— Это что за скакун такой? — удивился Ахмыл, который даже приподнялся, чтобы разглядеть гостей получше, но получил подзатыльник и шлёпнулся обратно.
— Никакой это не скакун, — ответил Радим, — Это она дрекавака оседлала, такой скакун тебя перекусит пополам и не заметит.
Старуха проследовала к белым шатрам чародеев. Из одного шатра вышел человек, поклонился ей и махнул рукой берлакам, указывая, куда идти.
— Важная птица? — снова подал голос Ахмыл.
— Посмотрим, — ответил десятник.
Смотреть пришлось почти полную седмицу. Нечисти к этому времени в долину набилось как рыбы в бочку, в воздухе повис запах мертвечины, нечистот и псины от лагеря оборотней, которые теперь постоянно рыскали по окрестностям, похоже, всерьёз занявшись разведчиками из Хорони — к шатрам чародеев уже два раза притаскивали пленных порубежников. Что с ними делали, разглядеть не удавалось — их почти сразу уводили внутрь одного из шатров, но сомневаться не приходилось, что ничего хорошего дружинников не ждёт.
Разведчики скрипели зубами, но помочь пленным никак бы не смогли. Они и сами постоянно висели на волосок от гибели — день назад Искрен с двумя отроками выбрались на разведку и лишь чудом разминулись с дозором волкодлаков. Повезло, что ветер дул на воинов и твари прошли мимо, ничего не заметив, но даже без этого понятно было, что пора уходить. Ещё немного и нечисти станет столько, что никакая выучка не спасёт.
— Завтра уходим, — объявил десятник, собрав всех, кроме дозорных. — До Хорони четыре дня хода. Мы налегке, а им не так просто подняться да вперёд пойти, особенно упырям. Успеем добраться.
— А язык? — спросил Войко.
— Обойдёмся. Если ещё будем ждать, то и языка не достанем, и сами с жизнью простимся.
Но вышло по-другому. На следующее утро ещё затемно белые шатры свернули, а чародеи цепочкой потянулись к выходу из долины.
Десятник приказал быстро собираться и идти следом. Забрезжила призрачная возможность захватить пленного. Значит, нужно попытаться. От тех, кто мимо возможностей проходит, боги отворачиваются, а сейчас этого никак нельзя было допустить.
[1] Кривой — одноглазый.
Глава 7
Мимо волчьих дозоров они проскользнули незамеченными и встали на след.
Охраняли караван всё те же жуткие оборотни-берлаки, но даже без охраны нечего было и думать, чтобы устроить засаду — за прошедшую седмицу, чародеев набралось больше полутора десятков. Один раз рукой махнут и от десятка одни кровавые лужи останутся.
Десятник приказал держаться на расстоянии.
— А может, ну их? — Спросил Крив, когда они в очередной раз делали крюк, чтобы не столкнуться с вражеским дозором. — Утечём в Хоронь, а уже оттуда…
— Что «оттуда»? — передразнил его Радим. — Зачем они к крепости идут?
— Ну, знамо, подготовиться к подходу других… Может, стены порушить…
— Ты стены в Хорони видел? Их можно триста лет волшбой жечь, не прожжёшь.
— Так, а что им там делать тогда? — удивился парень.
— Что бы ни делали, ничего хорошего в крепости от этого не будет. Им нужно как-то границу к стенам придвинуть, а если такое случится, то никакой самосветный камень не спасёт.
Крив от такого ответа мало, что не окаменел.
— Это как же? — наконец, произнёс он. — Как это не спасёт?
— А так. Волотов меченых видал? Разобьют наш камень на мелкие кусочки и вся недолга. А потом и всю крепость по камешку разберут.
— Так, тем более надо быстрее в крепость бежать, пусть кованую рать вышлют, с чародеями, да затопчут всех этих… — Крив даже сплюнул, от избытка чувств.
Десятник тихо рассмеялся, ему вторил Радим, даже Цветава ухмыльнулась такому простодушию.
— Вот, ты к князю-воеводе и побежишь, — отсмеявшись, указал на Крива десятник. — А они тебе сразу поверят и сотню конницы отрядят, чтобы колдунов затоптать, которые уже две сотни лет и близко к крепости не подходили.
Крив только растерянно пыхтел и хлопал ресницами. О том, как поймать предателя он как-то не подумал.
— Наша единственная возможность, тихо умыкнуть одного, когда они у границы самосвета встанут. Ни берлаки ни дрекаваки туда не сунутся, чтобы не сгореть, а у людей, пусть и трижды чародеев, чутьё не то. Спеленаем, и только дай боги ноги. А с языком от нас уже не отмахнутся. Будет нам и кованая рать, и чародеи в подмогу. Смекаете?
— А сдюжим?
— Должны. Они тоже устают. Пусть дневной свет их не убивает, но точно изматывает, значит, они хотя бы немного, но будут измотаны к концу пути. А нам главное — не сплоховать.
— А может, и предателя сразу накрыть?
— А дальше что? Самим костьми в землю лечь?
Цветава слушала вполуха. Языка взять — это, конечно, правильно, но кроме всего прочего, у неё в Хорони ещё дело, да такое, о котором никто, кроме неё даже помыслить не может…
***
Три седмицы назад прибежал чумазый мальчишка и сунул в руку берестяной свёрточек, в котором писано было, куда прийти. У неё даже внутри всё похолодело, при виде белёсого листка, появление которого ничего хорошего не сулило, именно после одного из таких посланий на её лице и появились следы когтей.
Но отказаться или сделать вид, что не уразумела, не получилось бы ни за что, так что в нужный час она пришла к неприметному домику на самой окраине посада Вежи, а там её уже ждали.
— Здравствуй, Цветавушка, — поприветствовал её худой старик с обветренным жёстким лицом.
