Бельская запнулась, едва не упав. Алексей удержал её на ногах.
Она остановилась, развернувшись к нему лицом.
– Вы антимонархист, Алексей Константинович? – испуганным шёпотом спросила она, словно бы на безлюдном мосту посреди Невы их мог кто-то услышать.
Он вновь тонко улыбнулся.
– Уверяю вас, что не интересуюсь ничем подобным. И ни в каких подпольных организациях не состою. – От Лизы не укрылось, как сосредоточенно и осторожно он теперь подбирал слова, чтобы не напугать её снова. – Но я верю в то, что никто не бессмертен и не совершенен. Даже наиболее близкие к власти люди. Особенно они, пожалуй. Большие деньги опьяняют. Дарят обманчивое ощущение вседозволенности, с которым далеко не все способны справиться. Наша золотая молодёжь уж точно. Увы. – Алексей вздохнул глубоко и печально. Как человек, который отлично понимал то, о чём говорил. – Елизавета Фёдоровна, мне безмерно жаль, что втянул вас и сделал свидетельницей столь ужасной сцены сегодня. В очередной раз прошу вас меня простить.
Стоило ответить. Подобрать встречное утешение, хотя бы ради приличия. Но она не смогла.
Вероятно, переживание и вправду оказалось слишком глубоким для Лизы. Она вдруг потерялась в ощущениях. Кровь зашумела в ушах. Перед глазами поплыло. Всего секунду назад она глядела на Эскиса снизу вверх, боясь вдохнуть…
И вдруг обнаружила себя пылко целующей его губы.
Какой-то безумный, отчаянный порыв заставил её привстать на цыпочки и совершить столь неподобающее для благородной девицы действие – прильнуть к чужому мужчине в алчном поцелуе.
Смерть. Кровь. Страх. Осознание того, что она всё ещё может оказаться следующей в этой необъяснимой цепочке.
Сумерки богов.
Как точно сказано.
Даже самые сильные создания на земле, наделённые властью и богатством, уязвимы. Жизнь хрупка и скоротечна. А финал – неизбежно драматичен.
La fin tragique[32].
Когда Лиза наконец пришла в себя, Алексей мягко целовал её в щёку. Его тёплые объятия уютно укрывали девушку от пронизывающего ветра с Невы. Этот терпеливый, сдержанный мужчина, склонный к тонкой иронии и внимательным замечанием, действовал на неё умиротворяюще.
Он отстранился. Ласково убрал с её лица выбившуюся из причёски прядь. И негромко произнёс:
– Я всё смотрю на вас с самой первой нашей встречи тогда, на крещенском балу в Смольном, и задаюсь вопросом, как глаза могут быть такими сапфирово-синими? – Эскис нахмурился, будто ощутил боль после этих слов. В его мимике Лиза уловила отчётливую печаль. – Почему мы не познакомились с вами раньше, Елизавета Фёдоровна? Всё бы могло сложиться совсем иначе.
– Мы не можем этого знать, – она опустила взор. Сердце стучало гулко и часто. – Час поздний, Алексей Константинович. Проводите меня в институт, будьте добры. У меня и без того будут большие проблемы.
– Как пожелаете, но я бы хотел поговорить с вами о том, что происходит между нами, – он предложил ей локоть.
– Прошу вас, в другой раз. – Лиза в смущении взяла его под руку, и они пошли дальше гораздо быстрее. – С меня на сегодня хватит, полагаю. От переживаний голова болит нестерпимо. Иных событий и разговоров я не вынесу. Тем более столь личного характера.
Эскис не стал настаивать. Лишь когда они снова сели в экипаж, он напомнил:
– Примите капли на ночь. Они помогут вам справиться с тревогой и облегчат мигрень.
– Merci.
Более они не обмолвились ни словом до самого Смольного. Бельская тревожилась с каждой минутой всё сильнее. Она попросила остановить экипаж, не доезжая до монастыря. Эскису она велела не провожать её, но мужчина не послушался. Он порядочно отстал, но всё равно пошёл следом, чтобы убедиться, что она доберётся без происшествий.
Но едва Лиза оказалась под сенью садовых деревьев, как с ближайшей лавочки поднялась женская фигура и ринулась к ней.
– Слава тебе, Господи. – Ксения Тимофеевна на бегу перекрестилась.
Облик у неё был ужасный. Даже пугающий. Классная дама своей бледностью напоминала привидение, а при виде её заплаканных, красных глаз Лизе сделалось ужасно стыдно.
– Ксения Тимофе…
– Молчите, – шикнула на неё женщина.
Её растерянный, напуганный вид молниеносно сменился праведным гневом. Веленская схватила Лизу за запястье и потянула вглубь сада.
– Ступайте за мной, Елизавета Фёдоровна, и ни звука, – отчеканила женщина. – Иначе я клянусь, что отведу вас к княжне Ливен незамедлительно.
Бельская послушно заспешила за ней. На ходу она бросила короткий взгляд через плечо, но дорожка позади оказалась пуста.
– Не озирайтесь. Он уже ушёл, – отрезала Ксения Тимофеевна. А потом проворчала: – И правильно сделал.
Всё внутри похолодело.
– Вы всё не так поняли, – пролепетала Лиза едва слышно.
Веленская, которая продолжала тянуть девушку за собой вглубь сада, чтобы подойти к институту с другой стороны, язвительно фыркнула.
