась, глядя на Ханну и даже не посмотрев в сторону Изабель и Кейт. Ханна на миг подумала о том, что, возможно, впервые они встретились все вместе. Стоило матери увидеть перкоцет в руке мистера Марина, как она сразу побледнела. – Он рассказал мне об этом, пока я ехала сюда.
Ханна обернулась и посмотрела на отца, но тот стоял, опустив голову. Он выглядел не разочарованным – просто грустным. Беспомощным. Пристыженным.
– Папа… – в отчании вскрикнула она, отшатнувшись от матери. – Я ведь не должна уходить, да? Я хочу остаться. Могу я рассказать тебе, что со мной происходит? Мне казалось, ты хочешь это знать.
– Слишком поздно, – механически ответил отец. – Ты едешь домой со своей мамой. Может, хоть она тебя образумит.
Ханна не удержалась от смеха:
– Ты думаешь, она меня образумит? Она… она спит с копом, который арестовал меня на прошлой неделе. Она является домой в два часа ночи. Если я плохо себя чувствую и не могу идти в школу, она просит меня позвонить в администрацию и просто притвориться ею, потому что ей самой некогда звонить и…
– Ханна! – крикнула мать, крепко хватая ее за руку.
В голове у Ханны царил такой сумбур, что она понятия не имела, поможет ей сейчас такая откровенность или же только погубит ее. Она чувствовала себя обманутой. Всеми. Ей ужасно надоело, что об нее вытирали ноги.
– Я столько всего хотела тебе рассказать, но не могу. Пожалуйста, позволь мне остаться. Пожалуйста.
Единственное, что дрогнуло в отце, так это крошечная жилка на шее. Но лицо его осталось каменным, безразличным. Он подошел к Изабель и Кейт. Кейт взяла его за руку.
– Доброй ночи, Эшли, – сказал он матери Ханны.
Ханне же он не сказал ничего.
32. Эмили хватается за биту
Эмили облегченно вздохнула, обнаружив, что боковая дверь их дома была открыта. Мокрая и озябшая, она проскользнула в прачечную и едва не расплакалась при виде столь милых сердцу, по-домашнему уютных мелочей. Вот вышитый крестиком любимый мамин слоган над стиральной машиной – «ДА БЛАГОСЛОВЕН БУДЕТ ЭТОТ БЕСПОРЯДОК!»; на полке – аккуратные ряды флаконов с моющими средствами, отбеливателем и кондиционером для белья; у двери – отцовские зеленые резиновые сапоги.
Зазвонил телефон; звонок прозвучал, словно крик. Эмили схватила полотенце из кучи белья, накинула его на плечи и осторожно сняла беспроводную трубку.
– Алло? – Ее пугала даже собственная речь.
– Эмили? – прозвучал на другом конце знакомый голос.
Эмили нахмурилась:
– Спенсер?
– О боже. – Спенсер вздохнула. – Мы ищем тебя повсюду. С тобой все в порядке?
– Я… я не знаю, – дрожащим голосом произнесла Эмили.
Как безумная, она неслась по кукурузному полю. Дождь превратил междурядья в реки грязи. Туфля слетела с ноги, но Эмили не остановилась, и теперь подол ее платья и ноги были покрыты коркой грязи. За полем начинался лес, и ей пришлось пробираться сквозь заросли. Пару раз она поскользнулась на мокрой траве и упала, ободрав локоть и бедро, а потом молния ударила в дерево в нескольких шагах от нее, и на землю посыпались острые сучья. Она знала, что в грозу опасно было находиться в лесу, но не могла остановиться. Ей все казалось, что Тоби идет следом.
– Эмили. Оставайся там, где ты есть, – наставляла Спенсер. – И держись подальше от Тоби. Я все объясню потом, но сейчас просто запри дверь и…
– Я думаю, что Тоби и есть «Э», – перебила ее Эмили, понизив голос до шепота. – И я думаю, что это он убил Эли.
Повисла пауза.
– Я знаю. И тоже думаю, что он убийца.
– Что? – крикнула Эмили.
Послышался близкий раскат грома, и Эмили съежилась от страха. Спенсер не ответила. На линии воцарилась мертвая тишина.
Эмили положила трубку на сушилку. Спенсер знала? Значит, догадки Эмили были верны? Но тогда все становилось гораздо серьезнее, чем она думала.
И тут она услышала голос:
– Эмили! Эмили!
