Возможно, подруги и знали. Но хранили её секрет. И поэтому тщательно берегли свои тайны от неё. За последнее Лиза не смела их более винить. Если Эскис прав и она действительно многого о себе не знает, то её тайны куда страшнее, чем любовная интрижка, потеря невинности или участие в политической игре.
– Как же к вам в руки попал мой дневник? – севшим голосом спросила она. – Вы так и не сказали, откуда он у вас.
Алексей со вздохом повертел в руках потёртую книжицу.
– Покойная Татьяна Александровна тоже имела привычку вести записи. Весьма короткие и сентиментальные, но достаточные, чтобы прояснить некоторые детали. – Эскис пересел обратно в кресло, будто внезапно с упоминанием погибшей невесты захотел увеличить расстояние между ними. – Во время поездки к Юсуповым прошлым летом подруги прочли ваш дневник, в котором встречались записи на французском чужим почерком с подписью Жаклин. Всё случилось в тот вечер, когда Ольга Николаевна взяла у тётки шампанское и ананас. Они подняли вас на смех. Особенно зло это делала Наталья Францевна, которая понимала, что вы, Елизавета Фёдоровна, оказались намного интереснее Николаю, чем она сама. А вы, в свою очередь, слишком привыкли ставить себя в рамки вашего воспитания, чтобы сделать с этим хоть что-то.
Отец резко развернулся к ним. На коже от волнения и гнева выступили отчётливые красные пятна. При виде его перекошенного негодованием лица Лиза вся съёжилась. Даже плечи опустила. Сжала в пальцах влажный платочек, который дал ей Эскис.
– Ты ничего мне не рассказывала об этом, когда возвратилась из поездки, – обвинительным тоном проговорил отец.
Но вместо девушки ответил Алексей. Всё так же невозмутимо и даже будто бы безразлично. Но Лиза уже отчётливо понимала, что это не так. Самообладание – сильная сторона Алексея Константиновича. Внутри он переживал не меньше, чем её отец. Иначе бы не пришёл сам, а отправил к ним полицию.
– На месте вашей дочери я бы тоже не стал вам ничего рассказывать, – Эскис откинулся на спинку кресла столь вальяжно, словно бы ни горячность Фёдора Бельского, ни его высокий пост нисколько его не пугали. – Добрейшая Елизавета Фёдоровна сорвалась из страха, что её репутацию разрушат собственные подруги, а отец выйдет из себя. Её вторая личность, Жаклин, попыталась спасти ситуацию. Она искала дневник с их совместными записями. Рылась в вещах подруг, но так и не нашла ничего, а потому убила девушек, чтобы устранить тех, кто мог её выдать.
– Молчать! – взревел отец так неожиданно, что Лиза резко отпрянула назад, вжавшись спиной в мягкую обивку дивана. – Какое право вы имеете высказывать подобные возмутительные обвинения в адрес моей дочери?! – Фёдор Бельский сделал шаг вперёд и резким движением указал на дверь: – Убирайтесь! Немедленно! – Его глаза налились кровью и опасно блестели в исступлении. – Убирайтесь! – закричал он ещё громче, брызжа слюной. – Иначе я выкину вас сам, переломав руки и ноги!
– Сядьте, Фёдор Павлович, – холодно отчеканил Алексей, не сводя с него взгляда. – Ваши угрозы меня нисколько не трогают. Поверьте, я и не такое слышал.
– Да я…
– Действительный тайный советник в должности прокурора по уголовным делам, которого одинаково боятся в Петербурге и Москве, – договорил за него Эскис. – Мне это известно. Но я здесь не из страха перед вами. А исключительно ради Елизаветы Фёдоровны. В противном случае её бы уже арестовали.
Девушка с ужасом воззрилась на отца, когда тот стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев, и сделал несколько шагов в сторону незваного гостя.
Но в последний момент что-то заставило его передумать. Однако в кресло он так и не сел, а возвратился к своему посту у окна. Вероятно, опасался, что их драма станет слышна всему двору.
Но неужели Эскис не солгал и приехал ради неё? Из одной лишь жалости? Или повинуясь иным соображениям? А быть может, он просто захотел посмотреть в глаза той, кто убила его невесту.
– Алексей Константинович, – услышала она свой слабый, севший голос, – как именно я отравила Оленьку и Танюшу?
Вопрос показался ей ненастоящим.
– В вещах Натальи нашли пустую бутылочку от лимонного ликёра. – Эскис заговорил медленно, внимательно наблюдая за реакцией Лизы. – Она была начисто вымыта, но внутри сохранилась вода. Разумеется, спиртные напитки запрещены в Смольном, поэтому Наталья Францевна во время допроса настойчиво утверждала, что она привезла её из дома и наливала в неё чистую воду для рисования. Однако доказательств тому нет. Вполне возможно, что, – он коротко кашлянул, – Жаклин добавила болиголов или иной растительный яд именно туда. Но Наталья по какой-то причине пить не стала. Отдала ликёр подругам. Ольга и Татьяна выпили его. Сладкий ликёр скрыл неприятный привкус. Наталья же испугалась, что отравила их случайно. Поэтому не призналась в том, что пронесла алкоголь в институт. А на вопросы пристава о том, ели или пили они что-то необычное, Елизавета Фёдоровна весьма уверенно отвечала, что ничего подобного не происходило.