– Я всё поняла именно так, как надо, – произнесла она с тихой, шипящей интонацией. – Вы меня обманули. Вы солгали наиболее подлым образом, недостойным благородной ученицы Смольного.
– Я…
– Молчите, я сказала.
Они свернули к реке.
– Знаете, я ведь тоже была молода и по наивности своей совершала ошибки, о которых не желаю вспоминать. Лишь поэтому я не веду вас к Елене Александровне немедленно, – с гневным жаром продолжала отчитывать её Веленская. – Осмелюсь предположить, что переживания из-за смерти подруг заставили вас подумать, что вы найдёте утешение в объятиях этого человека, кем бы он ни был.
Бельская на миг зажмурилась, чтобы поблагодарить Господа за то, что Ксения Тимофеевна не узнала Эскиса издалека.
– Однако, – классная дама дёрнула девушку за руку, заставляя идти быстрее и одновременно наказывая её за обман, – напоминаю, что у всего есть последствия. Если ваш побег окажется достоянием общественности, вас исключат, а меня с позором выгонят на улицу. Обо мне вы не подумали, насколько я понимаю?
– Я…
– Ваша интрижка, какой бы она ни была, лишит вас золотого шифра и уничтожит вашу репутацию, – холодно продолжала классная дама. – И мою заодно. Лишь поэтому вы ещё не прошли в институт через парадную под конвоем. Я предлагаю вам всего один шанс, Елизавета Фёдоровна. Только из-за моей личной доброты и жалости к вам. И дам всего один совет: завершите этот ваш адюльтер незамедлительно.
– Ксения Тимофеевна…
Ком в горле не позволил продолжать. Лиза почувствовала, что плачет. От облегчения, стыда и страха одновременно.
– Окажись на моём месте Анна Степановна, вы бы уже с позором ехали домой. – Веленская вновь болезненно тряхнула девушку за руку.
Лиза стиснула зубы, понимая, что останется синяк, но покорно смолчала.
– Простите меня, Ксения Тимофеевна, – жалобно простонала девушка, не зная, чем вообще можно оправдаться.
Они прошли вдоль реки и оказались в саду Смольного института.
– Надеюсь, вы меня поняли, – не оглядываясь, отчеканила классная дама. – Впредь не рассчитывайте ни на мою помощь, ни тем более на доверие. Вы лишились его навсегда. А теперь умолкните и ни звука. Если мы встретим кого-то по пути, говорить буду я.
Бельская предусмотрительно промолчала.
Ксения Тимофеевна провела её краем сада к флигелю для слуг. Здесь кусты были гуще, а деревья – ниже. Тут и там встречались хозяйственные постройки, которые помогали незамеченными пройти по узким тропинкам к дверям служебного входа.
С Невы доносилось истошное хоровое кваканье лягушек. Им вторили ночные птицы. Ветер приносил запах тины и прелой речной травы. В иные дни живая летняя растительность пленяла своей красотой, но сегодня всё казалось Лизе невероятно жутким, доводя до предела её и без того настрадавшийся разум. Каждый шорох и каждый звук – всё вызывало тревогу. Поэтому девушка испытала облегчение, когда они наконец оказались внутри здания.
Бельская услышала грохот посуды в кухне и голоса кухарок, которые домывали тарелки после ужина и весело обсуждали чьи-то скорые именины.
Едва дверь хлопнула за ними, как в коридоре, будто из ниоткуда, возник сторож с фонарём.
– Ксения Тимофеевна? – старик близоруко сощурился, словно не поверил своим глазам.
Он попытался заглянуть ей за спину, чтобы понять, кого классная дама вела, но Веленская прошла мимо него уверенным пружинистым шагом.
– Наблюдали за тем, как на закате распускаются флоксы. И я снова забыла ключ от парадной в кабинете. – Веленская сердито пригрозила пальцем: – А у вас, как всегда, не заперто! Что прикажете делать, если кто-то чужой пройдёт в институт?
– Так ведь я же здесь, – старик виновато понурился.
– Толку от тебя! – рыкнула Ксения Тимофеевна так, что бедняга вздрогнул всем телом. Вероятно, она попросту срывала на нём всё то зло, какое не могла себе позволить излить на провинившуюся Бельскую. – Дверь запри, пока никто больше не заметил.
– Слушаю-с. – Сторож зазвенел связкой ключей и поковылял к двери.
Веленская наконец отпустила Лизу и пошла дальше уже более степенным шагом, каким по Смольному имели привычку передвигаться все классные дамы. Бельская старалась не отставать. На ходу она обтёрла заплаканные щёки рукавом, спешно пригладила волосы и попыталась придать себе более достойный вид.
Ей хотелось благодарить Ксению Тимофеевну и одновременно валяться у неё в ногах, вымаливая прощение. Но с этим стоило повременить. Сейчас эта милая, добродушная молодая женщина глядела на неё так, что у Лизы от этого взгляда горели уши.
Бельская в очередной раз порадовалась, что все отбыли в Мариинский смотреть оперу именно сегодня, а её новая комната находилась на первом этаже отдельно от дортуаров остальных смолянок.
Веленская проводила её до самой двери и чуть ли не втолкнула внутрь с единственным словом:
– Спать!
После чего Ксения Тимофеевна захлопнула дверь.
Её быстрые удаляющиеся шаги зазвучали эхом в опустевшем коридоре.