Вы принадлежите мне.
Глава 41
17 декабря, понедельник
Я сижу за маленьким деревянным столиком рядом с витриной, в которой выставлены рождественские подарки. Покручивая манжету на стакане кофе из «Старбакса», я бросаю взгляд на дверь каждый раз, когда она распахивается.
Мы условились с Беном встретиться здесь в 17:30 – он сказал, что сегодня свободен только в это время. Бен задерживается уже на пятнадцать минут, и я боюсь, что он и вовсе не явится, поскольку голос у него был не очень обнадеживающий, когда я беседовала с ним по телефону.
Мне пришлось отменить визит к клиентке «БьютиБазз», которую я должна была обслужить во второй половине дня. Если б не отменила, не успела бы ко времени вернуться в район Верхнего Уэст-Сайда. Доктору Шилдс я не солгала относительно строгих правил компании: координатор, распределяющий заказы, предупредил, что я буду уволена, если у меня окажется еще один пропуск в этом месяце.
Я смотрю на телефон: вдруг Бен пытался связаться со мной. Но вижу только пропущенный вызов Томаса. За сегодняшний день он уже в пятый раз пытается дозвониться до меня, но я не намерена с ним общаться, пока не поговорю с Беном.
Дверь снова открывается. Меня обдает потоком морозного воздуха.
На этот раз входит Бен.
Глазами он сразу находит меня, хотя народу в кафе много.
Он идет ко мне, на ходу разматывая с шеи клетчатый шарф. Но пальто не снимает. Вместо приветствия он садится на стул напротив меня и осматривает зал, взглядом скользя по посетителям.
– У меня всего десять минут, – говорит он.
Внешне он такой же, каким я его помню: худой, прилизанный, с претензией на утонченность. Для меня это облегчение: хоть что-то постоянно в этом исследовательском проекте.
Я достаю список вопросов, который набросала минувшей ночью. После того, как я увидела присланное Томасом свадебное фото, заснуть мне не удавалось.
– В общем, – начинаю я. – Мм… как вы знаете, я одна из респондентов доктора Шилдс. И в последнее время происходят какие-то странные вещи.
Он просто смотрит на меня. От этого мне только труднее говорить.
– Вы ведь ее ассистент, так?
Бен складывает на груди руки.
– Уже нет. Мою должность сократили, когда проект был закрыт.
Я резко откидываюсь назад, чувствуя, как твердая деревянная спинка впивается мне в позвоночник.
– Как закрыли? – вскрикиваю я. – Я же принимаю участие в исследовании. Оно все еще проводится.
Бен хмурится.
– У меня другая информация.
– Но ведь только на днях вы искали телефоны бывших респондентов доктора Шилдс. Мне пришлось делать им макияж, – говорю я взахлеб.
Он смотрит на меня озадаченно.
– Вы это о чем?
Я пытаюсь собраться с мыслями, но голова идет кругом. За одним из соседних столиков пронзительным плачем заходится ребенок. Бариста включает гигантскую электрокофемолку, и та начинает греметь, пережевывая зерна. Мне нужна помощь Бена, но я не в состоянии сосредоточиться.
– Доктор Шилдс сказала, что вы перепутали местами цифры в телефоне одной из женщин, которые участвовали в прежнем исследовательском проекте, и в результате, когда я пошла к ней, оказалась не там где нужно. В квартире наркоманов, – тараторю я высоким срывающимся голосом. Женщина за соседним столиком поворачивается и смотрит на меня.
Бен наклоняется ко мне.
– Доктора Шилдс я уже несколько недель в глаза не видел, – говорит он, понизив голос. По его взгляду я не могу определить, поверил ли он хоть одному моему слову.
Я вспоминаю желтый блокнот со списком из пяти телефонных номеров. Они все были записаны аккуратным наклонным почерком доктора Шилдс.
Но ведь она сказала, что это Бен перепутал местами цифры в телефоне? Может быть, она имела в виду, что он допустил ошибку с самого начала, когда только собирал информацию для ее исследовательского проекта.
Но почему она освободила его от обязанностей ассистента, если до сих пор проводит исследования, работая с другими молодыми женщинами?
Бен демонстративно смотрит на часы.
Я пробегаю глазами свои вопросы. Но что в них толку, если Бен ничего не знает про этические эксперименты, к которым она меня привлекла?
– Вам вообще ничего не известно о том, чем она теперь занимается? – уточняю я.
Он качает головой.
Я холодею.
– Я подписал договор о неразглашении информации, – объясняет он. – Мне даже разговаривать с вами нельзя.
– Тогда почему вы пришли на встречу? – шепотом спрашиваю я.
Он убирает с рукава пальто налипшую пушинку. Снова обводит взглядом зал и отодвигается на стуле.
– Прошу вас! – Это вырывается как сдавленный вскрик.
– Найдите папку с вашим именем, – советует Бен, снова понизив голос, так что я едва различаю его слова, заглушаемые гомоном посетителей и криком ребенка.
Я таращусь на него.
– Что в ней?
– По ее указанию я собирал сведения обо всех респондентах. Но о вас она хотела знать больше. А потом забрала ваше досье из шкафа, где хранилась информация о других испытуемых.
