– Ах, милая моя Елизавета Фёдоровна, лучше бы вы приняли те ухаживания Николя. И кто знает, быть может, тогда бы этот ужасно сложный для нас всех год прошёл совершенно иначе.
– Я правда не припоминаю никаких ухаживаний. – Лиза смущённо изучала рассеянным взглядом узор на крышке золочёного стола. – Вам, верно, показалось.
– Воля ваша, – Феликс взглянул на дверь в ожидании брата. – Не стану смущать вас сверх меры, раз вы сами предпочли о том позабыть.
Бельская же осмелилась украдкой посмотреть на Алексея Константиновича. Тот сидел с совершенно прямой спиной и невозмутимым выражением лица. Будто статуя без эмоций. От этого Лизе сделалось ужасно неуютно. Уж лучше бы он осудил её за то, что не упомянула об интересе Николая в её адрес. А теперь он наверняка думал, что она ветреная девица, которая обманом притащила его сюда в качестве благовидного прикрытия, только чтобы повидаться с бывшим ухажёром.
– Как поживает Зинаида Николаевна? – попыталась она перевести беседу в более безопасное русло. – Ваш дворецкий спрашивал, хотим ли мы уведомить её о своём приезде.
– Матушка отдыхает у себя. – Феликс добродушно улыбнулся и опередил очевидный вопрос следующим комментарием: – Нервы-с. Она всё не может успокоиться. Переживает за Николя из-за этой истории с проклятием. – Он заметил, как удивлённо Лиза приподняла брови, и охотно пояснил: – Мой предок, будучи потомком князя Юсуфа Мурзы, правителя Ногайской орды, поступил на службу к Ивану Грозному, отказался от ислама и принял христианство. Но в ту же ночь во сне ему явился пророк Мухаммед и проклял его за вероотступничество. – Феликс картинно развёл руками, будто участвовал в театральной постановке. – Согласно этому проклятию, в каждом поколении рода Юсуповых до возраста двадцати шести лет доживёт лишь один потомок мужского пола. Всего один продолжатель рода. Вообразите. И до сего времени это пророчество сбывалось. Страшно звучит, не так ли?
– Вынуждена с вами согласиться, – ответила Лиза, а сама невольно подумала о том, что, вероятно, именно это роковое стечение обстоятельств и помогло Юсуповым приумножить своё состояние в руках одного наследника, а не распылять его среди десятков отпрысков.
– Так вот, Николя в минувшем месяце исполнилось двадцать пять, – Феликс понизил голос, будто не хотел, чтобы его услышал кто-то из домашних. – Мамá себе места не находит. Всё твердит про это пророчество моему брату. А он, горячая голова, уверяет, что всё хорошо, а сам себя вовсе не бережёт. – Младший Юсупов саркастично усмехнулся, но этот смех показался Лизе излишне нервозным. Феликс же, смущённый тем, что вдруг затронул болезненную семейную тему при посторонних, поспешил сменить предмет разговора: – Я полагал, что Оленька вам эту историю рассказывала.
– Возможно, – улыбка Бельской вышла виноватой. – Не припоминаю.
Наверное, вид она при этом имела ужасно смущённый, поэтому в разговор вмешался Алексей Константинович, за что Лиза была ему безмерно признательна.
– Не сочтите меня грубым, Феликс Феликсович, но я врач и имею пагубную склонность к излишней прямолинейности, – Эскис говорил спокойным тоном, и ни единой эмоции невозможно было прочесть в его облике. – И пришёл я к вам как лицо, искренне сочувствующее и причастное к вашей утрате, поэтому позвольте высказаться.
Кажется, его витиеватое вмешательство заинтриговало младшего Юсупова.
– Извольте. – Глаза Феликса озорно блеснули, когда он с улыбкой бросил короткий взгляд на Лизу.
– Ваша уважаемая матушка имеет массу поводов для переживаний в эти дни, – столь же невозмутимо и вежливо продолжал Эскис.
Бельской почудилось, что то, как осторожно он подбирает слова, ужасно напоминает прогулку по тонкому льду в апреле.
– Слухи о родовом проклятии среди этих тревог, очевидно, занимают последнее место. Ольга Николаевна скончалась менее трёх недель назад, а всем нам известно, какую нежную материнскую любовь Зинаида Николаевна питала к ней.
Улыбка Феликса медленно угасла по мере того, как Алексей говорил.
– Вынужден с вами согласиться. – Он рассеянно пригладил и без того идеально напомаженные волосы. – Маменька глубоко скорбит. В нашей Оленьке она видела не просто воспитанницу и племянницу, а в какой-то мере и дочь, о которой всегда мечтала. – Он вновь улыбнулся, пряча за этой усмешкой собственную внезапную нервозность. Лизе даже показалось, что Феликс чувствует себя неуютно под пристальным взглядом Эскиса. – Papá[23] рассказывал, что матушка так ждала девочку, будучи второй раз в положении, что всё приданое оказалось розовым. А на свет появился я. Только вообразите.
Младший Юсупов в своей живой непосредственности вновь показался Лизе чрезвычайно обаятельным юношей. Таким, с кем охотно заведёшь дружбу, даже не задумываясь о баснословном состоянии его семейства.
