Хранитель коротко указал рукой на двоих стражей, те поклонились и вышли, прихватив охнувшего и затихшего таора. Танцовщицы остановились, певицы смолкли, увидев, что их услуги, очевидно, больше никому не нужны.
Крид погладил руку избитой девушки и спросил ее негромко, есть ли в крепости лекарь. Та кивнула, смущенно пообещала усердно лечить спину. И сама предложила проводить доброго энэи к тем девушкам, которых держат отдельно.
Скоро лодка ушла к Гоотро. Теперь в самых неудобных для гребли местах — возле кресла газура — сидели по левому борту Роул и Парси, по правому — Крид и Уло. В крепости на острове Поути осталось четверо стражей; Олуо собрал занявших их места неумех у кромки причала и долго объяснял, что веслами следует работать вдвое реже прочих гребцов, чтобы не устать и не помешать лодке. Парси виновато развел руками — дескать, постараются. Зато теперь им будет не тесно сидеть, да и вид открывается превосходный.
Газур забился в кресло и, нахохлившись, держал отцовский жезл и недоверчиво его рассматривал. Танцовщицы отца — Яоол их смутно помнил — за минувшие годы изменились пугающе сильно. Сколько им теперь? Да никак не более тридцати… Газур обернулся, глянул на бледные усталые лица. Боу обещал оставить всех в лечебнице храма, где с ними будут говорить сирены, чтобы страшное прошлое стало действительно прошлым, не возвращалось во снах, не мешало жить. А кто станет утешать газура? Кто объяснит случившееся? Неужели отец готов был повторить преступление древнего повелителя, погубить детей моря? И зачем газуру власть бога, когда и без того Древо принадлежит ему…
— Он был уже стар и стремился всего лишь обрести здоровье, — мягко сказал Боу. — Так случается. Никто не говорил ему о богине и черной стороне обряда, поверьте мне.
— Поёшь, мед подмешиваешь, — усмехнулся газур.
— Нет, я не люблю использовать голос, — рассмеялся хранитель. — Можно подумать, мы без него плохо понимаем друг друга, повелитель. Я ценю ясность мыслей. Мне доводилось видеть вашего отца, я лекарь и могу с уверенностью сказать, что его в последние годы донимали сильные боли. Он порой отчаивался и все же обращался в храм за лечением. Очень слабое сердце и плохие сосуды. Печень на два пальца выступала от должного положения. Его великолепие иногда терял сознание. Переживал за вас, детей, слишком молодых и неопытных для игр двора. Не хотел, чтобы молодая жена осталась одна. Полагаю, вас наказали и оставили на берегу из осторожности. Нельзя безоглядно доверяться случаю, даже ради здоровья и власти. Оолог вас очень любил. И жезл он оставил на Поути для вас.
— Поговорив с вами, я совершенно не желаю возвращаться во дворец. — Голос газура теперь звучал куда спокойнее. — Там никто не читает мои мысли, не дает ответов на невысказанные вопросы.
— У вас есть Онэи.
— Да, конечно. Скоро доберемся и мне станет лучше, — посветлел лицом Яоол. — Идем потише или мне кажется?
— Недостает четырех гребцов, но добавился ваш ларец, и ветер против нас. Однако к ночи доберемся.
Риоми возвращение из Дэлькоста не принесло радости. Крид и его друзья вовсю проказничали, нарушали правила и даже дрались с его великолепием — невиданное дело! Совсем невозможным казалось и то, что глупости обошлись без последствий. Теперь ее братишка Роул гуляет с газуром, не кланяясь. И Онэи с ними! А самая капризная из сиринов усердно учится. Мама сказала:
— Пора быть взрослой, на старших детях моря лежит большая ответственность.
Возразить невозможно. Риоми и без того уже припомнили лодку, рассыпавшуюся в щепы, кракена на набережной и даже дельфинов, которые вопреки любым уговорам прыгают в заливе, прямо напротив жилища сирина.
Девушка смирилась и стала учиться. Действительно, у отца осложнения, острова лихорадит, а тут еще и она со своими нелепыми детскими капризами. Четыре сирина — удручающе мало. Они дежурят, слушая океан по шесть часов, и устают все сильнее. Роо — старая женщина и тоже вынуждена работать без сна. Того и гляди это доведет ее до лечебницы… Уговаривать себя оказалось легко, серьезных причин для серьезности нашлось огромное количество. Увы, именно на фоне сине-черной грозовой тучи бед особенно остро хотелось повидать солнышко — Крида, всегда веселого и неизменно уверенного в том, что гроза не опасна. А еще он готов заслонить, спасти, успокоить, рассмешить.
День ото дня мама выглядела все более тревожной. Наконец прибыла ее подруга, тетушка Авэи. Без жезла. Риоми заметила это, и по ее спине поползли мурашки. Да что творится на Древе? Мама выслушала вопрос и кратко пересказала записи древних книг. Мол, богиня умирает, и это может дать страшную власть Гоозу. Жезлы использовать нельзя, в них — зло. Больше Элиис сказать ничего не успела. У отца собрались ближние сирены и два сирина, высокий совет. Риоми осталась упражняться одна. С рассвета девушка вызывала волны и меняла их форму и скорость для разных лодок, а потом привыкала слушать море, отмечая в нем все чужое, ощупывая волнами, рассматривая глазами дельфинов и птиц… С непривычки было тяжело. От приступа головной боли спасла доброта Тэии. Маленькая жена стража увела Риоми в уютные тихие покои, подала обед и сама присела рядом. Она тоже переживает. Но держится, потому что в итоге все будет хорошо. Уло обещал, а он никогда не обманывает. Крид тоже так говорил. Обменявшись обещаниями своих обожаемых драчунов, девушки чуть успокоились. Вдвоем ведь успокоиться проще, чем в одиночку.
