Конечно же, он не рассказал государю о том, что уже не чаял увидеть того в здравом уме. А себе боялся признаться в том, что трясётся как заяц, навлёкши на себя гнев древних властелинов мира. Он робко уповал на заступничество богов Светлых, но и эта вера была хрупкой будто одуванчик — подует ветерок и разлетится.
Их нашли, когда солнце уже начало клониться к закату. Обычный дозор из трёх человек — ратники без жреца или волхва. Видно, отправили их сюда больше для порядка, чем для дела. Твёрд заслышал голоса гораздо раньше Государя и жестом приказал тому молчать, хоть они и так давным-давно прекратили все разговоры. Государь всё понял, отодвинулся подальше в тень и замер, а волхв продолжил прислушиваться.
— Где этот сарай? — сыто пробасил невидимый стражник, судя по тону — главный.
— Должен быть тут, — отозвался более молодой и взволнованный.
— Тут-тут, — проворчал третий. — Зачем мы вообще сюда пошли? Неужели душегубы, после того как чуть Государя не убили, будут в каком-то гнилом сарае отсиживаться? Я бы на их месте бежал во все лопатки или лучше бы лодку нанял.
— Ты, Антипка, больно умный, — перебил его обладатель баса. — Как вернёмся в детинец, буду ходатайствовать перед боярином, чтобы тебя главой над всей городской стражей поставили.
— Смейтесь – смейтесь, — проворчал невидимый Антипка,— только попомните мои слова: нет их тут, а баба эта набрехала в три короба. Вот уж ведьмин язык…
—Вот и сарай, — чуть ли не выкрикнул молодой.
— Это как же? — всполошился Антипка. — Прямо в крапиву лезть?
— Надо будет, и в нужник вниз головой прыгнешь, — с угрозой в голосе прорычал старшой. — Руби её саблей!
— Ещё чего! — заупрямился стражник. — А если там железка какая запрятана? Клинок зазубрю — ты же сам из жалования вычтешь. Разве не так?
— Так, не так, — передразнил бас. — Ладно, урюпа, стой на месте уже, а ты, молодой, лезь давай в сарай.
— Как же это? — возмутился было обладатель звонкого голоса.
— Лезь-лезь, Устах, — подбодрил Антипка. — У тебя бердыш, всю крапиву одним махом скосишь.
— Очень надо мне тут сенокос устраивать! — огрызнулся Устах. — Через тегиляй всё равно не ужалит.
— Ну вот и ладушки, — со смехом ответил Антипка и засмеялся, ему вторил бас старшого.
Устах досадливо крякнул и шипя, полез через крапиву — аккурат к пролому, через который протиснулись Чеслав с Твёрдом. Государь, заслышав приближение, заколебался, но потянул из ножен кинжал. Твёрд остановил его жестом и так же знаками приказал держаться поближе к нему.
Сквозь дыру в стене протиснулся совсем ещё молодой, безусый стражник, доспех на котором болтался, а бердыш, кажется, больше мешал ему, чем помогал. Он остановился у самого пролома заморгал, пытаясь привыкнуть к полумраку, встретился взглядом с волхвом и… остолбенел.
— Ну что там? — нетерпеливо крикнул Антипка.
— Устах, ты жив там? — всё ещё весело поинтересовался старшой.
— Проклятье! Тут собака дохлая! — не отрывая взгляда от волхва, крикнул стражник. — До чего же воняет!
— Больше никого? — уточнил старшой.
Устах в упор посмотрел на Государя и подтвердил:
— Пусто!
— Вылезай тогда, — разрешил бас.
Стражник немного деревянно развернулся к пролому и, снова ругаясь и кряхтя, полез через крапиву.
— Я же говорил, ничего там не будет, — не унимался Антипка, — а ты: «Саблей - саблей». Всыпать бы этой бабище хворостиной по гузну.
— Можно и не хворостиной, — задумчиво пробасил старшой. — Гузно-то у неё — что надо…
— Это верно, — легко согласился Антипка. — Можно и не хворостиной, лишь бы языком не молола.
— Ей крысы все кишки наружу повытаскивали уже, — тем временем рассказывал выбравшийся из зарослей Устах.
— Кому? Бабе?
— Какой бабе?! Я же говорю — собака там дохлая. Видно забралась щениться, да не разродилась или побил кто.
— Тьфу на тебя, молодой! Такой разговор испортил своими собачьими кишками. А я говорил…
— Ладно уже, — рявкнул старшой. — Заканчивайте базар, возвращаемся.
Они пошли прочь, всё так же вяло переругиваясь, а Твёрд, наконец, выдохнул и разомкнул сложенные в знак морока пальцы. Он в жизни не мог бы подумать, что такая простенькая волшба как отвод глаз, сможет отнять у него все силы.
— Ты в порядке, Твёрд Радимилович? — с тревогой в голосе спросил Чеслав.
— В порядке, Государь, — ответил волхв и провалился в темноту.
Очнулся он, когда уже начало темнеть. Пошевелился осторожно, пытаясь понять, что же стряслось. Ничего не вышло, сплошной провал.
— Слава богам Светлым, — подал голос Чеслав. — Я уж думал не очнёшься и придётся без тебя уходить.
— Рано мне ещё тебя бросать, Государь, — ответил волхв, морщась от боли в голове. — Видно, слишком много сил я потратил сегодня. Что стряслось?
— Без чувств ты упал, будто девка. А после кровь носом да горлом пошла. Честно скажу — испугался я за тебя да помочь ничем не мог, только набок перевернул, чтобы не захлебнулся.