– У вас нет доказательств, что яд добавила Лиза, – не оборачиваясь, перебил Бельский.
– Нет, – Алексей покачал головой. – И девушки вполне могли умышленно не поделиться ликёром с Елизаветой Фёдоровной. Однако же у нас нет доказательств того, что она этого не делала.
– Вы бредите! – фыркнул отец, нервно раскачиваясь с носка на пятку. – Вы ослеплены собственным горем и попросту ищете виноватого! Но ищете не там! Ваших обвинений недостаточно, чтобы призвать мою дочь к ответу за то, что она, скорее всего, не совершала!
Но Лиза не обратила на последнюю сказанную в сердцах реплику никакого внимания. Её занимало совсем другое:
– Алексей Константинович, вы так и не объяснили, как именно к вам попал мой дневник.
Эскис опустил глаза на старую книжицу у себя на коленях. Этот предмет знал слишком многое для бездушной стопки подшитой бумаги.
– Он хранился у Татьяны Александровны, – после некоторых размышлений ответил мужчина. – Она отвезла его в родительский дом после визита к Юсуповым и позабыла о нём, посчитав глупостью и отражением вашей мечтательной души. – В его интонациях отчётливо звучала печаль, а уголки губ опустились, добавив лицу жёсткости и скорби. – Я наткнулся на него случайно, когда ездил навещать родителей Татьяны в их имении. Они позволили мне побыть в её комнате и взять что-нибудь на память. Тогда я и увидел ваш дневник среди прочих книг на полке. Он лежал рядом с дневниками самой Татьяны Александровны.
Лиза всегда считала себя умной, рациональной молодой особой, умеющей контролировать не только поведение, но и эмоции. Теперь же она осознала, насколько сильно заблуждалась на сей счёт.
Волнение сменилось липким страхом. Страх смешался с отрицанием и принял форму осознания. Принятия истины, которую невозможно игнорировать. А следом пришло чувство опустошённости.
– И вы поняли, что Жаклин – это я? – Лиза ощутила слабость во всём теле. Она разлилась от макушки и до кончиков пальцев. Не осталось сил даже на то, чтобы посмотреть Алексею в глаза.
– Поэтому следов не нашли. – Эскис медленно кивнул, а затем произнёс с ощутимой досадой в голосе: – Елизавета Фёдоровна, я надеялся, что ошибаюсь. Что все мои наблюдения не более чем плод фантазии человека, ищущего виновных, как сказал ваш отец. Но ваш дневник и отдельные улики указывают на вас. – Он понурил голову и медленно пригладил волосы, будто вовсе не желал продолжать. – Это Жаклин завела часы в вашей комнате. Она пользовалась старыми вещами мадам Арно, включая те ботинки и прочее. Она же устраивала обыски. Искала дневник, который мог выдать её. Поэтому никто не мог понять, как убийца проник в Смольный. Никто попросту не входил. Вы всегда были в институте. Вы в нём выросли и знали каждый коридор и каждого человека. И действовали совершенно бессознательно.
Он умолк. Поднял взгляд на Бельскую в ожидании её реакции.
Но накатившая апатия оказалась непреодолимой. Лиза слушала Алексея будто через препятствие, вроде подушки или перины. Его слова доносились откуда-то издалека.
Фёдор Бельский, который понял далеко не всё из того, о чём они говорили, наконец смог немного взять себя в руки. Он дышал по-прежнему тяжело, но более не кричал и не порывался расправиться с непрошеным обвинителем. А ещё, кажется, весьма глубоко сожалел о том, что разоткровенничался в самом начале разговора.
– Вы блефовали. У вас нет прямых доказательств, – уверенно сказал он, сложив ладони вместе. – Всё это лишь ваши домыслы, ничем не подкреплённые, кроме этого дневника. И то нет никаких свидетельств, что это не подделка. Наталья могла отравить девушек, а после вымыла бутылку. Это объясняет, почему она не пострадала. Но Наталья не подозревала о том, что любовник задушит её, чтобы их отношения не раскрылись и не погубили его самого.
– В вас проснулся прокурор, как я погляжу. Тогда вы должны понимать, что медицинское освидетельствование подтвердит, что Елизавета Фёдоровна нездорова, а современная дактилоскопическая экспертиза наверняка докажет наличие отпечатков её пальцев на большинстве вещей, включая те самые ботинки, – спокойно ответил Эскис.
Отец возмущённо фыркнул.
– Она жила в институте, вполне очевидно, что её отпечатки могут оказаться там на чём угодно, – упрямо парировал отец. – Особенно на попавших в её комнату вещах. Так что старые французские ботинки ещё ни на что не указывают.
– Я не говорил, что они французские.
Повисла пауза.
Пару мгновений Фёдор Бельский и Алексей Эскис просто прожигали друг друга взглядами.
Лиза первой осознала, что происходит.
– Папенька, – она часто заморгала, – это вы сделали? Вы были тем человеком сверху, который замял ход дела под благовидным предлогом, что столь громкое происшествие отрицательно скажется на репутации института вплоть до его возможного закрытия? Вы догадались, что за всем могла стоять я! Значит, это вы надавили на её светлость?!
– Не говори глупостей, – холодно отрезал отец. – И не слушай этого проходимца.