– А если бы я вовсе не пришла в монастырский сад? – тихо осведомилась она.
Алексей Константинович пожал плечами.
– Тогда я бы отправился в институт на ваши поиски. Придумал бы убедительный предлог. Не извольте беспокоиться, – он снова глянул на Лизу, но на сей раз скорее внимательно, нежели тепло. – Как вы себя чувствуете, Елизавета Фёдоровна? Быть может, вам что-нибудь нужно?
– Благодарю, ничего. – Она рассеянно улыбнулась и зачем-то призналась, памятуя о том, что перед ней лишь доктор и жених покойной подруги: – Мне дают успокоительные капли в лазарете, чтобы я спокойно спала по ночам.
– Что за капли? – Эскис нахмурился.
– Не знаю, – Лиза покачала головой. – Валериана, наверное. Что-то очень пахучее и на травах.
– Вас мучают кошмары?
– Не припомню. – Бельская приподняла и опустила плечо. – Скорее, я просто беспокойно сплю. Но мне уже намного лучше. Спасибо.
О пропаже дневника и ночном визитёре девушка снова умышленно промолчала.
Дорожка, по которой они брели, начала забирать влево, обратно к монастырю, и, чтобы не возвращаться столь скоро, девушка свернула к реке и, сделав несколько шагов по скошенной траве, остановилась между двух осинок.
Эскис пошёл за ней. Встал спиной к одному из деревьев так, чтобы Лизу не было видно с тропинки.
Всего в метре от них шелестели зелёные заросли рогоза. В воде плескались рыбёшки. Мальков здесь всегда водилось очень много. Равно как и уток с выводками утят, которых смолянки частенько подкармливали хлебом. Здесь всего имелось в изобилии: рыб, лягушек, стрекоз и, к несчастью, комаров. Вечером по берегу пройти становилось просто невозможно.
– Я за эти дни пообщалась со всеми, с кем только могла. – Лиза в задумчивости положила ладонь на древесный ствол слева от себя. Серая кора на ощупь оказалась чуть шершавой и нагретой солнцем. – Даже до повара добралась. Подарила ему книгу рецептов на французском и пообещала перевести любые, какие ему понравятся. – Она повернулась к Алексею, который внимательно наблюдал за ней. – Я могу ошибаться, но практически уверена в том, что в институте у Оленьки и Танюши, равно как и у нас с Наташей, врагов не имелось. Другие воспитанницы против нас ничего не имели. Учителя так и вовсе нас очень любили. Татьяна вам наверняка говорила, что мы – главные кандидатки на получение шифра при выпуске в будущем году. С лучшими рекомендациями и всеми шансами стать фрейлинами нашей императрицы.
Она умолкла. Осознала, что снова не смогла сказать о подругах в прошедшем времени.
Кажется, Алексей Константинович на это внимания не обратил. Он так и стоял неподвижно, заложив руки за спину, и наблюдал за Лизой. А девушка отметила про себя, что одет он более опрятно, чем в прошлый раз. На тёмно-синей ткани сюртука никаких ниточек или лошадиных волос. Вот только галстук повязан всё столь же раздражающе небрежно. То ли в спешке. То ли от неумения или нетерпения.
– Я слышал от Татьяны, что из вас четверых Ольга Николаевна была главной кандидаткой во фрейлины к Александре Фёдоровне, – заметил он. А затем осторожно уточнил, чуть приподняв брови: – Это могло послужить причиной чьей-либо ревности?
Лиза ответила ему мягкой, снисходительной улыбкой.
– Оленька ведь была любимой племянницей княгини Зинаиды Николаевны Юсуповой, – напомнила девушка. – А Зинаида Николаевна очень дружна с Елизаветой Фёдоровной, старшей сестрой нашей императрицы. Ничего удивительного в том, что Ольге готовили место при дворе. – Лиза пожала плечами в ответ на вопрошающий взор Эскиса. – Оленька этим никогда не хвасталась, но и не стеснялась. Относилась как к почётной службе со всеми вытекающими обязанностями.
– Но у вас был отдельный дортуар, – Алексей будто бы возражал тому, что ничего необычного в перспективах Ольги нет. – Даже собственная ванная комната.
– Родители хорошо платят институту как за наше образование, так и за условия проживания, – Лиза на миг прикрыла глаза. Вздохнула. – Платили – наверное, стоит так говорить. Но это нормальная практика в Смольном. Дочери меценатов получают особые условия, а взамен помогают тем, у кого их нет. Мы всегда помогали. И помогаем. В праздники угощениями делимся. Дарим презенты, какие позволено.
Эскис переступил с ноги на ногу.
– И всё же мне трудно поверить в то, что ни у одной из вас не было завистниц, – деликатно заметил он.
– Не припоминаю ничего подобного. Нами, скорее, восхищались. Особенно «кофейные». – Бельская снова почувствовала себя неловко. – Знаете, это старая традиция в Смольном: младшие девочки выбирают себе объект обожания из старших и всеми силами ему подражают. Особенно в учёбе и манерах. Иногда до смешного доходит. Я сама через это проходила, честно признаюсь. Но если вы настаиваете, я попробую выяснить и про завистниц, хоть и весьма сомневаюсь в подобном. – Она принялась в задумчивости ковырять пальцем кору на осинке: поддевала отслоивший кусочек и тотчас загибала его обратно. – Меня вот что смущает, Алексей Константинович.
