– Время пошло, – заявляет доктор Шилдс.
Я бросаю взгляд на Томаса, пытаясь понять по его лицу, что он намерен сказать, но его глаза зажмурены. И выглядит он ужасно – краше в гроб кладут. Может, его опять тошнит?
Мне и самой нехорошо, но мой мозг судорожно перебирает все возможные варианты и последствия.
Мы оба можем сказать правду: да, однажды мы переспали.
Мы можем оба солгать, придерживаясь оговоренного сценария.
Или я солгу, а Томас скажет правду: сдаст меня, чтобы заполучить уличающую запись из журнала учета посетителей.
Или Томас солжет, а я открою правду: свалю вину на него – скажу, что он меня домогался. И тогда доктор Шилдс выполнит свое обещание – отдаст мне видеозапись. Но кончится ли все на этом?
Нет, сознаю я. Здесь нет верного решения.
Доктор Шилдс потягивает вино, наблюдая за мной поверх бокала.
«Дилемма заключенного», думаю я. Именно такую модель она воссоздает – однажды я читала об этом статью, размещенную кем-то на «Фейсбуке». В ней описывалась распространенная тактика: двоих подозреваемых изолируют друг от друга, сажая в разные камеры, и, сделав каждому выгодное предложение, смотрят, станут ли они топить друг друга.
Доктор Шилдс ставит на стол бокал с вином, издающий хрустальный звон при соприкосновении с подставкой.
Значит, времени почти не осталось.
В памяти, наслаиваясь одна на другую, мелькают разные картины. Доктор Шилдс сидит одна за столиком на двоих во французском ресторане. Доктор Шилдс поглаживает голову стеклянного сокола. Я рыдаю в ее врачебном кабинете, чувствуя, как мои плечи окутывает теплая кашемировая шаль. Запись, сделанная ее каллиграфическим изящным почерком: Вы станете пионером в области исследования психологии личности.
Сегодня вечером я попыталась загнать ее в угол ее же методами. Она обыграла меня по всем статьям еще до того, как я открыла рот.
Но теперь вдруг я понимаю, что сражение еще не проиграно, потому как я наконец-то нащупала ее слабое место. Это Томас. Он – залог ее поражения.
Дыхание неглубокое, в голове поднимается шум.
Я должна просчитывать на несколько шагов вперед, как это всегда делает она. Что бы мы ни ответили, Томаса, я точно знаю, доктор Шилдс никогда не погубит; ей нужно найти способ свалить всю вину на меня. Вероятно, Эйприл она тоже обвинила во всех грехах: надо же было как-то найти оправдание, чтобы дать ей «Викодин».
Доктор Шилдс пристально наблюдает за мной с той самой минуты, когда я впервые пришла к ней на тестирование, но и я все это время наблюдаю за ней. И знаю о ней гораздо больше, чем мне самой казалось, – знаю все, от ее походки до содержимого ее холодильника. И самое главное – знаю, как она мыслит.
Но достаточно ли этого?
– Время вышло, – объявляет доктор Шилдс. – Томас, пожалуйста, пройдем со мной в столовую.
Я смотрю, как они вдвоем исчезают из виду, и снова начинаю перебирать в уме все варианты развития событий с точки зрения Томаса. Чем он рискует? Желтая пресса раздует скандальную историю о симпатичном психотерапевте, закрутившем роман с богатой, но психически неуравновешенной молодой женщиной, вследствие чего та покончила с собой. Его наверняка лишат лицензии на врачебную практику, а семья Восс, возможно, подаст на него в суд.
О Томасе мне тоже кое-что известно. Я вспоминаю все наши встречи – в музее, в баре, в моей квартире, в Ботаническом саду. И последнюю – в его врачебном кабинете.
И внезапно мне становится ясно: я точно знаю, что он ответит.
Не проходит и минуты, как доктор Шилдс возвращается – одна. По ее лицу не определить, что она услышала от Томаса, словно на ней надета маска.
Она опускается на краешек диванчика, на том конце, что ближе к моему стулу. Потом вытягивает руку и легонько касается моей голой ноги, виднеющейся между подолом платья и сапогами. Усилием воли я сохраняю неподвижность, хотя мне хочется отпрянуть.
– Джессика, вам есть что сказать об истинной природе ваших отношений с моим мужем?
Я открыто смотрю ей в лицо.
– Вы правы. Я была не до конца честна с вами. Мы с ним переспали. – Я боялась, что мой голос дрогнет, но он даже не сбился с ровного тона. Звучит уверенно: – Это было до того, как выяснилось, что он – ваш муж.
Что-то меняется в ее глазах. Голубизна радужной оболочки как будто потемнела. С минуту она сидит словно каменная. Потом чопорно кивает, словно получила подтверждение тому, что и так уже знает. Она встает, разглаживает на себе платье и делает несколько шагов в сторону столовой.
– Томас, подойди, пожалуйста, к нам, – окликает она мужа.
Он медленно входит в комнату.
– Повтори, пожалуйста, Джессике то, что ты сказал мне, – требует она.
Я сцепляю на коленях ладони и пытаюсь улыбнуться, но челюсти слишком крепко сжаты. И я все еще ощущаю на ноге прикосновение ее холодных пальцев.
Томас переводит на меня взгляд. В нем – обреченность.
– Я сказал, что между нами ничего не было, – уныло молвит он.
Солгал.
Значит, я угадала.