Он поворачивается, собираясь уйти.
– Подождите! – окликаю я его. – Мне грозит опасность?
Бен медлит в нерешительности, стоя ко мне вполоборота. Потом на мгновение возвращается к столику.
– На это я не могу ответить, Джесс, – произносит он и уходит.
Во время наших первых сессий на столе доктора Шилдс лежала картонная папка. Что могло в ней быть?
После ухода Бена какое-то время я еще сижу за столиком, глядя в пространство перед собой. Потом наконец звоню Томасу.
Он отвечает после первого гудка.
– Ты почему не отвечала ни на мои звонки, ни на сообщения? Видела фото, что я прислал?
– Видела.
На другом конце линии где-то в глубине шумит вода, бряцает что-то металлическое.
– Я не могу сейчас говорить. – В его голосе слышится исступление. – У меня планы на ужин. Завтра утром позвоню. Ей ничего не говори, – снова предупреждает он и кладет трубку.
К тому времени, когда я покидаю кафе, на улице уже темно.
Дует холодный ветер. Нахохлившись, я иду домой, а сама пытаюсь представить содержимое досье доктора Шилдс. Многие врачи, принимая пациентов, делают записи. Вероятно, в той папке запротоколированы наши с ней беседы. Но почему Бен настаивает, чтобы я ее нашла?
Потом я осознаю, что давно уже не видела ту папку.
Я представляю, как она лежала на опрятном столе доктора Шилдс, ровно по центру, и пытаюсь вспомнить, что на ней было напечатано. К надписи я никогда не присматривалась, но теперь уверена, что там стояло мое имя: Фаррис, Джессика.
В отношении меня доктор Шилдс использовала только два обращения: на первых порах я была Респондент № 52, потом – Джессика.
Но Бен перед тем, как покинуть кафе, назвал меня Джесс.
Подойдя к своему дому, я замечаю, что дверь подъезда приоткрыта. Во мне подымается раздражение на беспечных соседей, не удосуживающихся плотно закрывать дверь, и на управдома, который никак не возьмет на себя труд устранить поломку.
Я поднимаюсь по лестнице, застеленной истершейся серой дорожкой, миную квартиру миссис Кляйн, которая живет прямо подо мной, этажом ниже. Нос мне щекочет аромат карри.
На входе в коридор я останавливаюсь. Под моей дверью что-то стоит.
Я подхожу ближе и вижу, что это простой бумажный пакет.
Поколебавшись, я поднимаю его с пола.
Пакет источает какой-то знакомый пряный запах, но я не могу его распознать.
В пакете куриный суп с вермишелью. Еще теплый.
Записки в пакете нет.
Но только один человек полагает, что мне нездоровится.
Глава 42
17 декабря, понедельник
Внезапный громкий шум предупреждает, что в доме кто-то есть.
Домработница по понедельникам не приходит.
В комнатах тишина и полумрак. Шум донесся слева.
Отдельный коттедж в Нью-Йорке имеет свои преимущества: отсутствие соседей, свой дворик, окна на все стороны.
Правда, есть и один существенный недостаток: нет консьержа, который охранял бы вход.
Снова громкое клацанье.
Знакомый звук. На шестиконфорочную плиту «Викинг» ставят кастрюлю.
Томас всегда гремит посудой, когда что-то готовит.
Он следует обычаю, что был заведен у нас по понедельникам, – тому самому, который был нарушен, когда он переехал.
Томас не сразу замечает меня в дверях кухни; наверно, музыка Вивальди, льющаяся из акустической системы «Сонос», заглушает шум моих передвижений.
Он рубит цуккини для блюда «паста примавера» – одного из нескольких в его арсенале. Знает, что оно – мое любимое.
На столе стоят два бумажных пакета из супермаркета, в ведерке со льдом – бутылка вина.
Я быстро произвожу в уме расчеты. Последний клиент Томаса уходит в 16:50. От его офиса до моего дома – 25 минут езды. Еще 20 минут – на магазин. Видать, на кухне он возится уже давно.
Сегодня вечером он не мог быть с вами, Джессика. Куда бы вы ни отправились, притворившись, будто спите дома, с моим мужем вы не встречались.
Мгновенно захлестнувшая меня волна облегчения вызывает слабость во всем теле.
– Томас!
Он стремительно поворачивается, держа перед собой нож, словно намерен защищаться.
Потом издает неестественно громкий сдавленный смешок.
– Лидия! Ты дома!
Только ли это его смутило?
Радость начинает угасать.
Тем не менее, я подхожу к нему, приветствую поцелуем.
– Занятие рано закончилось, – говорю я. И никаких других объяснений.
Порой не прямой вопрос, а молчание – наилучший способ получить информацию. Сотрудники полиции часто прибегают к этой тактике при допросе подозреваемых.
– Просто я… ну да, мы не договаривались, но я подумал, ты не станешь возражать, если я приду и удивлю тебя ужином, – с запинкой произносит Томас.
На этой неделе он уже второй раз является без предупреждения.
И нарушает негласную договоренность, которая возникла сама собой после его измены: с тех пор как Томас ушел от меня, он никогда не открывал дверь этого дома оставшимся у него ключом.