Миновав первый зал, они очутились во втором, почти таком же большом и тут уж Твёрд невольно замедлил шаг, всё же не сумев сдержать удивления и ужаса. По всей окружности зала были расставлены уже давно знакомые статуи. Пусть не такие огромные и искусно сделанные, как те, что окружали храм Гнилых гор, но всё равно узнаваемые —массивные тела, покрытые чешуёй, уродливые суставчатые руки-щупальца, сплетающиеся то ли в крылья, то ли в огромные плавники, лица, слепленные из жуткого месива глаз, зубов и извивающихся щупалец-змей. Твёрд на своём веку перевидал множество тварей, от кривоногих упырей до редких южных пустынных олгоев — гигантских червей, способных проглотить целый караван, но, если бы его попросили описать хоть одного Безымянного бога, он бы не смог. Его ни на миг не покидало чувство, что все эти щупальца, зубы, когти, лишь тонкая оболочка, за которой скрывается что-то настолько ужасное, что при одной мысли об этом у него начинали дрожать колени. Статуи расположились у стен, а в центре зала пылало гигантское зеленоватое пламя, бросавшее мертвенные блики на статуи, отчего казалось, что глаза их злобно сверкают, а змеи-щупальца непрестанно извиваются.
— Удивлён? — Завид с ухмылкой смотрел на замершего волхва.
— Откуда это? — выдавил Твёрд, тщетно пытаясь оторваться от пляски бликов на боках статуй, будто боялся, что стоит лишь отвести взгляд, как статуи оживут и накинутся на него.
— Приезжие мастера сделали из смоляного камня[1].
— Это государь велел?
— Сам всё узнаешь, — Завид прекратил улыбаться и кивком указал на проход в следующий зал: — Пойдём. Нас Ждут.
После призрачного зелёного пламени свет обычных факелов показался необычайно ярким. Твёрду понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть, но Государя он разглядел почти сразу — тот сидел на высоком резном троне у дальней стены зала, небрежно опершись на подлокотник, а рядом с троном, в позах полной покорности замерли пять замотанных в чёрное фигур.
— Здравствуй, Твёрд Радимилович, — зычно поприветствовал его Государь. — Проходи, не стой в дверях, гость дорогой!
— И ты здравствуй, Государь мой, Чеслав Турович, — глубоко поклонился волхв, хотя уже отчётливо понял — ТО, что сидело сейчас на троне, не было ни Государем, ни человеком вообще. Сейчас губами правителя Великосветья говорило нечто, чему давно не было имени ни под какими небесами. От этого осознания он почувствовал, что губы начинают предательски трястись. Он был здесь один, совсем один, против этого жуткого первородного ужаса, которому даже названия подобрать никак не удавалось. Он понял, что сегодня сгинет в этой тьме, которую не способны разогнать ни свет факелов, ни колдовское зелёное пламя.
— Хорошо ли встретили тебя, не обидели ли? — ласково поинтересовался государь.
— Благодарю, Государь, — покорно ответил Твёрд. — Приняли меня ласково и уважительно, и тем обязан я твоей доброте. Благодарю, что принял и не прогнал.
Исподволь он разглядывал Государя — высокий, плечистый человек, некогда мощный и мускулистый, а теперь иссохший, будто мёртвая ветка, с потемневшей кожей, заострившимися чертами измождённого лица и слишком уж отросшей бородой. Чеслав Турович напоминал скорее смертельно больного, чем получившего благословение от богов. Одет он в расшитую золотом рубаху, такие же порты и мягкие сапоги, на поясе кинжал в богатых ножнах с чеканкой, на голове ни венца, ни короны, положенных, при официальных встречах. Рукава рубахи закатаны и видны чёрные росчерки и кляксы «татуировки».
— Что же ты такое говоришь, — делано изумился Государь. — Как это я могу прогнать тебя — главного моего советника?
— Приятны твои речи, Государь, — поклонился Твёрд, — да не достоин я таких похвал. Твои советники подле тебя сидят, а не как я, в глуши да безвестии .
— Скромность твоя похвальна, — покачал головой Чеслав, — да не к лицу она тебе. Все здесь знают могуществе волхва Твёрда, об уме твоём и смелости. Кто понаслышке, а кто и нет.
Он обернулся к чёрным фигурам, те подобострастно поклонились.
— Позволь спросить, Государь, — подал голос Твёрд.
— Спрашивай, — благодушно кивнул Чеслав.
— Для чего ты призвал меня из крепости? Я вижу, что советников у тебя с избытком, и по мирским делам, и по божьим…
— Чудится мне, не одобряешь ты дружбы моей с чужестранцами? — нахмурился правитель.
— Это не мне судить, Государь, — вкрадчиво ответил Твёрд. — Моё дело служить Великосветью, да волю твою исполнять.
— Волю, говоришь? — Чеслав на мгновение задумался, а уже мгновением позже лицо его просветлело. — Знаю! Вот тебе моя воля! Покажи-ка, могучий чародей, свою силу перед гостями заморскими.
— Прости, Государь, да сила чародейная не для потехи чужеземцев дана, — ответил волхв. — Только для защиты ею владеем, не для скоморошества.
— Значит, против воли государевой идёшь? — прищурился Чеслав.
— Государь!
Вперёд с неожиданной резвостью выскочил Завид.
— Не гневись на Твёрда Радиславича, Государь! — зачастил придворный волхв. — Прав он! Что же это за потеха такая, чтобы верных слуг стравливать? Дозволь, я ему объясню, обскажу всё!
