– Тебе придется выйти, – велит Ньяша, когда они доходят до машины, потому что ты просто сидишь и смотришь. – Вместе с детьми.
Май Така бешено вращает глазами. Когда ты выходишь из машины и в нее садится служанка, в салоне поднимается запах, как от загноившейся раны.
Ньяша возвращается поднять из кустов рубашку, которую уронила Май Така. Долгие секунды она стоит неподвижно, потом нагибается, а распрямившись, сминает рубашку в ком.
– Я не знала, – шепчет Ньяша, вернувшись к машине. – Май Така, я не знала. Мне нужно было прислушаться к своему шестому чувству, которое возникло, когда я у тебя спрашивала.
Май Така прижимает к груди ком рубашки и плачет.
Май Така отказывается лечь в кровать Анесу и на диван в гостиной. Ньяша придвигает ей стул между стеной и кухонным столом. Май Така падает на него. Леон и Ньяша обсуждают, что делать со служанкой, которой нужен врач, и с рубашкой, которую нужно сжечь.
– Он убьет ее, – заявляет Ньяша. – Я выясняла. Врачи здесь больше помалкивают, но если открывают рот, то рассказывают, что бывает, не по одному разу зашивают больных. А когда видят их в следующий раз, то уже вскрывают.
Май Така открывает глаза и спрашивает:
– Май Анесу, где мой ребенок?
– В гараже, – отвечает Ньяша. – Я положила плод в ведро вместе с рубашкой, в которую ты его завернула.
Май Така пытается встать. Опираясь сначала на стол, затем на раковину, она полуползет-полуидет к гаражу.
– Леон, пошли, – зовет Ньяша. – Отвезем ее в больницу.
Ты остаешься с детьми, расстроенными тем, что пришлось увидеть. Однако, как только вы остаетесь одни, Панаше вскарабкивается тебе на колени. Анесу просматривает в своей комнате полку с книгами, а потом вы сидите в комнате Панаше, и племянница читает «Die kleine Raupe Nimmersatt». Тщетно пытаясь оттеснить в глубину сознания задержку с отъездом из дома кузины, ты не обращаешь внимания на незнакомый язык.
Когда Ньяша и Леон возвращаются с Май Такой, дети уже спят. Выйдя на кухню, ты первым делом сообщаешь, что исчезла рубашка. Май Таку, которая нетвердо держится на ногах, ведут к стулу. Ее глаза то закрываются, то открываются, в них очень много белого. Когда она садится, Леон еще раз уезжает – в аптеку. По дороге они останавливались несколько раз, но не нашли ни одной аптеки, где были бы все необходимые лекарства.
– Что-нибудь поешь, Май Така? – Ньяша, пытаясь успокоить, берет служанку за руку.
Глаза у Май Таки закрыты. Ее трясет.
– Чаю. И чего-нибудь, немножко. Каши. Угали. Осталось много подливки. Тебе нужно поесть, из-за лекарств, хотя бы чуть-чуть.
Они вернулись из больницы Париренятва со списком госпиталей благотворительных миссий в радиусе ста километров, предлагающих неотложную, недорогую и качественную помощь. Но твои родственники благодаря Леону имеют медицинскую страховку, а служанка нет. Кузина сидит на полу в прихожей у телефона и звонит в первый госпиталь из списка. За городом телефон работает плохо. Она все набирает один и тот же номер.
Леон возвращается через три четверти часа с сильными антибиотиками и антидепрессантами.
– Надо ехать в Сент-Эндрю, – говорит Ньяша, возвращаясь на кухню. – Если успеем до четырех, ее примут и все сделают сегодня.
– Далековато, – чешет в затылке Леон. – Я схожу к Мэтью, по-соседски. Может, он одолжит на бензин.
Ты отводишь Ньяшу в сторону с предложением, что позвонишь Трейси, пусть она тебя заберет. К твоему отъезду Ньяша уговорила Май Таку прилечь в кровать Анесу, сказав той, что сегодня она будет спать с братом. Леону не удалось занять денег у соседа, и он пытается связаться с немецкими коллегами.
Часть 3Успех
Глава 15
По дороге к новому дому ты вспоминаешь, что из-за всей суматохи с Май Такой и Сайленсом забыла толком поблагодарить кузину за проведенное у нее время. Ты собиралась в машине, когда вы уже будете ехать, потому что поспешная благодарность может легко взлететь к завистливым духам, дав им время погубить твое счастье. Решив позвонить Ньяше, как только устроишься, чтобы она успела уладить дела Май Таки, ты обещаешь себе потратить часть первой зарплаты на подарок кузине в знак благодарности. Рассудив так, ты можешь свободнее трепаться с Трейси.
На Авондейл-Уэст, недалеко от пекарни «Средиземноморье», Трейси сворачивает во двор. Вдоль дороги, ведущей на участок в четверть акра, полукругом расположены пять-шесть ворот. Участки когда-то были большой фермой; ее раскроили несколько десятков лет назад, когда распространились новости о солнечной Родезии, которую, привлекая недовольных жизнью европейцев из северной части мира, называли «страной Бога». Бывшая усадьба, расположенная в центре полукруга, осталась самой большой и солидной постройкой, по обе стороны раскинулся участок. Участки поменьше обрамляют дорогу.
