Но прежде тэльра бросили все друзья и знакомые. Роул приплыл от башни сирина со следующей лодкой, спросил, где мама Авэи.
— В лечебнице, она ранена, — виновато пояснил второй хранитель. — А вот с Юго все куда хуже, но жить будет.
Роул убежал, потемнев лицом.
Второй хранитель не сел за общий стол, хотя его звали. Стоял и смотрел в пол, молча напрашиваясь на наказание. Он виноват во всем произошедшем: допустил похищение божественной Риоми, не рассмотрел предательства сирены Фиэ из рода Тоози, не обратил внимания на то, что вместо голубоглазой во внутренний храм вернули «куклу», отпустил в город стражей… И его оставили, как недостойного больших дел, охранять храм, пока иные исправляли ошибки и платили за них — кто кровью, а кто и жизнью. Второй хранитель с ужасом и болью встретил у причала лодки, доставившие жертв ночного штурма. Цена его наивности, выплаченная стражами в заброшенной крепости сирина, оказалась ужасающе высока. Но наказание, к сожалению, не последовало: разве это кара — принимать больных, обрабатывать раны, снова и снова прибегать к дару меда, умаляя чужое страдание, но никак не свою вину…
Араави не позволил себе гнева, покидая храм. Сказал лишь:
— Так надо, твое место здесь. Хоть один сильный голос должен беречь обитель, а ты еще и прекрасный лекарь.
Хранитель додумал прочие слова, несказанные, но, как ему казалось, неизбежные: «Ты наворотил непоправимое, ты недостоин права на бой». Араави оказался прав: во внутренний предел пытались прорваться две опытные сирены, их поддерживал отряд воинов, околдованных медом звучания. Второй хранитель управился с бедой, в коридорах тишины сами стены помогают. Так разве это что-то меняет?
Араави сидит сухой и бледный, истративший силы владыка выглядит сегодня очень старым и больным. Элиис рядом — тоже плоха. Да и учителя Боу, едва вздохнувшего и сделавшего первые шаги к выздоровлению от прежних ран, качает от усталости и истощения дара. А виновник бед здоров и бодр. Преступник.
— Все свои косточки обглодал за ночь? — хмуро бросил араави.
— Разве этим людей вернуть? — вздохнул хранитель. — Меня казнят здесь или отдадут дворцу для выбора меры искупления?
— Владыке и газуру больше заняться нечем, как пороть мальчишку! А ну, немедленно возвращайся в лечебницу и занимайся делом, — приказал Эраи. — И не надейся, наказывать тебя никто не станет. Вот разве что разрешу помогать Пэи чистить берег. Может, с ним поговоришь, пойдет кому-то из вас на пользу… Иди.
Хранитель вздохнул, с надеждой покосился на газура — вдруг хоть тот накажет — и нехотя ушел. Боу извинился и встал, заспешил следом, не оглянувшись на Крида. Парси — еще один «предатель» — выяснил, что его Кристина тоже при лечебнице, ухаживает за владычицей Авэи, и покинул собрание, забыв попрощаться. Тилл задумчиво поглядела на морииля, и тогда Крид впервые насторожился, ощутив угрозу, скрытую в сочувственном взгляде хранительницы.
Крид из последних сил работал хвостом. Поверхность приближалась все медленнее, и он стал подгребать руками. Тотчас услышал насмешливое замечание Тилл: «Так не плавают, а тонут!»
И застонал: где же все эти предатели? Говорили: «Мы с тобой», — и бросили без раздумий в самый трудный момент. Оставили один на один с кораблекрушительницей, столь же безжалостной, сколь неутомимой. Он тогда не знал, как все обернется. Теперь вот поумнел. За ужином Тилл посочувствовала своему мориилю в последний раз и принялась изводить его непосильными нагрузками.
Принц охнул, согнулся, перед глазами поплыли темные круги: надо же, опять! Оказывается, хвост способен уставать до онемения, и тогда все мышцы сводит судорога, закручивая тело в спираль наподобие ракушки. Сегодня он сам добрался до того места, откуда видно поверхность. Все прошлые дни усталость губила сознание куда раньше, на большой глубине. К кораблю своего слабосильного морииля позорно тащили стражи, а сзади плыла наглая хранительница и вслух обсуждала неудачи очередного дня изнурительных занятий.
Когда Крида бросили друзья, Тилл сообщила, что по крайней мере седмицу надо уделить тренировкам. Морииль беззаботно кивнул. Тогда он не знал, с кем связывается. Хладнокровная и жестокая, не знающая жалости и не способная, по-видимому, уставать хранительница. Да и во сне эта ужасная русалка не нуждается. Ох, надо было отказаться. От нее бы и дракон сбежал, едва приметив издали. Но Крид сбежать не успел… И прочие не увернулись. За ужином Тилл рассказала араави и газуру, что дракон проснется, зарычит и рванется вверх, вздымая кольцевую Волну огромной силы. Сирины должны сразу погасить возмущение вод, иначе погибнет или часть Древа, или северный берег — всюду не успеть. Надо расположить лодки с сиринами вокруг ожидаемого места подъема Риильшо.
Яоол выслушал пояснения хранительницы и кивнул. Его сиятельность поступил точно так же. Все — предатели и мучители! И собственный хвост с ними в одном заговоре. Семь дней без воздуха и света, без отдыха и сытости…
Крид прикрыл глаза и попытался расслабиться. Ох, чуть лучше, глаза снова способны видеть — и вот он, закат на волнах. Где закат, там верх, там воздух и ужин, а еще удобная для ног палуба. У борта ждет Риоми, она не предала и не бросила.