— Благодарю, Государь, — откликнулся Твёрд, только сейчас поняв, отчего это в горло будто песка сыпанули.
— Идти сможешь? — с сомнением в голосе уточнил Чеслав.
Твёрд только молча кивнул и добавил:
— Попробуем сначала на подворье воеводы Радислава пройти. Там искать не догадаются.
— Нужно ли? — вновь засомневался Государь. — Сам же говорил, что Радислав заодно с изменниками.
— Не заодно, Государь, — покачал головой волхв. — не изменникам служил, о тебе пёкся. Это ведь он меня предупредил обо всём.
— Слышал я это уже. Ты ему сразу поверил?
— Нет, но выбор у нас невелик. Ежели сможем в его доме укрыться, так потом и утечём без труда.
— Ладно, волхв, твоя взяла, — обречённо махнул рукой Чеслав. — Пойдём к Радиславу.
На самом деле идти к Радиславу Твёрд не хотел, но, как и в случае с сараем, посчитал, что это более оправдано, нежели пробираться через весь город к дому Мала. К тому же надо проведать, как там Велимир с Некрасом. Удалось ли им уйти? Ведь наверняка и их спеленать пытались. Помог им воевода или самолично чёрным жрецам в руки отдал? Если так, то враги уже и про Мала знают, и об остальном. В своих людей Твёрд верил, да только опытный палач любому язык развяжет, хоть воину, хоть волхву.
Разумеется, о своих чаяниях он государю говорить не стал, и как начали сгущаться сумерки, они из сарая выбрались. На этот раз гораздо осторожнее себя вели, а то по пути сюда их, выходит, какая-то местная баба запросто заметила. Это если в Веже узнают, срама не оберёшься: наставника всех воинов да разведчиков баба обычная углядела.
Воевода жил в Верхнем городе, совсем недалеко от детинца. С одной стороны, это, конечно, опасно — лезть под самый нос врагу, который тебя ищет, но с другой — вряд ли кто-то подумает искать их так близко к государевым палатам, там за день уже по десятку раз всё перепроверили и перетрясли.
От гавани до Верхнего города путь неблизкий, тем более пробираться пришлось в темноте, хоронясь каждый раз, когда вдали мелькал огонь факела или фонаря. Один раз они нарвались на лиходеев — трое молодчиков подстерегали прохожих в переулке. Первый, мелкий и вертлявый, с пропитой рожей и перебитым носом ловко ткнул засапожным ножом в бок волхву. Твёрд в ответ особо разбираться, не стал — просто стукнул пальцем по лбу грабителя, попав в точку движения живы, тот захрипел, выпучил глаза и рухнул на колени, мигом позабыв и про грабёж, и вообще обо всём на свете, кроме огня, вспыхнувшего сейчас в его голове.
— Ах ты… — плечистый жирдяй замахнулся кистенём, но Чеслав перехватил руку и ударил кинжалом под сердце.
Третий лиходей не стал дожидаться, пока очередь дойдёт до него, и кинулся в темноту.
— Надо бы догнать, — отдуваясь, как после тяжёлой работы, произнёс Государь. — Разболтает, как кто-то ловко его подельников упокоил, тут-то и поймут изменники где мы. У них и среди татей [1]людей хватает.
— Сразу не разболтает, — ответил Твёрд. — А долго тут мы сидеть не будем. Ты, Государь, лучше с этого пузана одёжку возьми, да на себя накинь, а то золотое шитьё в глаза бросается.
Чеслав кивнул согласно и попросил:
— Государем меня пока не зови, а то мало ли кто услышит.
— И то верно, — согласился волхв.
Сам он тоже содрал потёртый плащ с неудачливого татя, да ещё забрал себе нож и мошну[2], в которой, впрочем, оказалось не так много денег. Конечно, засапожный нож — это не оружие, но тут не до жиру, тем более что посох пришлось оставить в сарае, хорошенько укрыв мусором. Конечно, чувствовал он себя так, будто лишился руки или ноги, но шататься по улицам с посохом — это в всё равно, что самому добровольно пойти сдаться жрецам.
Решив проблему с одеждой и разжившись деньгами второго лиходея, они осторожно двинулись дальше, стараясь не выходить на широкие улицы и держаться в тени. Твёрд даже уже начал думать, что у них получится, не привлекая внимания пробраться к Радиславу, когда, не доходя нескольких домов до нужного, услышал гул голосов, крики, лязг оружия, а главное — запах. Пахло кровью, железом и конским потом, как обычно пахнет от воинского отряда.
Подворье воеводы оказалось ярко освещено, по нему туда-сюда сновали стражники, а посреди двора замерла фигура в чёрной рясе, с надвинутым на лицо капюшоном. Домашних Радислава согнали в кучу во дворе, бабы тихонько выли, но голосить никто не пытался, и понятно почему — на земле, рядом с толпой в тёмной луже неподвижно лежало женское тело. Сам воевода тоже был здесь — его прибили к воротам, а после вспороли живот, но он был ещё жив и мелко вздрагивал, никак не желая покидать землю.
— Никого нет! — громко доложил подскочивший к жрецу десятник стражи.
— Ищите дальше! — с сильным акцентом велел монах. — Они должны быть тут! Воевода людей изменника из палат вывел!
— Да, как же так-то, батюшка?! — не выдержав, завопила одна из баб. — Радислав Радимович Государю верно служил всегда!
Жрец в ответ только махнул рукой в сторону толпы, и десятник, подскочив к давешней бабе, с размаху, впечатал кулак ей в челюсть. Та рухнула как подкошенная.