Риоми почитала наставления мамы Элиис, созданные ею для сиринов по распоряжению араави, и усмехнулась. Хорошо бы отец мог распорядиться еще и насчет появления читателей, то есть собственно молодых сиринов. Но их пока нет.
Солнце уже зевало и взбивало розовые подушки предзакатного тумана, когда Риоми решила посидеть в саду, устроившись с мамиными записями на лужайке возле главного здания храма. Здесь, в широком круге стен, самое безопасное место Древа. Боу выстроил безупречную защиту.
Полностью закрыть доступ в храм невозможно, ведь он существует не ради войн или спасения горстки избранных, а для служения богине. День за днем к ней приходят люди и попадают во внешний храм. Точнее, в его ограниченную часть — основные залы, где на стенах изображены владения Сиирэл, глубины океана. Там служат стражи и жрецы нижней ветви, когда нет праздников. Служители нижней ветви посещают внешний предел — залы и коридоры, недоступные гостям храма. Попасть из внутреннего предела во внешний можно, если есть разрешение на выход. Некоторые ценные для храма служители остаются в кольце стен всю жизнь. Это жены аоори, их дети, семьи сирен. А еще служители, допущенные в закрытое храмовое хранилище книг. Сейчас дело обстоит именно так. Прежде было проще, но мирные времена давно закончились.
Войти во внутренний предел без приглашения невозможно. Новый человек должен миновать стражей, переговорить с одним из хранителей, выслушать пение сирены, именуемое «умирение». Много всего, Риоми даже не знает полных правил получения доступа. Она всегда жила внутри и имела право выйти к людям и к морю, как любой сирин.
Риоми несколько лет провела в скальных лабиринтах, закрытом городе под внутренним храмом, который охраняют особые стражи. Если отец станет беспокоиться всерьез, придется снова привыкать к коридорам с факелами и сырости нижних ярусов.
Пока Риоми предоставляют относительную свободу. Покои расположены в закрытом крыле, но есть право бывать в саду, даже гулять по берегу. Там сирину ничто не угрожает, море рядом. Чтобы снизить риск, она должна заранее сообщить обо всех перемещениях, если затронуты берег или внешний предел. Затем следует получить разрешение и взять подобающее сопровождение. Но даже с сопровождением запрещено выходить за внешний круг стен.
Чтобы попасть в залы молитв, надо спуститься на основной уровень башни, обязательно поставив в известность сирену, неотлучно дежурящую у выхода, и взяв двоих стражей сопровождения. Затем придется миновать дорогу тишины: из внутреннего предела в зал ведут каменные коридоры с тяжелыми сводами и стенами непомерной толщины. В них голоса сирен убивают быстро и страшно: особая форма тоннелей создана большими мастерами по образцу самых опасных коридоров Ловушки Эха.
Отец сказал, что послезавтра Риоми лишат и этого права — бывать во внешнем пределе, — на островах затевается что-то дурное. Жаль. Так хотелось бы, чтобы Древо жило мирно!
При посещении залов молитв угрозы нет никакой. Стражи на входе учитывают каждого, следят, чтобы число вошедших всегда совпадало с числом покинувших храм. За людьми внутри приглядывают с верхних галерей. К тому же морской пирс закрыт пятый день, войти в храм можно, лишь миновав узкий мостик. Там тоже стражи, а еще сирена, и они проверяют каждого.
Риоми вздохнула и собралась покинуть сад. Скоро ужин, мама вернется и будет сердиться. Ее станут искать, поднимут стражей, учинят переполох.
У дверей покоев матери сидела знакомая сирена из охраны храма, ждала Риоми. Девушка была совсем маленького роста, даже ниже Тэии, но, как говорит Боу, с хорошим голосом. Правда, пребывание новой служительницы во внутреннем храме он пока ограничил садом и первым уровнем башни.
Ничего, девушка старается, и толк будет, второй хранитель ей благоволит. Риоми улыбнулась: еще бы, хорошенькая и молоденькая. Усердная, из достойной семьи. В прежней жизни, пока за ней не пришел храм, опознав голос, была знатной таори.
Девушка села рядом и переплела пальцы, неловко пряча испуг.
— Говорить нельзя, но и молчать… — робко начала она. — Простите, божественная, я нарушу закон. Так, мне кажется, будет верно. В городе произошло нападение на людей храма. Вы их знаете. Сирены проклятого Гооза подстерегли, все так дурно вышло…
— Кого? — холодея, прошептала Риоми.
— Пострадали десять человек, и от голоса, и от оружия. Хуже всего то, что двое тэльров при смерти, их сейчас смотрит лекарь во внешнем пределе, боится, до лечебницы их не донесут… Я побежала сюда, получила для вас разрешение на выход в зал молитв.