Твёрд вообще больше походил на разбойника, чем на чародея, и ничто в его облике или поведении не говорило о том, что перед тобой стоит один из сильнейших волхвов Великосветья.
— И тебе поздорову, отче — поклонилась Цветава.
— Ты, говорят, умница, из отроков раньше других вышла?
— Не раньше, отче. Кроме меня, ещё троих в дозор приняли.
— Значит, врут, — огорчённо покачал головой волхв. — Ну, расскажи старику, как живёшь. Нет ли трудностей? Всего ли хватает тебе?
— Спасибо, отче. Всего в достатке, — смиренно ответил Цветава.
— Ну, коли так, то давай поговорим, зачем я тебя позвал, — не стал долго тянуть Твёрд. — Садись, долго придётся рассказывать.
И разговор действительно затянулся надолго, и к концу его холодный комок в животе у Цветавы не только не исчез, а даже, наоборот, оброс шипами длиной в локоть.
— Значит, в Хорони сидит предатель? — уточнила она, когда волхв закончил рассказ.
— Всё верно уразумела, любушка. Сидит, да может и не один, и тебе душа моя ненаглядная его на чистую воду вывести надо.
— Да как же так, отче?! — она даже задохнулась от возмущения. — Видано ли, такое дело девке доверять?
— Ты на себя не наговаривай, — неожиданно рассмеялся Твёрд. — Скажешь тоже «девке». Ты ещё скажи, что у тебя сейчас дома опара сбегает из миски. Я тебе цену знаю, не прибедняйся. Кто того вурдалака живьём взял, живота своего не пожалев? Кто за Лесьяра старого так колдуна отходил, что он даже слова волшбы вымолвить не успел? Ты на себя, лебёдушка, не наговаривай.
— То другое, отче…
— Знаю, что другое. Потому вместе с Радимом пойдёшь. Он муж опытный, да и друг к другу привыкать не потребуется. Мне кроме вас надеяться не на кого.
— Да, как же так, отче? Целая крепость ведь воев бывалых, они и с нечистью, и лазутчиков ловили…
— А вот это уже не твоего девичьего ума дело, — нахмурился волхв. — Сказано, так выполняй безропотно. Не для себя стараемся…
— Прости, отче, — прошептала Цветава.
— Не за что тебе прощения просить. Впереди у тебя дорога опасная, только думаю, среди поганой нечисти сейчас проще пройти, чем по земле светлой.
— Отчего же так?
—Оттого что раньше зло на стены наши кидалось, а сейчас прямо у сердца гнёзда вьёт, да то не твоя забота. Ты с Радимом ещё переговори, он знает всё, что требуется. В крепости человек есть, ему сказано сыскать предателя, его разыщите и вместе за дело беритесь. Кроме него, да Радима никому доверять не вздумай.
— А как же его узнать, отче?
— Узнаешь, — отмахнулся волхв. — И, главное, не позабудь — как только узнаешь кто предатель, сразу беги из крепости. Куда, после узнаешь. Всё поняла?
— Да, как же…
— Отвечай!
— Всё поняла, отче.
— Вот и хорошо, ступай. Всё, что не досказал тебе, десятник растолкует.
Цветава вышла из избушки, ощущая, что по голове ей ударили кузнечным молотом.
Как можно вдвоём в чужой крепости поймать предателя?
Почему никому там верить нельзя?
У чьего это сердца зло своё логовище устроило?
От вопросов голова гудела будто рой пчелиный, и чем больше она думала, тем сильнее этот гул становился. Даже последующий разговор с Радимом мало что прояснил.
— Запомни главное, — велел воин, — моё дело — врага найти, а твоё — из крепости утечь так, чтобы никто следом не увязался. И не вздумай болтать с кем ни попадя, даже с десятником. Поняла?
Она только кивнула в ответ.
А кому разбалтывать? Подружек у неё давным-давно не осталось, а больше она ни с кем и не разговаривала. Но всё-таки странно, что поиски доверили ей. Вон, тот же Радим, воин опытный, уж сколько всего пережил вместе с десятником, и верен Твёрду, но в неведении остался. Такие размышления неизменно порождали глухую, безысходную тревогу, и тревожилась она до самого того дня, когда они ушли за стену.
***
Всё получилось. Как говорил десятник — перед самой светлой границей чародеи встали лагерем.
— Чего это они? — удивился Войко. — А ежели на них дозорные нарвутся?
— Значит, не нарвутся. Вон, как смело лагерь ставят.
Чародеи действительно располагались основательно и совершенно не озаботились маскировкой, будто и не боялись, ни света, ни воинов из крепости. Берлаки, заняли посты вокруг лагеря, и различить их можно было только потому, что разведчики заранее видели, где твари расположились.
— Опять ждём? — спросил Радим.
— Вечером попробуем захватить одного и сразу к крепости. Отсюда всего полдня хода, твари за нами не кинутся. Уйдём.
Но чародеи не стали ждать вечера. Та самая, древняя старуха, которую сопровождали оборотни, начала что-то чертить чуть в стороне от шатров, позже к ней присоединилось ещё несколько колдунов. Они трудились до самых сумерек, и то, что получилось, Цветаве совсем не понравилось. Она видела магические печати, и в крепости, и когда их чертили боевые чародеи прямо посреди битвы, чтобы пробить прореху в строе врагов или прикрыть соратников, но такого видеть не приходилось. После очередного штриха линии громадного рисунка дрогнули и налились тьмой. Чародеи вскинулись радостно, но старуха что-то злобно гаркнула и снова принялась выводить узоры на земле, остальные последовали её примеру. Старались они до тех пор, пока биение тьмы из дрожи не превратилось в ровную пульсацию.