Две недели тому назад, когда Трейси впервые привезла тебя сюда посмотреть новый дом, ты понадеялась, что поселишься именно в усадьбе. Однако, когда «Паджеро» остановился посреди двора перед самым маленьким строением, подавить разочарование оказалось не слишком трудно. Тебя утешил недавно отремонтированный, аккуратный домик, очень неплохие условия проживания вселили надежду: из зарплаты вычитается скромная сумма плюс возможность в течение пяти лет обменять договор аренды на договор купли-продажи. Горя желанием уехать от Ньяши, а также с учетом того обстоятельства, что твои сбережения, оставшиеся от работы в рекламном агентстве и самую малость дополненные за месяцы преподавания в школе, стремятся к нулю, ты быстро все подписала.
Сегодня еще больше, чем две недели назад, ты хочешь снова начать зарабатывать на жизнь. Ужасная история с Май Такой, невозможность положить ее в больницу, даже несмотря на участие белого двоюродного зятя, вселяя страх, напомнили о деревенском происхождении, которое может настигнуть и в городе.
Трейси выключает мотор. Дистанционное управление не работает: нет электричества. Садовник открывает ворота. Машина едет к большому бунгало, за которым расположены помещения для прислуги. Дома выкрашены в пыльно-персиковый цвет, который светится по-закатному тепло, а низом идет коричневая полоса, чтобы не были видны брызги грязи. Ты киваешь, довольно улыбаясь. Ты уже видишь, как работа проложит тебе дорогу отсюда до самого Борроудейла.
Вкопанный в землю спринклер разбрызгивает радугу, за ним цветущий палисадник и овощная грядка – будто выставочные образцы министерства сельского хозяйства. Ты видишь только намек на историю, ничего неприятного: дорожка, ведущая к дому, вымощена старыми булыжниками. Когда вы с Трейси несколько обвыкаетесь друг с другом, она рассказывает тебе, как наняла приятеля-художника, оформлявшего рекламное агентство, чтобы он состарил новые камни. Садовник закрывает ворота и по стойке смирно становится возле «Паджеро».
– Как поживаете, мадам? – здоровается он.
Его комбинезон чистый и аккуратный, хоть и не новый, резиновые сапоги сверху блестят, правда, подошвы грязные. Раздвигая губы в улыбке, он выдвигает подбородок. Глаза у него сверкают.
– Помни, Тамбу, ты в полной безопасности, – говорит Трейси, когда вы выходите из машины.
Она уже лучше произносит твое имя, как будто с момента вашей встречи на выходных все время тренировалась.
– Через нее никто не перелезет! – хвастает Трейси, указывая на заднюю стену из красного кирпича. – Я велела положить на метр выше стандартной высоты, так надежнее. Бессмысленно предоставлять воле случая то, что можешь сделать сам. А тупик перекрыт шлагбаумом, возле которого по ночам дежурят. Сбросились все владельцы. Никто к тебе даже не подойдет, ничего такого не будет. Значит, не понадобится собственный ночной страж. Альфред может спокойно спать, кроме тех ночей, когда дежурит у шлагбаума.
Экономка, жена садовника, появляется из-под шпалеры, увитой виноградной лозой. Поскольку в тот день, когда ты приезжала, у обоих был выходной, они видят тебя в первый раз. Пристально посмотрев на тебя несколько секунд, сторож прикладывает руку к сердцу. Его жена приседает и после обмена рукопожатиями хлопает в ладоши.
– Откуда вы, Май? – вежливо интересуешься ты, когда супруги вытаскивают твои пожитки. – Вы Май – как?
– МаТабита. Я с реки Саве. Но я вышла замуж. За человека издалека, Фири, из Малави.
– ВаФири, как поживаете? – здороваешься ты с садовником.
Расслабившись, как и он, ты поднимаешь руки в беззвучном хлопке. Хорошо, когда есть кто-то родом не из Хараре, а поближе. Ты перебрасываешься парой слов с экономкой о реке, которую она упомянула, так как четверть века назад провела там несколько дней каникул с Бабамукуру и его семьей.
– Они уже служили тут, когда я покупала, – говорит Трейси. – Так проще. Как будто они хозяева, а ты со стороны. Очень удобно для работающей женщины.
Ты еще раз отгоняешь обиду и зависть к разнообразным преимуществам Трейси, таким, как зарплата в рекламном агентстве, во много раз выше твоей, поскольку она была менеджером по рекламе, а ты всего-навсего составителем текстов, хотя образование у вас одинаковое и получили вы его в одних и тех же заведениях – сначала в женском колледже Святого Сердца, а потом в университете Хараре. Ты примиряешься с вашим общим школьным прошлым и напоминаешь себе, что у Трейси стаж на год больше, так как ты в старших классах оставалась на второй год, да и со второй попытки получила лишь средние оценки, в то время как она отличилась сразу. Улыбка, как и у Ба- и МаТабит, еще глубже врезается в лицо. Как и они, ты не можешь позволить себе какое бы то ни было неудовольствие. Ты обязана быть счастлива тем, что имеешь, да и насколько это лучше прежнего. Долгий путь из хостела завершен. У тебя есть договор на чудесное бунгало, которое через пять лет станет твоей собственностью. Чего еще желать? Трейси пропускает вперед Ба- и МаТабит и, остановившись под виноградом, который тянется до заднего входа, с восхищением смотрит на сверкающий бассейн в северной части.