– Это лучший кусок.
Мы смотрим друг другу в глаза.
– Ты сегодня какая-то другая, – произносит он, плавно выкидывая в сторону руку.
– Наверно, потому что мы снова с тобой вдвоем в нашем доме.
Он награждается еще одним поцелуем. Быстрое прикосновение губ, и контакт прерван.
– Милая? Что-нибудь слышно от того частного детектива?
Вопрос как будто задан ни с того ни с сего. Он нарушает гармонию романтического вечера. С другой стороны, Томас всегда старался опекать меня. Он знает, как сильно я расстроилась, когда со мной по электронной почте связался частный детектив, которого наняла семья Респондента № 5.
Уже не первый раз он интересуется, давал ли этот сыщик снова о себе знать.
– Нет. С тех пор как я ответила, что не намерена никому показывать свои записи о ней, нарушая конфиденциальность, он больше не объявлялся.
– Правильно, – одобрительно кивает Томас. – Истории болезни пациентов священны.
– Спасибо.
Я отметаю неприятное воспоминание; программа сегодняшнего вечера и без того сложная.
Пора нести на стол стеклянную подставку под торт.
Щедрой рукой я отрезаю Томасу толстый кусок.
Ребром вилки он прорезает густой пышный мусс. Подносит ко рту шоколадную сладость.
Закрывает глаза, смакуя десерт на языке.
– Ммм. Из «Доминика»?
– Нет, из «Патиссери».
– Вкуснотища. Жаль, что я уже объелся.
Пауза.
– Завтра в тренажерном зале сожжешь лишние калории.
Томас кивает, кладет в рот еще кусочек торта.
– А ты что не ешь?
– Ем.
Торт тает во рту. Никто не узнает, что он был куплен не в специальной пекарне. Равно как никто не распознает вкус двух штучек фундука, которые растерли и смешали с тестом.
Тарелка Томаса пуста. Он откидывается на спинку стула.
Но здесь ему неудобно.
– Пойдем, – предлагаю я, протягивая мужу руку.
Веду его к маленькому диванчику в библиотеке, подаю бокал c португальским портвейном. Это уютное местечко: рояль, газовый камин. Взгляд Томаса скользит по комнате, вспыхивая при виде подлинников кисти Уайета и Сарджента, падает на причудливую бронзовую скульптуру мотоцикла и наконец останавливается на фотографии в серебряной рамке, на которой запечатлена я в подростковом возрасте. Снимок сделан на нашем участке в Коннектикуте. Я – верхом на гнедой кобыле Фолли, из-под шлема выбиваются мои рыжие волосы. Рядом с этим фото под углом стоит другое – одна из наших свадебных фотографий.
На Томасе смокинг, купленный специально для свадьбы, поскольку со времени школьного выпускного бала смокинги он не носил. Платье невесты – с кружевным лифом и юбкой из тюлевой ткани – сшито на заказ: свадьба была назначена вскоре после помолвки, и отцу пришлось просить одного из бизнес-партнеров воспользоваться знакомством в модном доме Веры Вонг.
Отец не одобрил глубокий вырез на спине, доходивший почти до поясницы, но менять что-либо было поздно. Было принято компромиссное решение: на церемонии венчания в церкви св. Луки, которую до сих пор посещают мои родители, вырез прикрывал шлейф длинной фаты.
На фотографии по бокам от нас стоят наши родители. Семья Томаса, проживающая в небольшом городке близ Сан-Хосе, прилетела на свадьбу за два дня до бракосочетания. До этого я встречалась с ними только один раз. Томас, исполняя свой сыновний долг, раз в неделю непременно звонил матери и отцу, но он не был особенно близок ни с ними, ни со своим старшим братом Кевином, который работал бригадиром на стройке.
Отец на снимке не улыбается.
Перед тем как сделать мне предложение, Томас отправился к моим родителям в Коннектикут, чтобы попросить у них моей руки. От меня он это скрыл. Томас умел хранить секреты.
Мой отец по достоинству оценил его стремление отдать дань традиции. Он хлопнул Томаса по спине, и они отпраздновали договор бренди и сигарами «Артуро Фуэнте». Однако на следующее утро отец попросил меня отобедать с ним.
Он задал всего один вопрос. Прямолинейно, как и приличествует его натуре. Озвучил его еще до того, как мы сделали заказ:
– Ты уверена?
– Да.
Любовь – эмоциональное состояние, но мои симптомы имели ярко выраженную физическую окраску. При одном только упоминании имени Томаса мои губы раздвигались в улыбке; мне казалось, что я не хожу, а летаю; и даже температура тела, которая с детства у меня постоянно была 35,7º, гораздо ниже нормальной, повысилась на целый градус.
Мелодия сменилась, зазвучала песня «Сегодня вечером» в исполнении Джона Ледженда.
– Потанцуем?
Томас взглядом следит за тем, как кардиган, соскользнув с моих плеч, опускается на диван. Поднимаясь на ноги, свободной рукой он потирает сзади шею.
Знакомый жест.
Выглядит он бледнее, чем обычно.
Наши тела, сливаясь в танце, образуют единое целое, как в день свадьбы. Словно мышцы навсегда запомнили, как это было тогда.
Песня кончается. Томас снимает очки и прижимает к вискам большой и указательный пальцы. Морщится.