Но на Алексея это никакого действия не возымело. Он ответил с той же невозмутимостью, не позволяя отклониться от задуманной темы:
– Могу представить, как тяжело переживает княгиня. Для Елизаветы Фёдоровны смерть подруг стала настоящим ударом. Мне пришлось оказать ей посильную помощь и выписать действенные успокоительные капли, которые я заказываю прямо из Германии. Я бы предложил и Зинаиде Николаевне свои врачебные услуги, но вряд ли у неё нет проверенного доктора. – Он позволил себе вежливую улыбку, но даже слова Феликсу вставить не дал. – По той же причине я и привёз к вам Елизавету Фёдоровну. Вместе, полагаю, любое горе пережить легче.
– Полностью с вами согласен, – громко объявил Николай Юсупов, стоило его высокой фигуре возникнуть в дверях.
– Николя! – Бельская с взволнованной улыбкой поднялась к нему навстречу.
– Mon cher ami[24], – Николай на ходу раскрыл объятия и заключил в них Лизу быстрее, чем она успела сообразить, что подобное поведение совершенно недопустимо.
Но радость от встречи пересилила все прочие доводы.
Она позволила Николаю обнять её, а после – поцеловать по очереди обе руки.
– Дайте же взглянуть на вас. – Она отстранилась, но стоило ей повнимательнее рассмотреть старшего наследника Юсуповых, как Бельская ощутила неуютную тревогу. – Мой друг, вы так бледны. Вы не заболели?
– Непростые дни выдались, – без подробностей ответил он, а затем заявил: – А вы ещё прекраснее, чем прежде, Елизавета Фёдоровна. Клянусь, что прятать вас от общества в Смольном – настоящее преступление. Вы без труда могли бы затмить первых красавиц Петербурга.
Николай и вправду показался ей несколько измождённым. Лиза приметила тёмные круги вокруг глаз и морщинки, которых прежде не было.
В остальном Николя остался таким же, каким она его запомнила: высоким, видным и глубоко аристократичным. С густыми бровями, тонкими усиками и яркими выразительными глазами. Он пошёл в мать своей любовью к искусству и стремлением к прекрасному. Одевался исключительно и безупречно всегда, но сегодня его сюртук и галстук кричали о том, что Николая они застали едва ли не в дверях.
Это не укрылось и от Феликса.
– Ты куда-то собрался? – коротко спросил он брата. Лизе померещилась тревога в этом простом вопросе.
– Прогуляюсь вечером, – не глядя на него, ответил Николай, после чего повернулся к Эскису.
Спутник Лизы успел встать с места. Вид у молодого врача был по-прежнему невозмутимый, вот только меж бровей пролегла уже знакомая ей хмурая морщинка. Что-то явно настораживало Алексея.
– Николя, позвольте вам представить моего друга Алексея Константиновича Эскиса. Он был женихом нашей покойной Татьяны, пусть земля ей будет пухом. – Лиза посторонилась.
– Николай Феликсович, рад знакомству. – Эскис коротко склонил голову. – Но мы, кажется, уже встречались прежде.
– Верно, – Николай нахмурил лоб, воскрешая в памяти знакомое лицо. – В Риме пару лет назад?
– Именно.
– Рад вас видеть. – Николай жестом пригласил гостей присаживаться, потому что Иван принёс поднос с чаем и угощениями. – Жаль только, что мы встретились из-за столь печальной причины. Я краем уха услышал вашу беседу. Мы все действительно скорбим по Оленьке. – Николай повернулся к Алексею и, приложив руку к сердцу, произнёс: – Позвольте выразить и вам наши соболезнования, Алексей Константинович. Смерть Танюши – также невосполнимая утрата для нас всех, – после чего он обратился к младшему брату: – Матушка чувствует себя намного лучше. Я только от неё.
– Хорошо, – Феликс кивнул.
Эскис едва заметно поджал губы, наблюдая за братьями. Вероятно, ему не понравилось это чересчур фамильярное «Танюша». Или же то, что о смерти девушек Юсуповы говорили вот так вскользь, будто они и вправду ничего для них не значили. Даже покойная кузина.
Иван тем временем закончил разливать чай по изящным фарфоровым чашкам с узором из золотых роз и расставил на столе вазочки с конфетами и печеньем. Одну из этих вазочек – ту, в которой лежали вишни в шоколаде, Николай придвинул поближе к Лизе.
Бельская с благодарностью улыбнулась ему. Ей стало приятно, что он помнил о её маленькой страсти к шоколадным конфетам с ликёром, которых в Смольном, по обыкновению, не водилось.
– Вы не забыли, Николя? – Бельская почувствовала, что краснеет.
– Что вы любите «пьяную вишню»? – Он с улыбкой взял Лизу за руку и кротко поцеловал её пальцы. – Как я мог забыть? Вы совершенно очаровательны в ваших дамских слабостях, Елизавета Фёдоровна.
Эскис коротко кашлянул в сторону и сделал глоток чая, чтобы прочистить горло.
– Как всё-таки чудесно, что вы нас снова посетили, – повторил Феликс, который не сводил с них глаз. – Признаюсь, я и сам вспоминал минувшее лето в Архангельском много раз.
Лиза подумала, что это отличный повод повернуть разговор в нужном направлении и прояснить детали, которые могли связать Юсуповых с гибелью подруг, и мечтательно произнесла:
– О, вы правы, несомненно. – Бельская отправила в рот конфету и заметно оживилась: – А помните, как вы пригласили для нас фотографа?