Бельская умолкла. Закусила губу в нерешительности. Сомнения в ней боролись с необъяснимым желанием довериться этому молодому человеку. Весьма девичий порыв, оправданный скорее эмоциями и волнениями, нежели здравым смыслом, руководствоваться которым Лиза стремилась в любой ситуации.
Где-то совсем близко раздался плеск. Крупная рыбина поймала мошку и вновь ушла на глубину. По воде пошли круги.
– Поделитесь, будьте любезны, – Эскис мягко прервал размышления Лизы.
Девушка повернулась к нему. Скользнула взглядом по раздражающе неровному галстуку и встретилась глазами с его спокойным, испытующим взором, из-за которого она неизбежно ощутила лёгкий трепет.
– Недавно ночью мне не спалось, – наконец решилась она, – мне почудилось, что в комнату кто-то зашёл, но всё дело было в двери. Её открыло сквозняком, вероятно. Но я всё равно вышла в коридор и, сама не знаю зачем, пошла дальше. Наверное, думала поймать проникшего в мою спальню человека. Но, разумеется, никого не нашла. – Лиза перевела дух, а сама мысленно отругала себя за многословность из-за волнения. – Но внимание моё привлекли голоса. Я случайно подслушала беседу нашей классной дамы и Петра Семёновича Ермолаева. Свиридова ругала его за разговор с вами. Говорила, что вы могли оказаться подставным лицом, да и вообще подобные беседы недопустимы.
– Любопытно, – Алексей потёр подбородок. – И о чём же ещё они говорили?
– О том, что за всем могут стоять некие влиятельные лица, которые что-то не поделили, а теперь выясняют отношения через Смольный, добиваясь крупного скандала вплоть до громкого закрытия института. Это лишь догадки Свиридовой, разумеется, но она всё равно очень боится, как бы нас не уничтожили в этой войне меценатов и покровителей. Она беспокоится за других девочек, да и за себя саму. Поэтому всё и выставили как несчастный случай. – Бельская чуть смежила веки. – Вы что-то об этом знаете, Алексей Константинович?
– Не уверен. – Эскис медленно покачал головой.
Лиза в изумлении вскинула брови.
– Вот, выходит, как? – Она скрестила руки на груди и грозно выпрямилась, чтобы выглядеть внушительнее, насколько вообще позволяло её хрупкое телосложение. – Желаете, чтобы я приносила вам информацию, рискуя своей репутацией, а сами и не помышляете делиться со мной тем, что вам известно?
Он усмехнулся. Похоже, её воинственность должного эффекта на мужчину не произвела.
– Вовсе нет. – Алексей протянул слегка помятую газету, которую держал свёрнутой в трубочку. – Вот, можете взять и ознакомиться, если пожелаете. Год неспокойный выдался, – охотно пояснил молодой врач. – Прошлым летом Государственную думу распустили. В феврале убили короля Португалии. В Османской империи, говорят, зреет революция. Народ волнуется не только по всей Европе – по всему миру. У нас тоже неспокойно уже давно. А вам известно, что бывает, когда мир переживает смутные времена. Сильные люди сделают всё, чтобы не растерять власть, а самые отчаянные станут биться за неё до последней капли крови.
Лиза кивнула. Она пробежала глазами по заголовкам в новостном листке.
– Я оставлю газету у себя, с вашего позволения. Благодарю. – Бельская нечасто изучала новости, считая современную прессу чрезмерно склонной к смакованию сенсаций, но на сей раз она поддалась искушению. – Но почему всё же Оленька и Танюша оказались жертвами? Думаете, дело в их родителях?
На памяти Лизы отец Ольги, граф Николай Сумароков, был человеком спокойным и не любящим светскую суету вовсе. Потому он испытал великое облегчение, когда его двоюродная сестра Зинаида Юсупова пожелала взять на себя хлопоты об устройстве Оленьки в высшем свете.
Родитель Татьяны, князь Александр Михайлович Разумовский, был уже немолодым полковником, для которого Танюша стала последним ребёнком. Единственной дочерью после троих красавцев сыновей, которые уже давно женились и обзавелись собственными семьями. Старший вроде бы действительно увлекался политикой. Средний подался в науку. А вот младший кутил где-то в Ницце вместе с молодой женой-шведкой. Лиза сильно сомневалась, что кто-то из них мог настолько непримиримо перейти дорогу более важной птице.
Но Алексей Константинович снова нашёлся, чем её удивить.
– Боюсь, что дело не в родителях, а в Ольге Николаевне, – негромко признался он.
– О чём вы? – не поняла Лиза.
– Вы знали, что она состояла в отношениях с неким Герхардом Нойманом? – Этот его прямой вопрос сбил Бельскую с толку окончательно.
– Что? – только и смогла произнести девушка.
– Этот Нойман – дипломат из Германии, – начал перечислять Эскис, – не женат, служит у нас лишь второй год. По слухам, человек выдающегося ума. Близок к императору Вильгельму. И его слово имеет вес на родине.
– Вы несёте вздор, – возмутилась Лиза. – Никогда мы не были знакомы с мужчиной подобного имени.
Алексей возвёл очи к небу. Вздохнул.
– Это вы не были знакомы, Елизавета Фёдоровна, – терпеливо поправил он, – а ваша подруга Ольга Николаевна очень даже была, судя по тому, как искренне он плакал на её похоронах. Я ведь там присутствовал. И обратил внимание на немца, который явственно расчувствовался куда сильнее, чем подобает постороннему человеку. И я навёл о нём справки.