– Тебе нехорошо?
Он кивает.
– Может, в торте были орехи?
Опасность ему не грозит. Его аллергия не представляет угрозы для жизни. Но ее может спровоцировать даже крошка фундука.
Единственный побочный эффект – жуткая головная боль, которую алкоголь только усугубляет.
– Вообще-то, я уточняла в кондитерской… – Мой голос постепенно затихает. – Пойду принесу воды.
Пять шагов в сторону кухни, где на столе все так же лежит его телефон.
Томас уже стоит ближе к лестнице.
И это важно. Он будет более склонен думать, что свои следующие действия он совершает по собственному почину, а не потому, что к этому его вынудили хитростью.
– Может, примешь «Тайленол»? Он в аптечке наверху…
– Спасибо, я мигом, – говорит Томас.
Его тяжелые шаги поднимаются по лестнице, потом звучат у меня над головой, направляясь к ванной.
Я заранее просчитала время с секундомером. Томас будет занят не более полутора минут. Надеюсь, мне этого хватит, чтобы выудить нужную информацию.
Стали бы вы читать SMS-сообщения, адресованные вашему супругу или партнеру? Это один из первых вопросов, что я задаю, собирая материал для проведения комплексного анализа морально-этических принципов.
В качестве пароля Томас обычно указывает месяц и день своего рождения.
Пароль остался прежним.
– Лидия? «Тайленола» в аптечке нет, – несется сверху его голос.
Я быстро подскакиваю к лестнице, но когда отвечаю ему, голос у меня ровный, спокойный.
– Посмотри получше. Я недавно покупала.
«Тайленол» в аптечке есть, только он заткнут за новой упаковкой крема для ухода за кожей. Одного беглого взгляда недостаточно, чтобы его найти.
Скрип половиц свидетельствует о том, что Томас возвращается в ванную.
Стакан воды для него налит. Я касаюсь зеленого значка на экране его телефона. Просматриваю сообщения и номера телефонов.
Фотокамера моего телефона наготове. Быстро, но методично я фотографирую длинный список последних звонков Томаса. В его сообщениях нет ничего примечательного, я оставляю их без внимания.
Прежде чем щелкнуть камерой, я старательно беру в фокус очередное изображение, чтобы каждая цифра читалась четко и ясно: нельзя жертвовать качеством ради скорости.
В доме тихо. Слишком тихо?
– Томас? Ты там жив?
– Да, – отзывается он.
Возможно, прикладывает на пульсовые зоны смоченные в холодной воде салфетки.
Я продолжаю фотографировать, засняв, наверно, тридцать пять телефонных звонков. Некоторые номера указаны в контактах под знакомыми именами: стоматолог Томаса, его партнер по сквошу, родители. Другие – в совокупности восемь позиций – мне неизвестны. Но все имеют коды различных районов Нью-Йорка.
Список удаленных номеров тоже фотографируется. Среди них есть еще один незнакомый телефон, с кодом 301.
Не составит труда определить, насколько невинны эти номера. Если по какому-то из них ответит мужчина или выяснится, что данный телефон принадлежит организации, звонок будет тотчас же прерван, а сам номер – вычеркнут из списка.
Если ответит женщина, звонок тоже будет немедленно прерван.
Но сам номер будет сохранен для дальнейшей проверки.
Телефон Томаса возвращен на прежнее место. Стакан воды я несу в библиотеку.
Он должен бы уже вернуться.
– Томас? – Он не откликается.
Я встречаю его на верхней площадке лестницы. Он как раз выходит из спальни.
– Нашел?
Вид у него теперь совсем больной. Ему потребуются три таблетки аспирина и длительный отдых в затемненной комнате.
Вечер придется спешно завершить.
В глазах Томаса угасла надежда на дальнейшее интимное сближение.
– Нет. – Видно, что он страдает.
– Сейчас найду.
В ванной он щурится от яркого света. Производится осмотр аптечки. Дорогой увлажняющий крем отодвинут в сторону.
– Вот он.
Спустившись вниз, Томас глотает три таблетки. Предлагаю ему отдохнуть на диване.
Он качает головой и морщится: движение отзывается болью.
– Пожалуй, я лучше пойду, – говорит он.
Я достаю из шкафа его пальто, протягиваю ему.
– Твой телефон, – он чуть не забыл его на кухонном столе.
Подавая Томасу телефон, я бросаю мимолетный взгляд на экран – удостоверяюсь, что он автоматически заблокировался.
Томас прячет телефон в пальто.
– Прости, что испортил вечер, – извиняется он.
– Завтра прямо с утра позвоню в кондитерскую. – Пауза. – Женщина, что меня обслуживала, должна знать про свою ошибку.
Завтра я позвоню по поводу ошибки. В этом я не солгала.
Только не тем, кому нужно, с точки зрения Томаса.
Глава 27
10 декабря, понедельник
В доме доктора Шилдс ничто не является для меня сюрпризом.
По понедельникам в утренние часы я часто прихожу в чужие дома делать макияж, и везде налицо признаки деятельности, которой хозяева были заняты в выходные: на журнальном столике – воскресный номер «Нью-Йорк таймс», на сушке у раковины – перевернутые бокалы для вина, у входа – детские бутсы и щитки.