Щурясь и скаля сведенные болью зубы, Крид смотрел вверх. Пока он мог различить лишь шесть складок на челе сине-розового океана, промятые шестью боевыми кораблями Древа. Сирины на палубе слушают глубины, они тоже учатся новому делу. Замечают приближение стражей и слабосильного морииля и, условно считая их «Риильшо», направляют маленький флот к месту всплытия, где пять лодок образуют ровный круг. Шестой корабль, гордость газура, его обожаемый «Смертоносный спрут», замирает в середине круга.
Судорога, пыточных дел мастерица, задумчиво вынула крюк из пучка жил возле поясницы. Боль поослабла: надо полагать, скоро найдется следующее орудие пытки. Пока оно не использовано, Крид собрался с последними силами и поплыл сам, увернувшись от рук заботливого Шотти. Еще один неутомимый. Весь день на ногах… то есть на хвосте… или как они говорят? А, неважно. Куда более обидно то, что страж по-прежнему бодр.
Крид зашипел от злости и прибавил шаг… Нет, невыносимо думать земными мерками! Гребок? Тоже глупо…
Поверхность приближалась. Ветерок верхних течений шевельнул волосы и погладил кожу. Теплый, живой, родной. Пахнет воздухом покинутого верхнего мира. Тэльр рванулся, не жалея себя, выпрыгнул из воды по высокой дуге, свернулся в тугую пружину, делая полный оборот, и встал на палубу. Ногами уперся в горячие доски, вот удовольствие!
Увы, Крид сразу упал, охнув от боли. Этот крюк судорога подобрала ловко, и был он покрупнее прежнего: нога подогнулась, жесткая палуба приласкала плечо и щеку со всего маху.
Рядом легко и без звука встала Тилл, стражи дружно нагрузили своим весом доски.
— Есщо дышишь? — насмешливо предположила наглая мучительница. Она прекрасно обходилась без акцента, когда не желала злить и задирать. — Ах, тыи смотришь на меня так, бут-то яа дракон! Но старая слабая Тилл куда безопаснее.
— Понятно, почему твой папа обрадовался, отсылая дочку подальше от родных гротов, — возмутилась Риоми, присев на палубу возле Крида и растирая больную ногу. — Наместник спасал «нароот» от вымирания. Пока одного-двух до разрыва сердца не загонишь — не уймешься, из-за таких злыдней люди и слагают про русалок страшные истории. Посмотри на него! С Гоотро мы уходили, имея на борту человека, а теперь от моего Крида один профиль остался. Ты не хранительница, а людоедка!
— Тем лучше, — сообщила Тилл без намека на обиду. — Спрячется за листком сарга, дракон его не заметит… А если серьезно говорить, то у морииля и правда дар. Он быстро принимает и копит опыт. Я довольна, даже устала, он теперь вполне научился плавать. И с клинками рииш неплох. Корми его, но скорее, мне еще петь, а я зеваю. Не плачь, сирин, завтра мы гоняем морииля в последний раз. Хотя… плачь, Риильшо уже проснулся. Два дня — и мы поймем, где его ждать. Он двигается. Скажи капитану, что снимаемся и ночью идем к северо-северо-востоку.
Крид нехотя оторвал щеку от теплых досок. Хорошее место, тут бы и заснуть. Но не дадут. Риоми старается, сочувствует и переживает, она одна жалеет своего Крида. Заботливая… Араави не хотел отпускать дочь, но Сказка настояла на своем.
«Надо ползти. Нет уж, вчера полз и позавчера — тоже, — зло отчитал себя Крид. — Надо вставать и идти!» Левая нога думала иначе, но сегодня ее удалось с третьей попытки убедить в том, что мнение морииля — решающее.
Стол — Крид сморщился от огорчения — поставили на кормовой надстройке. Девять ступеней!
— Низких, — ехидно шепнула Тилл, без усилия читая мысли по выражению лица.
Крид кое-как дотащился до ковров и рухнул, с интересом изучая тарелку. Точнее, огромную плоскую ракушку с переливчато-зеленым нарядным перламутром, удивительно красивую. Таких счастливому газуру надарили сотен семь. Их доставили с недоступных людям глубин. Наместник Толли долго объяснял, что это, в общем-то, не ракушки, а пластины панциря какого-то животного, имя которого наверху имеет так же мало смысла, как и его описание. Все равно люди тех зверей никогда не увидят! Зато пластины — оценили сразу. Правильные круги с загнутыми кромочками невысоких боковых стенок, полупрозрачные, зеленоватые днем и светящиеся в темноте золотисто-перламутровыми искрами.
Тэльр присмотрелся к содержимому тарелки с новым вниманием и подозрением. Пожал плечами: не понять даже, что или кто намешан, то ли в прошлой жизни он рос как мох, то ли плавал, работая хвостом… Пахнет месиво морем, как вся стряпня русалок. На вкус чуть горчит от мытья в соленой воде и, увы, неизменно оказывается пресным. Принц в первые дни подозревал, что изнурительные тренировки выдуманы только затем, чтобы он вечерами безропотно ел все, что дадут. И побольше! Кормили его, горемычного, — в строгом соответствии с рекомендациями Тилл. Пожилой русал целыми днями трудился на «кухне», устроенной на плотике у борта. Добывали пищу три молоденьких помощника, безмерно гордые своей ролью в грядущей победе морииля над драконом. Когда нет еще и шестнадцати, мысли о неудачах и поражениях в голову не забредают даже случайно…