Она оцепенела. Голос доносился как будто из кухни. Она бросилась туда и увидела, что Тоби заглядывал в раздвижную стеклянную дверь. Его костюм промок под дождем, волосы слиплись, юноша дрожал. Лицо скрывалось в тени.
Эмили закричала.
– Эмили! – снова позвал Тоби. Он подергал ручку двери, но девушка быстро задвинула засов.
– Уходи, – прошипела она. Он мог поджечь их дом. Вломиться. Задушить Эмили во сне. Если он смог убить Эли, значит, он был способен на все.
– Я насквозь промок, – крикнул он. – Впусти меня.
– Я… я не могу с тобой говорить. Пожалуйста, Тоби, пожалуйста. Оставь меня в покое.
– Почему ты убежала от меня? – Тоби казался растерянным. Ему приходилось кричать сквозь грохот дождя. – Я так и не понял, что произошло в машине. Меня просто… взбесили все эти рожи. Но прошло столько лет, пора забыть. Прости.
Его голос, исполненный мольбы, пугал еще сильнее. Тоби снова подергал ручку двери, и Эмили завопила:
– Нет!
Тоби замер, и она огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого. Тяжелое керамическое блюдо с цыпленком. Тупой кухонный нож. Может, стоило пошарить в шкафах и найти сковородку?
– Пожалуйста. – Эмили так трясло, что подкашивались ноги. – Просто уйди.
– Позволь мне хотя бы вернуть твою сумочку. Она у меня в машине.
– Положи в мой почтовый ящик.
– Эмили, не дури. – Тоби со злостью заколотил в дверь. – Впусти меня!
Эмили схватила со стола блюдо с цыпленком и выставила его перед собой, прикрывшись им, как щитом.
– Убирайся!
Тоби стряхнул с лица мокрые пряди.
– Все, что я сказал тебе в машине… ты неправильно поняла. Прости, если мои слова тебя…
– Слишком поздно, – перебила его Эмили. Она крепко зажмурилась. Ей хотелось только одного – открыть глаза и убедиться в том, что все это ей приснилось. – Я знаю, что ты с ней сделал.
Тоби оцепенел:
– Постой. Что?
– Ты меня слышал, – сказала Эмили. – Я. Знаю. Что. Ты. С. Ней. Сделал.
У Тоби отвисла челюсть. В пелене дождя его глаза казались черными дырами.
– Откуда ты могла это узнать? – Его голос дрогнул. – Никто… никто не знал. Это было… так давно, Эмили.
Эмили ахнула. Неужели он думал, что ему удастся выйти сухим из воды?
– Я так полагаю, твой секрет разоблачен.
Тоби зашагал взад-вперед по веранде, взлохмачивая пальцами волосы.
– Но, Эмили, ты не понимаешь. Я был совсем маленьким. И очень глупым. Я сожалею о том, что сделал.
Эмили почувствовала внезапный прилив сострадания. Меньше всего ей хотелось, чтобы Тоби оказался убийцей Эли. Она вспомнила, как он помогал ей после падения с велосипеда, как защищал ее от Бена, каким потерянным и ранимым он выглядел, когда стоял один на танцполе «Фокси». Может, он и впрямь раскаивался в своем преступлении. Может, он просто не совладал с эмоциями.
Но тут Эмили вспомнила ночь, когда пропала Эли. Они так хорошо проводили время, впереди их ожидало чудесное лето. Девочки планировали съездить на побережье Джерси в ближайшие выходные и уже купили билеты на июльский концерт группы «Ноу Даубт»[62], а в августе Эли собиралась устроить грандиозное празднование своего тринадцатилетия. Но все это улетучилось, стоило Эли шагнуть за порог амбара Спенсер.
Тоби мог подкрасться к ней сзади. Возможно, он ударил ее чем-то. Может, сказал какие-то слова. А потом сбросил в яму и забросал землей, чтобы никто ее не нашел. Так все это было? Сделав свое черное дело, Тоби сел на велосипед и поехал домой? Вернулся в Мэн, где оставался до конца лета? Смотрел репортажи о поисках Эли, сидя перед телевизором с миской попкорна, как фильм на Эйч-би-оу?[63]
«Я рад, что эта гадина мертва». Ничего ужаснее Эмили в жизни не слышала.
– Пожалуйста, – взмолился Тоби. – Я не могу заново переживать все это. Как не могу и…