Сделал он это не ради себя, а чтобы выгородить меня. Пожертвовал возможностью заполучить страничку из журнала учета посетителей.
Доктор Шилдс помешана на принципах нравственности, не терпит лжи. Но Томас разбирается в нюансах этического выбора. Он солгал, жертвуя собой, – ради того, чтобы спасти меня. При всех его слабостях и недостатках, в существе своем он хороший человек. Возможно, поэтому она так отчаянно любит его.
Я физически ощущаю гнев доктора Шилдс. Он, как некая грозная сила, разбухает, заполняя всю комнату, сдавливает меня, не давая дышать.
На минуту в библиотеке повисает тягостная тишина, которую вскоре нарушает доктор Шилдс:
– Джессика, скажите, пожалуйста, что ответили вы?
Я проглатываю комок в горле.
– Я сказала, что мы однажды были вместе.
Томаса перекосило.
– Значит, один из вас лжет, – заключает доктор Шилдс, прижимая руки к груди. – И сдается мне, Томас, что лжешь ты, ведь Джессике такое ложное признание ничего не дает.
Я киваю: она права.
Ее следующий шаг покажет, оправдан ли был мой риск.
Доктор Шилдс подходит к роялю и постукивает по ноутбуку.
– Джессика, я с радостью отдам вам видеозапись. Но прежде вы должны вернуть то, что взяли.
Доктор Шилдс бросает взгляд на Томаса, и я мгновенно понимаю, что она имеет в виду. Она говорит не об ожерелье.
Доктор Шилдс воссоздает сцену с Джином Френчем, но только в своем извращенном стиле; используя мои же тайны, она стремится побольнее меня ужалить.
– Не могу, – отвечаю я. – Я не брала ваших драгоценностей, и вы это знаете.
– Джессика, вы меня разочаровали, – говорит она.
Томас заходит глубже в комнату. Встает ближе ко мне.
– Лидия, отпусти бедную девочку. Она сказала тебе правду; солгал я. Теперь это только между тобой и мной.
Доктор Шилдс с грустью качает головой.
– То ожерелье очень дорого мне, другого такого нет.
– Лидия, я уверен, что она его не брала, – говорит Томас.
Вот на что я делала ставку, решив сказать правду. Он должен воочию убедиться в непорядочности жены: я приняла ее правила игры, но она все равно намерена найти повод, чтобы меня погубить.
Доктор Шилдс одаривает меня ласковой улыбкой.
– Сейчас Рождество, так что я подожду до завтрашнего утра и тогда сообщу в полицию. – Она делает паузу. – А у вас будет время поговорить с родителями. В конце концов, узнав правду о Бекки, они поймут, зачем вам так отчаянно нужны были деньги. Из-за того, что вас мучает чувство вины.
Опустив голову в ладони, я чувствую, как у меня затряслись плечи. Эту же тактику доктор Шилдс применила к Эйприл, думаю я. Выведала у девушки ее секреты и пустила их в ход против нее, словно кинжалы. Ввергла Эйприл в состояние полнейшей безысходности, внушив ей, что она лишилась всего, что ей дорого. Что ей больше незачем жить. А потом дала таблетки.
Доктор Шилдс уверена, что она и у меня все отняла: работу, Ноа, свободу, семью.
Она дарит мне одну ночь одиночества, рассчитывая, что я последую тем же путем, что и Эйприл.
Я жду еще немного.
Потом поднимаю голову.
В комнате ничего не изменилось: доктор Шилдс стоит у рояля, Томас – за стулом напротив меня, на столе – блюдо с закусками.
Я обращаю взгляд на доктора Шилдс. Молвлю кротко:
– Хорошо. Я сейчас уйду. Только можно один вопрос?
Она кивает.
– Вправе ли психотерапевт предлагать пациенту «Викодин», не выписывая рецепта? Этично ли это?
Доктор Шилдс улыбается. Думает, что я имею в виду ту таблетку, которую она дала мне.
– Известны случаи, когда другу, переживавшему тяжелый период, предлагалась единичная доза, – отвечает она. – Разумеется, официально я никогда не одобрила бы это.
Я откидываюсь на спинку стула, скрещиваю ноги. Томас смотрит на меня озадаченно, – вероятно, недоумевает, с чего вдруг я стала такой спокойной.
– Да, только Респонденту № 5 вы дали куда больше одной таблетки. – Я смотрю ей в глаза. – Вы дали Эйприл смертельную дозу.
Томас резко втягивает в себя воздух. Он приближается ко мне еще на шаг – по-прежнему старается меня защитить.
Доктор Шилдс замирает; кажется, что она даже не дышит. Но я чувствую, что ее мозг вибрирует, сочиняя новую сказку, опровергающую мои обвинения.
Наконец она отходит от рояля и садится на стул напротив меня.
– Джессика, я понятия не имею, о чем вы говорите. Вы думаете, я выписала Эйприл «Викодин»?
– Вы – психотерапевт и вправе назначать лекарственные препараты, – с вызовом бросаю я.
– Не спорю. Но если бы я выписала ей рецепт, это было бы официально зарегистрировано. – Она разводит руками. – А записей таких нет.
– Я могу спросить у миссис Восс, – предупреждаю я.
– Спрашивайте, – невозмутимо отвечает доктор Шилдс.
– Я знаю, что это вы дали ей таблетки, – настаиваю я, понимая, что сдаю позиции: доктор Шилдс благополучно парирует любое мое заявление.