— Дозволяю, — небрежно махнул рукой Чеслав. — Расскажи ему, что у нас тут творится, а мы все послушаем.
— Благодарю, Государь, — поклонился Завид и, обернувшись к Твёрду, произнёс: — Вижу я не по нраву тебе, и капище новое, и боги, которых Государь принял.
— Государю виднее, каким богам требы приносить, — глядя Завиду в глаза ответил Твёрд. — моё дело границы охранять, а не суды над правителем судить.
— Верно говоришь. А знаешь ли, каким богам тут поклоняются?
Твёрд подозревал, что он-то гораздо лучше Завида представляет, что это за боги и чего они хотят, но рассказывать об этом не торопился, не хватало ещё чтобы подумали, будто понимает он с чем столкнулся.
— Ходил я по разным землям, и по северным, и по южным, — покачав головой, ответил владыка Вежи, — но таких богов вижу впервые.
— А слыхал ли ты о Безымянных богах? — вкрадчиво поинтересовался Завид.
— Не слыхал, — мотнул головой волхв. — Что же это за боги такие, у которых и имени-то нет?
— Есть у них имена, да по воле чёрной и по глупости человечьей позабыли их.
— И чьи это козни? Неужели Тьма пустила корни в сердцах людских?
— Не Тьма, дорогой собрат, нет, не она. Светлые боги тут постарались. Они, да наши с тобой предшественники — те, кому подарили они волховскую силу.
— Светлые боги с Тьмой бьются…
— Не только с ней! В стародавние времена, когда не было Тьмы, древние боги царили на всех землях, на всех морях! Всё они видели, обо всём знали, но не заметили, как росла у самых их ног измена. Коварством и хитростью Светлые боги сбросили своих благодетелей в недра земные, сковали их нерушимой твердью и подарили людям свет. Но именно тогда, на беду людей и появилась впервые Тьма, а уж с ней предатели и изменники, объявившие себя богами и покровителями Светлой земли, ничего поделать не смогли.
Завид врал так вдохновенно и убедительно, что в какой-то миг Твёрд даже усомнился в собственной правоте. А вдруг, правда, это не измена зреет в тёмных подземельях, а избавление? А вдруг стоит лишь отречься от бессмысленной борьбы и наступит благо, которого не было сотни лет и сгинут без следа все вурдалаки да отродья? Только правда она всегда бывает лишь горькой да колючей, чтобы за пазухой её не утаить было, а эти речи приторной сладостью отдают, будто не волхв говорит, а купчина ушлый, который только и ждёт, чтобы простаку какую-нибудь пакость всучить.
— Выходит, если Светлые боги Тьму породили, так они с ней заодно? — осторожно спросил Твёрд.
— Если и не заодно, то точно уж не лучше, — вскинулся Завид. — От гордыни своей, от жадности до власти, обрекли на Светлые боги на вечную войну с Тьмой.
— И что же, не ужели избавление есть?
— Есть, брат мой! Есть!
В глазах Завида вспыхнул фанатичный огонь. Похоже, он действительно верил в то, о чём рассказывал. Выходит, никто ему не давал читать настоящих книг? А может давали, да он в них разглядел только то, что хотел увидеть?
— Надо вернуть Безымянных богов! — продолжил придворный волхв. — Надо вспомнить их имена! Надо снова приносить им требы, поить их кровью виновных, чтобы вернулись к ним силы, чтобы они поднялись во весь рост и изгнали, и Тьму, и Светлых богов! Тогда и жизнь наступит другая! Не будет больше ни Света, ни Тьмы, ни богатства, ни бедности, даже мужчин и женщин не будет!
— А что же нам останется? — Удивился Твёрд?
— Пустота, — от полноты чувств Завид припечатал кулаком ладонь. — Будут одна первородная Пустота да Блаженство!
— А как же роды людские? Как же города наши? Как же леса? Горы? Реки? Небо? Земля?
— Всё это создано лишь для радости Светлых богов, — отрубил Завид. — Всё должно быть отдано Безымянным богам на откуп! Виновны мы, что во всём этом взросли, но прощены будем, ежели всю скверну истинным владыкам отдадим.
— Вопросов у меня много, — задумчиво протянул Твёрд, краем глаза отметив, что Завидовы ученики довольно грамотно обходят его с трёх сторон.
— На слово мне не веришь? — понял его сомнения по-своему придворный волхв. — Знал я, что сомневаться будешь, поэтому и предлагал тебе уехать.
— А остальные, выходит, согласились?
— Те, кто умнее, согласились, а остальные… недолго им осталось. Решай, брат.
— Я хочу спросить, Государь, — повысив голос, произнёс Твёрд. — Позволишь ли?
— Говори, — отозвался с трона Чеслав.
— Как же так, скажи? Ты ведь поклялся народ свой хранить от всякого врага, а тут кто-то из-за моря пришедший собирается всё разрушить, и не только города да веси пожечь, нет! Весь род наш под корень пустить, пеплом обратить. Как же так, Государь?
— Видно старость разум твой затупила, — вдохнул Чеслав. — Слушал ты речь Завида, да видно не услышал ничего. Разве нет большей радости для всего рода людского, чем тьму опрокинуть? Разве нет большей почести для правителя, не деревню или город спасти, а весь народ свой, до последнего младенца, до последней никчёмной старухи в Блаженство ввести? Туда, где нет никаких болезней, никакого неравенства, ни жизни, ни смерти! Там всё всему равно! И самый малый и бессильный получает столько же, сколько и могучий!